История Полтавы

И. П. Котляревский

• 

Подробности

Просмотров: 504

Айзеншток Иеремия Яковлевич. И. П. Котляревский.

Подається за виданням: И. Я. Айзеншток. И. П. Котляревский. // Котляревский, Иван Петрович. Сочинения. Вступит. статья и примеч. И. Я. Айзенштока. [Пер. с укр.]. Л., «Сов. писатель», Ленингр. отд-ние, 1969. 363 с.; 1 л. портр. (Б-ка поэта. Основана М. Горьким. Большая серия. 2-е изд.). Стр. 5-42.

Переведення в html-формат: Борис Тристанов.

И. Я. Айзеншток. И. П. Котляревский — 5

И. П. КОТЛЯРЕВСКИЙ

1

На рубеже XVIII и XIX столетий в Петербурге появилась книжная новинка — «Енеида, на малороссийский язык перелицованная И. Котляревским, иждивением М. Парпуры» (СПб., 1798), с «усерднейшим посвящением» — «любителям малороссийского слова». Эта небольшая книжечка знаменовала собой начало нового этапа в развитии украинской литературы.

Среди литератур всего мира немного найдется произведений, судьба которых была бы в такой же степени связана со всем последующим развитием родной литературы, которые, подобно «Энеиде», пользовались бы такою же непреходящей популярностью у читателей, начиная с самого своего появления. Вскоре после смерти И. П. Котляревского, в 1841 году, Вадим Пассек писал, что «"Энеида" была принята в Малороссии с восторгом: все сословия читали ее, от грамотного крестьянина до богатого пана». ¹

Действительно, на протяжении одиннадцати лет, с 1798 по 1809 год, было выпущено три издания поэмы, — для того времени это было свидетельством большого ее читательского успеха. Успех этот станет еще очевиднее, если сказать, что этим изданиям «Энеиды» предшествовали и им сопутствовали многочисленные рукописные ее копии.

Поэтом неожиданно заинтересовывались люди, имевшие очень слабое касательство к литературе (в частности, к литературе украинской), вроде, например, Наполеона, вывезшего из похода в Россию, в числе прочих «сувениров», также экземпляр «Энеиды», или великого князя Николая Павловича, будущего императора Николая I. Как сообщал «Украинский вестник», посетив в 1816 году Полтаву, он

¹ «Москвитянин», 1841, № 4, с. 563.

И. Я. Айзеншток. И. П. Котляревский — 6

«удостоил обещаний высокого покровительства своего... известного дарованиями своими автора Вергилиевой Энеиды наизнанку на малороссийском языке капитана Котляревского и изъявил желание иметь у себя два экземпляра оной». ¹

В 1822 году «Соревнователь просвещения и благотворения», публикуя отрывок из незадолго перед тем написанной пятой части поэмы Котляревского, именовал его «известным сочинителем» и в подстрочном примечании писал так: «Сообщаем его (т. е. отрывок) читателям журнала, надеясь, что доставим удовольствие любителям сего произведения, исполненного необыкновенной веселости, остроумия и во многих отношениях весьма оригинального». Журнал приглашал читателей «порадоваться», «узнав, что г. Котляревский совсем кончил Малороссийскую Энеиду и в скором времени намерен издать оную». ²

Надеждам на скорый выход полной «Энеиды» не было суждено осуществиться, хотя об этом заботились многие. Полная «Энеида» вышла только в 1842 году, уже после смерти автора.

«Коренные русские, читавшие «Энеиду» Котляревского, — отмечалось в «Отечественных записках», — хоть и вполовину понимали ее, однако ж дивились и чудному языку, и остроумию автора; между тем как переделка «Энеиды» на великорусское наречие Осипова, совершенно им доступная, наводила глубокий сон. Такова сила таланта!» ³

Об увлечении «Энеидой» русских читателей имеется немало и других свидетельств, начиная с заявления М. А. Максимовича о том, что «знали тогда многие великороссияне «Энеиду» Котляревского, даже его оду князю Куракину», и вплоть до упоминания в романе Д. В. Григоровича «Проселочные дороги» некоего провинциального помещика Николая Степановича Окатова, который «любил ... иной раз прочесть во всеуслышание басню Измайлова или страничку из «Энеиды» Котляревского, которую считал первым сочинением в мире». ⁴

Параллельно с успехом «Энеиды» Котляревского рос и год от года ширился успех его драматургии — «Наталки Полтавки» и «Солдата-чародея». Едва ли не самым горячим пропагандистом обеих пьес с самого их появления был М. С. Щепкин; для него они, как утверждает предание, собственно, и были написаны. Великий актер, много

¹ «Украинский вестник», 1816, № 7, с. 93.

² «Соревнователь просвещения и благотворения», 1822, ч. 17, с. 98-99.

³ «Отечественные записки», 1839, № 3, с. 134.

⁴ Д. В. Григорович, Полное собрание сочинение, т. 3, СПб., 1896, с. 191.

И. Я. Айзеншток. И. П. Котляревский — 7

гастролируя по стране, неизменно включал в свой репертуар «Солдата-чародея», сделав общеизвестной и чрезвычайно популярной роль простодушного крестьянина Чупруна. Нередко удавалось ему ставить и «Наталку Полтавку», где он играл роль Выборного Макогоненко. Благодаря Щепкину обе пьесы прочно утвердились в репертуаре не только провинциальных и любительских сцен; время от времени они исполнялись и в столичных (петербургских и московских) театрах, полностью или в отдельных сценах. ¹

Светлой и прочной оставалась слава Котляревского на протяжении многих десятилетий. Славу эту не могли поколебать лихие нападки разного рода «ниспровергателей», вроде О. И. Сенковского (Барона Брамбеуса) или П. А. Кулиша. Первый, в связи с изданием полной «Энеиды», объявив остроумие поэмы «простонародным» остроумием, которое «нельзя вывозить из одной земли в другую, как вывозят сало и пеньку», заметив попутно, что «даже Вольтерово остроумие кажется нам теперь вялым и безвкусным», патетически вопрошал: «Как же хотеть, чтобы остроумие Котляревского, остроумие не новое, не современное, и притом существенно Малороссийское, прельщало жителя Великороссии?» ²

Критику Сенковского можно было бы вовсе не принимать во внимание, если бы основной ее тезис — о пошлости и грубости юмора «Энеиды» — не был двадцать лет спустя подхвачен Кулишем. Для Кулиша, так же как и для Сенковского, «Энеида» являлась «бурлацким юродством». Но если в представлении Сенковского чтение «Энеиды» оскорбляло вкус «благородного» русского читателя, то для Кулиша поэма Котляревского оказывалась поношением всей украинской литературы.

«Когда появился Котляревский со своим Энеем, — писал Кулиш, — все от души расхохотались: вот он каков, этот простой украинский народ, от которого мы отошли, благодаря кое-кому из старых деятелей... Расхохотались, и этот хохот был самым страшным испытанием для нашего украинского писанного слова... Хохотом над «Энеидой» едва не убили сами земляки своего же новорожденного слова». ⁸

Можно было бы не вспоминать сейчас о попытках «ниспровержения» Котляревского, если бы попытки эти и позже время от времени не возникали в литературной критике. Последние выступления

¹ См.: Т. С. Гриц, М. С. Щепкин. Летопись жизни и творчества, М., 1966, с. 768-769.

² «Библиотека для чтения», 1843, т. 6, «Литературная летопись», с. 47-48.

³ «Основа», 1861, № 1, с. 244.

И. Я. Айзеншток. И. П. Котляревский — 8

такого рода встречались в украинском советском литературоведении тридцатых годов.

Попыткам принизить и ослабить историческую роль Котляревского энергично противостояли представители передовой украинской литературы (уместно вспомнить здесь имена Ивана Франко, Михайлы Коцюбинского, Марка Кропивницкого).

О художественных достоинствах произведений Котляревского не раз говорил Максим Горький. Осенью 1920 года в беседе с автором настоящей статьи Алексей Максимович назвал Котляревского «очень большим, глубоким и умным поэтом». В письме к И. Ф. Ерофееву (29 марта 1933 года), упомянув о том, что к украинской литературе он всегда питал «влеченье, род недуга», Горький писал дальше: «Очень хотелось издать Гулака-Артемовского, Основьяненко, Котляревского — особенно». ¹ А несколько позднее, беседуя с группой украинских писателей, Горький рекомендовал по образцу «Энеиды» создать памфлетную, остросатирическую поэму с современной тематикой — о буржуазных дипломатах, националистах разных мастей и рангов: «Почему бы вам, — говорил он, — не написать такой веселый бурлеск, как, скажем, «Энеида», про наших врагов?»

Славу Котляревского утвердили те его читатели, что видели в нем замечательного мастера родного слова, патриота, искренно любившего свою родину и поставившего ей на службу свое слово, свое мастерство. В этом кроется залог длительной и славной жизни его произведений.

«Мы смеемся, читая «Энеиду» Котляревского. Но подлинно смешны в ней не троянцы, а боги, не люди, а цари. Дух, который живит троянских «казаков», несмотря на то, что они одеты в бурлескное одеяние, остается героическим духом...

Мы живем в эпоху, вовсе не схожую с эпохой Котляревского... Но вспомним слова, произнесенные украинским народом устами П. Тычины:

Я стверджусь, я утверждаюсь —
Бо я живу.

В далекое от нас время, в несхожих условиях «Энеида» Котляревского была также самоутверждением — и в этом ее большое общественное значение, в этом тайна ее живучести, ее славы». ²

¹ М. Горький, Собрание сочинений, т. 30, М., 1955, с. 295.

² Олександр Білецький. Зібрання праць, т. 2, Київ, 1965, с. 121.

И. Я. Айзеншток. И. П. Котляревский — 9

2

Материалов для биографии Котляревского немного. Документальная их часть скудна и маловыразительна. Рассказы о нем современников часто противоречат один другому, иногда, очевидно, сочинены впоследствии и явно анекдотичны.

Вот то немногое, что позволяет установить основные вехи жизненного пути замечательного украинского писателя.

Иван Петрович Котляревский родился 29 августа 1769 года в Полтаве. В это время Полтава, некогда славный «полковой город», считалась заурядным уездным городом Новороссийской губернии, а по всему отрою жизни представляла собою большое украинское село, с чисто сельским укладом жизни.

Отец будущего писателя, хотя и числился дворянином, но «маетностями» (поместьями) и «во владении своем крестьянами» обременен не был. Средства к жизни добывал службой — был мелким чиновником («канцеляристом») магистрата.

Следуя установленному в то время обычаю, отец будущего поэта вписал его в 1779 году в «штат Новороссийской канцелярии», где Иван Петрович (в это время ему было десять лет) числился в продолжение четырех с небольшим лет, пока 14 сентября 1783 года ему не был присвоен первый классный чин — губернского регистратора. Делалось это повсеместно среди дворян, для того чтобы сократить сроки обязательной чиновной выслуги.

В действительности детство Котляревского прошло, как полагается, в учебе. По старинной украинской традиции, начальным обучением мальчика чтению и письму занимался местный дьяк.

В начале 1780 года десятилетний мальчик поступил в незадолго перед тем открытую в Полтаве духовную семинарию. О семинарской учебе в Полтаве дает представление рассказ однокашника Котляревского, известного впоследствии ученого-классика, высокопоставленного чиновника, члена Российской академии И. И. Мартынова. В автобиографических своих записях он вспоминал: «Проходя ординарные классы от форы до богословия, по обыкновенному тогда в семинариях порядку, сверх главных предметов учения, коими почитаются латинская и российская грамматика, поэзия, риторика, философия и богословие, я научился тут греческому, несколько немецкому языку и арифметике: другим наукам и языкам в сей семинарии тогда не обучали». ¹ Вопреки последнему категорическому заявлению,

¹ Памятники новой русской истории. Сборник исторических статей и материалов, издаваемый В. Кашпиревым, т. 2, СПб., 1872, с. 69.

И. Я. Айзеншток. И. П. Котляревский — 10

биографы Котляревского обычно указывают, что семинарии поэт обязан знанием французского языка.

При всем том и семинарская учеба, и «методы» преподавания, и в еще большей степени семинарский быт сохраняли много общего с предшествовавшим обучением у дьяка. Бессмысленная, отупляющая зубрежка была основной формой постижения наук. Что же касается быта полтавской семинарии, то он был весьма похож на тот бурсацкий быт, представление о котором современный читатель может почерпнуть из гоголевского «Вия» или «Бурсака» В. Нарежного.

Подобно бурсакам Нарежного и Гоголя, Котляревскому, надо полагать, приходилось снискивать себе пропитание налетами на ларьки базарных продавцов, на многочисленные в то время в Полтаве сады и огороды обывателей. Очевидно, случалось ему участвовать и в театрализованных представлениях по разным поводам.

Много позже, в знаменитой своей поэме, Котляревский неоднократно обнаруживал превосходное знание семинарского быта, обычаев, специального семинарского жаргона, распространенной среди семинаристов макаронической, латинско-украинской речи и т. д. Вообще же говоря, о семинарских годах жизни будущего поэта сохранились самые скудные, большею частью анекдотические упоминания и рассказы. Среди более вероятных из них можно назвать сообщение одного из соучеников Котляревского о том, что товарищи по семинарии прозвали его «рифмачом» — за любовь к сложному «плетению словес», за умение при случае говорить «складно» и в рифму.

В семинарии Котляревский провел десять лет и в 1789 году вышел из нее — незадолго до окончания курса, — так обычно поступали ученики, не предполагавшие в дальнейшем делать духовную карьеру. О нескольких годах жизни будущего поэта после выхода из семинарии известно только по рассказу близкого его знакомого и первого биографа С. Стеблин-Каминского. «По окончании курса наук» — писал он, — Котляревский занимался несколько времени в частных помещичьих домах воспитанием детей. В эту эпоху жизни своей... по словам современников его, он наблюдал нравы, обычаи, поверья и предания украинцев, бывал на сходбищах и играх простолюдинов и сам, переодетый, участвовал в них, прилежно вслушивался и записывал слова малороссийского наречия». ¹

Другой же ранний биограф Котляревского, пользовавшийся воспоминаниями и рассказами лиц, хорошо знавших поэта, Н. М. Сементовский, повторил эти же сведения с несколькими любопытными

¹ С. С(теблин)-К(аминский), Биография поэта Котляревского. — «Северная пчела», 1839, 4 июля.

И. Я. Айзеншток. И. П. Котляревский — 11

оттенками: «Живя несколько лет в деревнях, — писал он, — Иван Петрович хорошо изучил родной ему быт малороссиян, вник во все обычаи и характер своих земляков, пользовался всяким к тому случаем, старался рассматривать духовную сторону малороссиян, и хотя казался холодным наблюдателем обрядов и обычаев соотчичей, однако был наблюдатель-философ».

По уверению Н. Сементовского, к этому же времени (конец восьмидесятых — начало девяностых годов XVIII века) относится и начало литературной деятельности Котляревского: он «писал разные вирши на малороссийском языке, которые или расходились по рукам его приятелей и знакомых, или оставались в его портфеле, но впоследствии все погибли». ¹

Украинская литература, достигшая высокого расцвета в XVII веке, создавшая талантливые образцы школьной литературы (поэзия, драматургия) и замечательные произведения народной поэзии (думы, исторические песни), на протяжении XVIII века постепенно приходила в упадок; она так и не вышла из рамок традиционных форм школьной поэтики и проблематики. Причин подобного отставания было много. Главнейшие из них могут быть сведены к следующему.

Начиная с Петра I политика царской России в отношении Украины была направлена на «искоренение украинского сепаратизма». Под это понятие подводилось все, что в какой бы то ни было степени напоминало или могло напоминать былую политическую самостоятельность Украины. После измены Мазепы и его сторонников началось умаление, а затем уничтожение функций «украинской старшины» — высших в государстве постов, занимавшихся казацкой верхушкой. Эти посты оказались частью подчинены вновь образованной Малороссийской коллегии, частью совсем поглощены ею. А позднее, при Екатерине II, была уничтожена и сама Малороссийская коллегия и установлена на Украине единая со всей Россией администрация.

Одновременно шла планомерная борьба царского правительства с культурой украинского народа. Пропасть, отделявшая «простой народ» от «образованных классов», безмерно ширилась, особенно после окончательной ликвидации Запорожской Сечи (1775), после закрепощения украинского крестьянства (1783), после преобразования Киевской Могилянской академии (которая в продолжение полутораста лет была средоточием культуры украинского народа) в рядовую русскую духовную академию (1786). В обиходе Киевской академии,

¹ Николай Сементовский, Иван Петрович Котляревский. — «Северная пчела», 1846, 15 апреля.

И. Я. Айзеншток. И. П. Котляревский — 12

практиковалось изучение ряда древних и новых европейских языков, но начисто было изгнано употребление родного для большинства студентов украинского языка.

Одновременно на Украине шли процессы, диктовавшиеся непреодолимыми законами общественного развития. На протяжении XVII и особенно XVIII века в составе Российского государства оказалась объединенной основная масса земель, населенных украинским народом. Небольшая часть украинских земель, остававшаяся за пределами государственных границ России (Галиция, Буковина), была связана с Правобережной Украиной теснейшими узами (культурными, особенно экономическими) вплоть до середины XIX века. Все шире и глубже проникали на территорию Украины, все больше внедрялись в ее экономику новые, капиталистические отношения. Были подготовлены, таким образом, условия для формирования украинской нации, для создания украинской национальной культуры. Одним из первых по времени ощутительных проявлений этого процесса была «Энеида» И. П. Котляревского.

У нас нет сколько-нибудь точных и определенных данных о том, когда именно приступил украинский поэт к работе над поэмой, когда окончил ее. Известно только, что непосредственным побудительным стимулом для Котляревского послужил выход в свет в 1791 году первых двух частей шутливой поэмы Н. П. Осипова «Виргилиева Енейда, вывороченная наизнанку». Весьма вероятно, что первоначально Котляревский предполагал дать украинский перевод поэмы Осипова — об этом убедительно свидетельствует сопоставление начальных строф обеих поэм.

Очень скоро, однако, Котляревский отходит от перевода поэмы Осипова; то сохраняя сюжетный ее костяк, то отдаляясь от него, соблюдая самый «выворот наизнанку», он щедро расшивает по этой канве уже по собственному почину, следуя велениям собственной творческой фантазии, украинским историческим и народно-бытовым материалом.

Когда увлекся Котляревский замыслом своей поэмы, когда приступил к работе над ней? Это не могло произойти ранее 1791-1792 года, то есть ранее выхода в свет «Енейды» Осипова, ранее того, как печатные экземпляры поэмы дошли до полтавского захолустья. ¹ Вместе с тем это не могло произойти позже 1794 года, которым помечен один из самых ранних сохранившихся списков украинской по-

¹ Совершенно отпадают, таким образом, как несостоятельные, утверждения некоторых старых биографов Котляревского о том, что он будто бы начал работать над «Энеидой» еще в семинарии.

И. Я. Айзеншток. И. П. Котляревский — 13

эмы. Можно с полным правом предполагать, что работу над поэмой Котляревский начал в 1793-1794 годах. ¹ По-видимому, очень быстро одна за другой были написаны первые три части поэмы.

Они распространялись обычным для того времени способом — в виде списков. Процесс распространения шел также быстро: наиболее старый список «Энеиды» был сделан для Евгения Болховитинова, в то время епископа Воронежского, не с авторского оригинала, но с какого-то другого списка, не всегда и не во всем исправного; кроме того, в этом списке отсутствует вторая часть поэмы. Можно себе представить, сколько раз переписывалась поэма, пока в конце концов не попала на книжную полку рясофорного любителя поэзии.

В 1796 году Котляревский бросает педагогическую деятельность и вступает на военную Службу — в Северский карабинерный полк, расположенный в самой Полтаве и сформированный Румянцевым на базе старинного украинского казачьего полка. В полку поэт провел двенадцать лет: начав службу 1 апреля 1796 года кадетом, он 23 января 1808 года, «по прошению», был «отставлен капитаном».

Военная служба могла привлечь к себе Котляревского тем, что давала ему возможность жить в самой Полтаве, которая быстро росла, обстраивалась, сделалась губернским городом. Конечно, не может быть вовсе исключено и другое предположение: что вступление Котляревского на военную службу вызвано было какими-то личными переживаниями, какой-то неудачной любовной историей, — такая версия также существует, хотя основывается на устном предании, не могущем быть ни подтвержденным, ни проверенным какими бы то ни было достойными доверия фактами или соображениями. ²

«Аттестат», выданный Котляревскому 15 февраля 1806 года, характеризует его как офицера, «исполнявшего свою должность и звание с отличной рачительностью и прилежанием». ³

К этому же времени относится и еще одно поэтическое произведение Котляревского: «Песня на новый 1805 год пану нашему и

¹ К этой же дате подводит, с другой стороны, признание самого И. П. Котляревского, дважды повторенное в его письме к Н. И. Гнедичу от 27 декабря 1821 года. В письме он говорит об издании поэмы в полном ее виде и о желании своем вкусить «плоды двадцатишестилетнего моего терпения и посильных трудов». И немного ниже еще раз: «Я над малор(оссийской) Энеидою 26 лет баюшки баю» (I. П. Котляревський, Повне зібрання творів, т. 2, Київ, 1953, с. 85).

² См.: В. Савинов, Первая любовь Котляревского. — «Северная пчела», 1863, 24 марта.

 ³ «Наукові записки Полтавського літературно-меморіального музею I. П. Котляревського», вип. 1, 1958, с. 75.

И. Я. Айзеншток. И. П. Котляревский — 14

отцу князю Алексею Борисовичу Куракину», малороссийскому генерал-губернатору.

В 1806 году Котляревский был назначен адъютантом генерала Мейендорфа, командира 2-го корпуса русских войск. Назначение это совпало по времени с началом русско-турецкой войны 1806-1812 годов.

Кроме непосредственных адъютантских обязанностей, Котляревский одно время вел «Журнал военных действий 2-го корпуса войск под командою господина генерала от кавалерии и кавалера барона Мейендорфа»; ¹ судя по объему «Журнала», его ведение не должно было отнимать у Котляревского слишком много сил и времени. Среди прочего материала «Журнал» отмечает один эпизод, в котором Котляревский принимал непосредственное участие: по поручению Мейендорфа он был направлен к буджацким татарам с заданием уговорить их «быть приверженными России». Поручение было успешно выполнено: четыре татарских уезда с 205 деревнями «прислали чиновников в засвидетельствование преклонности своей к России» и дали аманатов (заложников). За выполнение этого дипломатического поручения Котляревский был награжден орденом.

В 1807 году он был переведен в Псковский драгунский полк и, «через всю кампанию 1807 года», участвовал во «многих с турками сражениях», в частности при крепости Измаил. В январе 1808 года, как сказано, Котляревский вышел в отставку в чине капитана.

Нам представляется, что одним из возможных поводов добиваться отставки могло быть желание Котляревского (которому год спустя должно было исполниться сорок лет — возраст, по тем временам почитавшийся заслуженным и почтенным) поселиться оседло в Полтаве, поступить на гражданскую службу, используя очень лестные аттестации военного начальства, а также свою уже широкую литературную известность, и таким образом больше времени отдавать литературной работе, прежде всего — продолжению и окончанию «Энеиды».

Можно с достаточной долей уверенности утверждать, что в годы военной службы Котляревский продолжал работу над «Энеидой» и написал четвертую ее часть. С. Стеблин-Каминский относит продолжение поэмы к 1803 году. ² Во всяком случае, это не могло быть позже 1806 года, когда Котляревский получил новое назначение, вряд ли оставлявшее время для занятий литературой.

¹ См.: I. П. Котляревський, Повне зібрання творів, т. 2, Київ, 1953, с. 92-101. «Журнал» охватывает военные действия с 15 ноября по 16 декабря 1806 года.

² «Полтавские губернские ведомости», 1866, 22 июня.

И. Я. Айзеншток. И. П. Котляревский — 15

Выход в отставку открывал перед Котляревским возможность самому позаботиться об издании завоевавшей читательский успех поэмы в подлинном ее виде. В самом деле, в 1798 году «Энеида» была напечатана не только без ведома автора, но и по весьма недостоверному списку, со множеством погрешностей и прямых ошибок. Нам неизвестно, как встретил в то время это контрафакционное издание сам автор; по всему судя, издатель, украинский помещик, видный петербургский чиновник и профессор-медик Максим Парпура, не преследовал каких-либо материальных выгод и действовал исключительно в качестве одного из тех «любителей малороссийского слова», которым была посвящена изданная им книга. Известно зато, что позднее, выпустив авторское издание поэмы, Котляревский в описание адских мук разного рода грешников (часть третья) включил новую строфу, явно намекавшую на Парпуру и его издание (которое в 1808 году было повторено):

Там страхолюдную фигуру
Поджаривали, как шашлык!
Стеснять бесчестную натуру
Корыстолюбец не привык.
Ему и медь за шкуру лили,
И распинали на кобыле;
Пришлось на вертеле торчать
За то, что рукопись чужую,
Нарушив заповедь восьмую,
За деньги отдавал в печать.

В 1809 году, когда эта строфа появилась впервые в тексте поэмы, Котляревский решительно был настроен против попыток воспользоваться его произведением: он сам хотел его публиковать и продолжить работу над ним. Эти настроения поддерживались в нем многочисленными свидетельствами о популярности «Энеиды» на Украине и за ее пределами. Особенно сильно должна была его поразить встреча на Дунае с запорожцами. О ней сам поэт неоднократно рассказывал позже друзьям и знакомым.

Переправляя Котляревского через Дунай на лодке, запорожцы, узнав по разговору в нем земляка, спросили его «призвище» и восторженно обрадовались неожиданному знакомству с автором хорошо им известной и всеми любимой «Энеиды». Они приглашали поэта остаться у них «за старшого», — это одно уже само по себе говорило о степени их увлечения поэмой. ¹

¹ «Полтавские губернские ведомости», 1866, 22 июня.

И. Я. Айзеншток. И. П. Котляревский — 16

В 1808 году Котляревский возвратился в родную Полтаву, где был радушно принят как заслуженный воин, кавалер и известный поэт. Благодаря материальной помощи местного губернского предводителя дворянства С. М. Кочубея, он подготовил новое, авторское, издание «Энеиды», присоединив к уже известным трем частям еще одну — четвертую.

В связи с этим изданием Котляревский ездил в Петербург, возможно, связывая с поездкой также надежды служебного характера. Однако эти надежды не осуществились, ему пришлось возвратиться в Полтаву. Здесь 3 июня 1810 года он был назначен надзирателем Полтавского дома воспитания бедных; с 1827 года он совмещал с этой должностью еще одну — попечителя богоугодных заведений.

Служба не отнимала у него много времени, несмотря на отдельные поручения местных властей, иногда весьма хлопотливые. Так, в августе 1812 года Котляревский, по поручению малороссийского (полтавского и черниговского) генерал-губернатора Я. И. Лобанова-Ростовского, сформировал конный казачий полк для борьбы с Наполеоном. В 1813-1814 годах, по поручению того же Лобанова-Ростовского, Котляревский несколько раз ездил в различные командировки в качестве доверенного его лица. Бывая часто в доме генерал-губернатора, Котляревский принимал участие в любительских спектаклях, в частности с успехом выступал в пьесах Я. Б. Княжнина («Сбитеньщик», «Кутерьма»).

Таким же доверенным лицом и добрым знакомым остался Котляревский и для сменившего Лобанова-Ростовского на посту малороссийского генерал-губернатора Н. Г. Репнина (1816). После посещения Полтавы великим князем Николаем Павловичем Котляревский даже получил чин майора и значительную прибавку к жалованию в виде пенсии.

Любитель театра, Н. Г. Репнин способствовал привлечению в Полтаву одной из лучших провинциальных трупп — И. Ф. Штейна, среди актеров которой был М. С. Щепкин. Котляревского Репнин назначил директором театра: он должен был ведать административными вопросами и репертуаром. При ближайшем его участии было начато и доведено до счастливого окончания дело об освобождении Щепкина из крепостной зависимости. ¹

Служба, управление театром, литературные занятия заполняли все время Котляревского, вызывая уважение всех его знавших. Видный чиновник канцелярии Репнина М. Н. Новиков в одном из част-

¹ См.: И. Айзеншток, Из первых лет сценической деятельности М. С. Щепкина. — «Театр», 1938, № 8, с. 51-58.

И. Я. Айзеншток. И. П. Котляревский — 17

ных своих писем так отзывался о поэте как начальнике Дома воспитания бедных: «Чиновник сей в кругу воспитанников представляет почтительного и строгого родителя; награда трудов его напечатлена всегда на лице его, удовольствие внутреннее и одобрение совести видны во всех чертах его, и он, колико строг в управлении воспитанниками, столько же заботлив о доставлении им удовольствия». ¹

Работа над поэмой, хотя и медленно, все же приближалась к окончанию. В 1821 году наконец были написаны последние две части. По крайней мере, отрывок из пятой части автор, вероятно по инициативе Н. И. Гнедича, предлагал «Соревнователю просвещения и благотворения», после того как был избран почетным членом Вольного общества любителей российской словесности (29 августа 1821 года).

Однако ни в 1821 году, ни в 1827-м, когда Котляревского посетил молодой ученик историка М. П. Погодина, Н. А. Мельгунов, пытавшийся, по просьбе поэта, вести переговоры с издателями-книгопродавцами, ни даже в 1837 году, которым датировано письмо Котляревского к издателю И. Т. Лисенкову с предложением напечатать «Энеиду» целиком («я Энеиду кончил вполне до тех мест, как и Виргилий написал»), ² — дело с изданием «Энеиды» не подвинулось вперед. Лишь незадолго перед смертью поэта издание было поручено харьковскому книгопродавцу Волохинову, но самая книга вышла в свет только в 1842 году, когда автора уже не было в живых. Из двух своих пьес, издание которых было поручено Котляревским молодому тогда ученому И. И. Срезневскому, впоследствии известному академику-слависту, поэт незадолго перед смертью увидел напечатанной только одну — «Наталку Полтавку», вторая, «Солдат-чародей», вышла в 1841 году.

В начале 1835 года Котляревский вышел в отставку «по расстроенному здоровью» и последние годы жизни провел в своем полтавском домике, построенном, как значилось в надписи на сволоке (потолочной перекладине), еще 1 августа 1705 года. Здесь он и умер 29 октября 1838 года. Незадолго перед смертью он дал вольную семье крепостных своих крестьян. Скудное свое имущество (несколько рукописей, немного книг) он завещал друзьям. Разошедшиеся было по рукам рукописи поэта в настоящее время большею частью попали в государственные хранилища.

¹ І. П. Котляревський, Повне зібрання творів, т. 2, с. 165-166.

² Там же, с. 91.

И. Я. Айзеншток. И. П. Котляревский — 18

3

В количественно обширной литературе о Котляревском, естественно, особенно значительно число работ, посвященных «Энеиде». В подавляющем большинстве своем работы эти касаются собственно двух кругов вопросов: во-первых, вопросов, связанных с жанром и генезисом поэмы (отношение «Энеиды» к другим пародийным и бурлескным произведениям на тот же сюжет в России и на Западе; иногда в этой связи затрагивается вопрос о связи украинской поэмы с «Энеидой» Вергилия); во-вторых., о «реализме» поэмы Котляревского, о характере социальной сатиры в ней.

Первый из названных вопросов с достаточной полнотой освещен в существующей литературе. ¹ Нет также надобности подробно разъяснять, что по жанру своему «Энеида» Котляревского не является пародией, хотя ее неоднократно именовали таковой. Еще Н. Остолопов специально разъяснял: «Иные несправедливо принимают за пародию те сочинения, кои называют вывороченными наизнанку, как, например, «Енеиду», переложенную таким образом на французском языке Скарроном, а на русском Осиповым и Котельницким. Сей выворот наизнанку есть не иное что, как описание шуточным слогом тех происшествий, кои прежде описаны были слогом высоким». ²

Этот же «выворот наизнанку» имел в виду А. П. Сумароков, когда во второй своей эпистоле («О стихотворстве») писал:

Он в подлу женщину Дидону превращает,
Или нам бурлака Энеем представляет,
Являя рыцарьми буянов, забияк.

¹ Из основных, наиболее значительных, работ можно назвать: И. Стешенко, И. П. Котляревский и Осипов в их взаимоотношении. — «Киевская Старина», 1898, № 7-8; Н. Дашкевич, Малорусская и другие бурлескные (шутливые) Энеиды. — Там же, 1898, № 9; I. Стешенко, Енеїда Котляревського і Котельницкого в порівнянні з іншими текстами. — «Записки Українського наукового товариства в Києві», кн. 9, 1911; A. Jensen, Kotljarewskyj's Äneida. — «Записки наукового товариства ім. Шевченка», т. 117-118, 1913; «Ирои-комическая поэма», «Библиотека поэта», Большая серия, Л., 1933 (статьи В. А. Десницкого и особенно Б. В. Томашевского); Н. К. Гудзий, «Энеида» И. П. Котляревского и русская травестированная поэма XVIII в. — «Вестник Московского университета», 1950, № 7; П. К. Волинський, Іван Котляревський. Життя і творчість, Київ, 1955; О. І. Білецький, Котляревський і Осипов — В кн.: «Письменник і епоха», Київ, 1963; Karel Krejči, Heroikomika v básnictvé Slovaňu, Praha, 1964.

² «Словарь древней и новой поэзии, составленный Николаем Остолоповым», т. 2, СПб., 1821, с. 342-343; ср. также с. 27-32: «Изнанка».

И. Я. Айзеншток. И. П. Котляревский — 19

Итак, таких поэм шутливых склад двояк:
В одном богатырей ведет отвага в драку,
Парис Фетидину дал сыну перебяку.
Гектор не на войну идет — в кулачный бой,
Не воинов — бойцов ведет на брань с собой.
Зевес не молнию, не гром с небес бросает,
Он из кремня огонь железом высекает,
Не жителей земных он хочет устрашить,
На что-то хочет он лучинку засветить.
Стихи, владеющи высокими делами,
В сем складе пишутся пренизкими словами. ¹

Эти строки были написаны в 1747 году, то есть более чем за сорок лет до появления в печати «Вергидиевой Енейды, вывороченной наизнанку» Н. П. Осипова и примерно за полвека до выхода в свет «Энеиды» И. П. Котляревского, но, читая их, очень трудно отделаться от мысли, что Сумароков явно не мог не иметь в виду обе эти поэмы, — настолько точно схвачены в «Эпистоле» жанровые и стилевые особенности обеих поэм, в особенности первой из них. Нельзя исключить возможность того, что «Эпистола» Сумарокова подсказала Осипову жанровый замысел его поэмы, так же как немецкая поэма Блюмауэра подсказала его сюжетное воплощение.

В свое время А. И. Соболевский верно заметил, что «Энеида» Осипова «может быть названа переделкой, даже вольным переводом «Энеиды» Блюмауэра. Осипов следует по пятам за Блюмауэром, передавая последовательно, одну за другой, его строфы в семь стихов своими строфами в десять стихов и заменяя главным образом подробности немецкого быта подробностями быта русского. Так, например, у Блюмауэра Эней, придя в Карфаген, заходит в Kaffehaus и спрашивает себе Milchkaffe, а у Осипова он идет в кабак и пьет водку». ²

Думается, прав был Б. В. Томашевский, заметив, что «при травестировании Энея Осипов вовсе не думал ни о литературной пародии на Вергилия, ни о политической сатире. Его задачей было нагромождение комических положений. Следуя за Блюмауэром, Осипов размазывал его рассказ, отличающийся сравнительной краткостью... Стремясь к тому, чтобы поэма вышла как можно потешнее, Осипов

¹ А. П. Сумароков, Избранные произведения, «Библиотека поэта», Большая серия, Л., 1957, с. 123.

² А. Соболевский, К юбилею И. П. Котляревского. — «Библиограф», 1889, № 10-11, с. 190.

И. Я. Айзеншток. И. П. Котляревский — 20

до предела снижал язык и бытовую обрисовку персонажей. «Низкий» стиль переходил в стиль кабацкий, или, по терминологии того времени, — «бурлацкий». Герои преимущественно пьют сивуху и обмениваются «тулумбасами». В их речах преимущественно господствуют разного рода "забобоны"». ¹

Следуя своим бурлескным образцам — Осипову и Котельницкому — в построении и развитии сюжета поэмы, Котляревский отнюдь не стремился вслед за ними писать нарочито сниженным языком: он писал языком украинского народа, языком замечательной народной украинской поэзии, народных песен, сказок, дум.

Широкое использование Котляревским народного языка естественно подразумевало столь же широкое использование реалий повседневного народного быта, вместо бытовых реалий городских, сниженных в русской поэме Осипова.

Осипов так изображает житье-бытье праведных душ в подземном царстве Плутона:

Здесь хлеба черства оржаного
Умерши тени не едят,
И на стакан вина простого
Ни мимоходом не глядят,
Но для забавы и утехи
Медовы прянишны орехи
С коврижками всегда грызут;
Горячу жженку подпивают,
Калачиками заедают
И самоварный сбитень пьют.

Нетрудно видеть, что в этом описании использованы бытовые подробности, характеризующие несколько социальных городских групп: с одной стороны, «жженка», с другой — «медовы прянишны орехи», «калачики» и «самоварный сбитень». Котляревский значительно распространил перечисление лакомых яств, которые могли привлечь соображение читателя в картине загробной жизни праведников:

Они сидели, руки сложа,
Для них и в будни праздник был;
Покуривали трубки, лежа,
А кто хотел — горелку пил.
Но угощались там не пенной,

¹ См.: «Ирои-комическая поэма», «Библиотека поэта», Большая серия, Л., 1933, с. 254.

И. Я. Айзеншток. И. П. Котляревский — 21

А третьепробною, отменной
(Ей вкусу придавал бадьян),
А также запеканкой пряной,
Анисовой или калганной.
В ней были перец и шафран.

Вареники, оладьи, пышки
На блюдах высились горой.
Все наедались до одышки
Пшеничных калачей с икрой.
Там кушали паслен, клубнику,
Чеснок, рогоз, терн, ежевику,
Крутые яйца с сыровцом,
Какую-то глазунью — чудо! —
Немецкое, не наше блюдо, —
А запивали всё пивцом.

Здесь, так же как и у Осипова, наряду с народными яствами упоминаются яства «панские» («калачи с икрой», «глазунья»), однако Котляревский дает этому объяснение: ведь к сонму праведников причислены —

... бедняки, хромцы, юроды,
Что слыли дурнями у всех;
Слепцы, калеки от природы,
Сносившие глумленье, смех;
Все те, что летом и зимою
Голодные, с пустой сумою
Дразнили по дворам собак,
С мольбой в оконницы стучали,
Но «бог подаст» лишь получали
И уходили натощак.

«Панские яства», таким образом, в соответствии с народными воззрениями, должны были служить очевидным воздаянием за все испытанные в прошлом лишения, голод и холод.

У Осипова образ Невтеса нарочито снижен. «Смекало, знахарь и волшебник, колдун и сильный ворожей», он в то же время

Самой был научен Минервой
Пронырствам и пролазам всем;

И. Я. Айзеншток. И. П. Котляревский — 22

Окинуть не успеешь глазом,
Как он опутает вдруг разом
Хотя какого удальца.

Котляревский, так сказать, переводит образ Невтеса («по-нашему звался — Охрим») в обстановку старосветской Украины и создает ему немногословную, но весьма выразительную характеристику и биографию:

Опасный человек, пройдоха,
Он ворожить умел неплохо,
Был ведьмам родич и свояк,
Знал заговор на кровь людскую,
Отшептывал трясучку злую,
Гатить плотину был мастак.
Бывал в Силезии с волами,
Не раз ходил за солью в Крым
И продавал тарань возами;
Все чумаки братались с ним.

Собой невзрачный, а смышленый, —
Умнее, чем иной ученый!
Словечки сыпал что горох:
И растолкует, и расскажет,
И узелок любой развяжет.
Вдобавок был не трус и жох.

Как явствует из приведенных примеров (количество их можно было бы умножить), для Котляревского основной задачей было не столько «выворачивание наизнанку» Вергилиевой «Энеиды», сколько перелицовка всех без исключения действующих и упоминаемых в поэме лиц под персонажей современной ему действительности, под персонажей исторического прошлого Украины. Именно поэтому Невтес у него оказывается Охримом, поэтому и Палинур переименован в Тараса, поэтому же, наконец, спустившись в «пекло», Эней встречает там бесчисленное множество своих товарищей. Их имена и образы возникают не из поэмы Вергилия и не из осиповского «выворота наизнанку», — они навеяны недавним прошлым Запорожской Сечи, ее преданиями, в ту пору еще особенно живыми и близкими.

Вот троянцы плывут морем где-то неподалеку от Сицилии, они поют песни: «И запорожских песен славных Немало им пришло на ум». Вот приехали они в Карфаген и после богатого пира стали развлекаться плясками и играми:

И. Я. Айзеншток. И. П. Котляревский — 23

Бандура «горлицу» бренчала,
Сопелка «зуба» заиграла,
От дудки звон стоял в ушах.
«Санжарку» выводила скрипка,
И девушки плясали шибко
В суконных свитках, в сапожках.

Судьба забрасывает тех же троянцев во владения богатого и скупого царя Латина; царь, услыхав, «что хлебом-солью и дарами Почтил его Анхизов сын», начинает готовиться к встрече гостя: начисто подметаются хата, сени, двор, закупается обильное продовольствие, светлицы оклеиваются «печатными шпалерами», покупаются «картины затейные» у богомаза...

«Перелицованная» на украинский лад «Вергилиева Энеида» становится живым бытописанием «старожитной» Украины, быстро уходившей в прошлое, но по-прежнему дорогой и близкой любителям старины и родного народа. Картины этой старосветской Украины разбросаны на всем протяжении поэмы; они отрывочны, пестры, по большей части не связаны одна с другой, но в совокупности дают некую цельную картину, иногда овеянную дымкой легкой грусти по безвозвратно уходящему в прошлое большому и славному периоду истории украинского народа.

И тут же рядом поэт дает те же картины в неожиданно новом аспекте — сатирическом. Нет, не все, далеко не все так уже хорошо и примечательно в развеселой жизни, изображенной в украинской «Энеиде».

В развернутой панораме подземного царства, «пекла», в сменяющих одна другую сценах адских мук, на которые обречены разного сорта грешники, отдельные сатирические нотки сливаются в целую сатирическую симфонию, до сих пор поражающую воображение читателей заостренными бытовыми характеристиками «грехов», сочетающимися со столь же заостренно сатирическим изображением «пекельных кар» за них.

И примечательно, что поэт объясняет причины, по которым привлекается этот обширный «адский» материал. Он пишет:

Небесное поэту царство, —
Вергилий рассуждал умно
И знал все адские мытарства,
Да жил он чересчур давно!
Теперь, наверно, в пекле тоже

И. Я. Айзеншток. И. П. Котляревский — 24

Всё по-другому, непохоже
На то, как было в старину.
Покойного слегка поправлю,
Что скажут старики — добавлю,
На новый лад пером черкну.

Картины адских мук оказываются также своеобразным «выворотом наизнанку» повседневного человеческого быта: в пекле все оказывается наоборот, хотя вместе с тем все удивительно повторяет обычные отношения людей на земле. Отталкивание поэта от знакомого всем быта позволяет ему дать панораму большой сатирической силы, панораму, в которой многие литературоведы видят черты (или «элементы») сатиры реалистической.

О «реализме» Котляревского пишут часто, иногда с оговорками («элементы реализма»), иногда без них, с завидной категоричностью историко-литературных оценок. Как правило, при этом смешиваются воедино совсем различные понятия: реальность бытовых деталей, бытовой обстановки, бытовых персонажей и реализм как художественное мировоззрение, предусматривающее, в классическом определении Ф. Энгельса, «кроме правдивости деталей верность передачи типичных характеров в типичных обстоятельствах».

Автор одной из многочисленных статей, посвященных «реализму» Котляревского, А. Ф. Шамрай, пытался обосновать типичность «сатирико-бытовых портретов», данных в «Энеиде». «Хотя они, — пишет он, — по большей части очерчены в «Энеиде» лаконично, в коротких зарисовках, однако при том являются значительным шагом на пути Котляревского к реализму. Его зарисовки можно назвать ассоциативными именно потому, что, по-своему переосмысляя картины античного первоисточника, автор дает определенную оценку и тем объектам, с которыми сравнивает своих персонажей. Именно путем таких ассоциативных сопоставлений Котляревский выводит ряд бытовых типов современного ему общества. Венера, независимо от своей сюжетной функции, переносится в обстановку полкового быта, создается знаменитый образ полковой дамы, которая «все с военными жила». В няньке Аматы едко обрисован тип старой помещицы с ее патологической привязанностью к своему песику, в Лавинии — образ молодой щеголихи, начитанной в романах, и пр.»

Указав на несомненную будто бы связь «зарисовок» Котляревского с русской сатирической комедией XVIII века, автор статьи полагает, что «Котляревский выразительнее, чем кто бы то ни было, поднимается над наивными приемами раннего реализма, изображавшего смешное то ли в физических диспропорциях персонажа, то ли

И. Я. Айзеншток. И. П. Котляревский — 25

в физиологических его преувеличениях». Между тем, продолжает А. Ф. Шамрай, Котляревский в своих персонажах «раскрывает социальную ограниченность того или иного образа в связи с его вкусами, привычками, обусловленными социальным его бытием. Так, преувеличенная развязность Венеры объясняется ее положением маркитантки, которая продавала «горелку с перцем» и стирала «офицерские манишки»; паразитическое существование няньки Лавинии обусловило ее привычки старой девы, так же точно, как замашки типичной жеманницы Лавинии смешны именно тем, что в них раскрываются недостатки господского воспитания того времени». ¹

Мы привели эту большую цитату, так как она в своем роде может быть признана характерной для многих литературоведческих работ об «Энеиде» Котляревского. А. Ф. Шамрай прав, когда пишет о бытовой точности выбранных им цитат. Но стоит выйти за пределы этих цитат, стоит только попробовать на основе цитат из «Энеиды» представить себе «биографию» Венеры, как все рассуждения о «типичности» образа рушатся.

Если обратиться к упоминаниям о Венере в разных местах поэмы, разнобой в характеристиках получится особенно пестрый и разительный. Вот, например, в начале поэмы Венера идет к Зевсу — предстательствовать за своего сына Энея:

Была Венера-вертихвостка
Востра и на язык бойка.
Смекнувши мигом, в чем загвоздка,
Кто настращал ее сынка,
Она приубралась, умылась,
Как в день воскресный нарядилась.
Пуститься в пляс бы ей к лицу!
В кунтуш люстриновый одета,
В очипке новом из грезета,
Явилась на поклон к отцу.

Судя по этому наряду, Венера изображена городской мещанкой либо богатой крестьянкой. Но в следующей части, спеша навестить Нептуна, она

Поехала в своем рыдване,
Не хуже сотниковой пани.

¹ А. П. Шамрай, Проблема реалізму в «Енеїді» I. П. Котляревського. — I. П. Котляревський, Повне зібрання творів, т. 1, Київ, 1952, с. 51.

И. Я. Айзеншток. И. П. Котляревский — 26

Сотник в старопоместной Украине был значительной фигурой, и поэт остроумно дает представление о богатстве Венеры развернутым описанием ее возницы и упоминаниями о том, что «зверье — не лошади у ней» или что «три гайдука скакали сзади».

В пятой части снова упомянут выезд Венеры («к Цибеле... старой»), — на сей раз значительно более скромный, «на кобыле сухопарой»:

Вскочила в тарантас богиня,
На облучок сел Купидон.

И, наконец, в шестой части последняя, наиболее развернутая «характеристика» Венеры, — именно та, которая дала А. Ф. Шамраю повод к приведенным выше замечаниям:

Венера молодицей смелой,
Живя с военными, слыла.
Битки в трактирах с ними ела,
Без церемоний пунш пила;
Привыкла щеголять в шинели,
Спать на соломенной постели,
Горелку с перцем продавать,
Мыть офицерские манишки,
В возке трястись без передышки,
Днем печься, ночью замерзать.

К каким бы «ассоциативным сопоставлениям» ни прибегать, приведенные цитаты не дают никакого материала для утверждения о том, что Котляревский, упоминая в поэме о Венере, имел в виду создать какой-то единый ее образ. Совершенно очевидно, что этот образ создавался в каждом отдельном случае самостоятельно, без оглядки на другие упоминания в поэме. Любое упоминание о Венере в поэме содержит ряд конкретных, живых бытовых деталей, но эти отдельные детали существуют разрозненно, каждая сама по себе, они не имеют ни малейших претензий дать в совокупности своей некий единый, цельный образ, тем более — образ типический. ¹

То же можно повторить и относительно любого другого персонажа «Энеиды», не исключая основного — самого Энея. Как в свое время хорошо подметил Н. К. Зеров, ² Эней Котляревского не имеет

¹ Близкую к нашей оценку вопроса о «реализме» «Энеиды» дал Е. П. Кирилюк в докладе на VI Международном съезде славистов: «Український реалізм літератури слав'янських народов у XIX ст.» (Київ, 1968, с. 7).

² М. Зеров, Нове українське письменство. — Історичний нарис, Київ, 1924, с. 44-45.

И. Я. Айзеншток. И. П. Котляревский — 27

ничего общего с бледным и пассивным героем Вергилия. Он не ставит, как этот последний, свои намерения и поступки в зависимость от воли богов, не ищет проявлений этой воли в пророчествах и таинственных знамениях.

В первых же стихах поэмы он характеризуется как живой, «бедовый» «парубок», «на шашни прыткий, непутевый», как коновод «бритоголовых голодранцев», вместе с ними удравший от захвативших Трою греков. Эта первоначальная характеристика в дальнейшем многократно подтверждается всем содержанием первых четырех частей поэмы. Эней лихо пляшет («как на аркане жеребец») в Карфагене, сводит с ума Дидону, совсем при этом забывая о заповеданной ему богами задаче — основании Рима. Это развеселый бродяга, воплощение распространенного в народных сказках и песнях, в школьных интермедиях образа запорожца, только лишенный традиционного запорожского удальства, иногда даже просто трусоватый: на гневный оклик «хозяина Олимпа», «хвост поджавши, как щенок, Эней затрясся, словно Каин». ¹ Даже узнав о смерти любившей его и полюбившейся ему Дидоны, Эней

Небесное сулил ей царство,
Себе — чтоб кончились мытарства
И новая вдова нашлась!
Таков Эней первых частей поэмы.

В последних двух частях «Энеиды» значительно реже и короче упоминается о «пьянственных подвигах» героя и его буйной ватаги. Эней предстает здесь перед нами рассудительным и предусмотрительным государственным мужем! Он успешно ведет дипломатические переговоры, заключает государственные союзы, умело командует войсками, храбро проводит поединок с Турном и серьезно выполняет свою миссию создателя новой Трои. Когда в шестой части поэт, по старой памяти, говорит о нем: «Эней — пройдоха, сам не промах», — это кажется несправедливым и неуместным. Ибо теперь Энея характеризуют совсем иные черты.

В тонкой и изысканной форме он отдает последние почести убитому в сражении союзнику (речь над телом Палланта); он полон чувства собственного достоинства; теперь это рыцарь, «к добру с рожденья склонный». Он храбр и могуч в сражениях, но в то же время готов прекратить ненужную драку, ибо — «зачем всех сангвис

¹ Ср. также, поведение Энея в начале третьей части (встреча с Сивиллой, путешествие в пекло).

И. Я. Айзеншток. И. П. Котляревский — 28

проливать?..» Одним словом, это уже не запивоха-буян, не отчаянный гуляка-сердцеед, а мудрый и рассудительный запорожский атаман, отец казацкий, вроде многих, чьи имена сохранила благодарная память народная.

Нужно при этом еще иметь в виду: образ Энея в поэме основной, «стержневой», автор несомненно уделял ему особое внимание, — поэтому и отмеченный разнобой в его характеристиках представляется особенно выразительным. Этот разнобой показывает, что к поэме Котляревского нельзя подходить с мерилами реалистического искусства, что сам поэт, совершенно очевидно, вовсе не задавался задачей типизации своих персонажей, вполне довольствуясь верностью создаваемых им бытовых картин, бытовой точностью обстановки, костюмов и пр. Но все это само по себе, конечно, не является реализмом в современном значении этого термина. ¹

Говоря о Котляревском, об «Энеиде» в частности, пора уже перестать рядить его в ризы «реалиста», — право же, этим нисколько не будут умалены ни блестящий его талант, ни богатство и точность изображаемых им бытовых подробностей, сцен, персонажей! И замечательная его поэма ни на волос не утратит от этого ни своей привлекательности для читателя, ни своей ценности как плодотворного начала нового периода в развитии украинской литературы — для историков этой литературы.

 

4

Выше сообщалось, что Котляревский писал свою поэму на протяжении двадцати шести лет. Начинал он ее под свежим впечатлением от успеха переделки Осипова, когда даже далекий от увлечения бурлескной поэзией Карамзин в своей рецензии на первую часть «Енейды» признавал: «По справедливости можно сказать, что в нашей вывороченной наизнанку Энеиде есть много хороших и даже в своем роде прекрасных мест». ² Заканчивая свою поэму, Котляревский уже мог познакомиться с «Русланом и Людмилой», конечно знал баллады Жуковского, басни Крылова, прозу Карамзина.

В начале девяностых годов XVIII века ни у кого из читателей не могло возникнуть сомнений относительно высокой эстетической

¹ См. в этой связи очень тонкие и содержательные замечания Г. А. Гуковского в его книге: «Пушкин и проблемы реалистического стиля», М., 1957, с. 144-144.

² «Московский журнал», ч. 6, 1792, май, с. 205; цит. по кн.: «Ирои-комическая поэма», «Библиотека поэта», Большая серия, Л., 1933, С. 255.

И. Я. Айзеншток. И. П. Котляревский — 29

ценности произведений Ломоносова, Сумарокова, Державина, Хераскова, Сумароков, например, для этого времени «прекраснейших стихов разумнейший творец», «творец преславныя и пышныя Семиры», «наперсник Боалов». Когда Херасков написал «Россиаду» (1779), «несколько петербургских литераторов и любителей литературы собирались несколько вечеров сряду у Н. И. Новикова, чтобы обдумать и написать разбор поэмы, но не могли: тогда еще было не по силам обнять столь большое произведение поэзии!» ¹ В начале двадцатых годов XIX века Хераскова, не говоря о Сумарокове, читали одни только немногие литературные староверы.

Уже априорно можно было бы предположить, что это общее изменение читательских вкусов не могло не затронуть и Котляревского, не могло не отразиться в его поэме, несмотря на всю «заданность» ее стилистики. Действительно, уже в одной из первых историко-литературных статей, посвященных «Энеиде», было отмечено, что «цельность поэмы страдает и оттого, что последние песни ... написаны в другом тоне, нежели первые». ² В настоящее время замечания об этом стали общим местом. Выше мы вскользь коснулись этой разницы, заговорив об эволюции образа Энея в поэме.

Она особенно наглядно прослеживается на материале одного из наиболее характерных элементов стилистики «Энеиды» — ее сравнений.

В произведении, подобном поэме Котляревского, сравнения нарочитым своим подбором, своей неожиданностью, наличием подтекста, прямо противоположного тому, о чем идет речь, — должны подчеркивать шутливый, насмешливый характер «выворота наизнанку».

Действительно, сравнения первых частей «Энеиды» полностью соответствуют этой цели: как правило, они коротки, образованы большей частью с помощью союзов и наречий «как», «словно», «точно». Юнона «тут раскудахталась, как квочка»; «И пестовалась как с болячкой, Как с трясавицей иль горячкой, с Энеем пани каждый день»; «Взыграл и сам Эней-троянец, Как на аркане жеребец»; «Они, как брагу поросята, Горелку начали лакать»; «Уставились на схватку боги, Как жабы летом из росы»; «И как собака, хвост поджавши, Венера стала у дверей»; «С чего насупился ты грозно И, как индюк, раздул кадык? С чего затосковал ты слезно, Как по болоту, мол, кулик?». Самый характер сравнений — преимущественно с животными,

¹ М. А. Дмитриев, Мелочи из запаса моей памяти, М., 1869, с. 31-32.

² Н. М. В. (Н. М. Минский), И. П. Котляревский. — «Новь», 1885, № 4, с. 708.

И. Я. Айзеншток. И. П. Котляревский — 30

болезнями и т. п. — должен был непосредственно, «в лоб» соответствовать бурлескному характеру поэмы.

Сравнений иного рода, то есть без прямого столкновения самого предмета сравнения с его «выворотом наизнанку», значительно меньше: Дидона «оделась, как в корчму на танцы»; «Эней как будто с неба — шасть!»; Эней «мутил, как на селе солдат»; Энею «уж больно море надоело, Как дождь осенний — чумакам»; «Хлестало с неба, как из бочки»; Дидона «побагровела, словно рак, Остервенилась, расшумелась, Как будто белены объелась».

В последних двух частях поэмы значительная часть сравнений принадлежит к той же категории, подсказывавшейся бурлескным характером поэмы: «Вулкан и сам размяк, что кваша»; «Меня раздавят, словно гниду»; «Юпитер ... свирепо гаркнул старый, Как на собак псари орут»; «Уж больно вы до смертных падки — Что грек до нежинских колбас», Венера «сидела на цепи, как сучка»; Турн «ерзает, как черт в болоте»; «Сначала подскочил к Камилле, Как добрый жеребец к кобыле».

Но рядом с этими сравнениями — их можно назвать «традиционными» — мы встретим здесь сравнения совсем иного рода; например распространенные сравнения, каких раньше Котляревский не знал:

Как вихрь бушует на дорогах,
Как воды пенятся в порогах,
Так в ярости Эней летит.
Ещё выразительнее другой пример:
Как волк в овчарне втихомолку
Смиренных потрошит ягнят,
Как хищный хорь, подобно волку,
Терзает в темноте цыплят,
Как, накуривши дымом серным,
В ночи, с начальством беспримерным,
Без шума крадут бурсаки
Гусей, индюшек, уток жирных
Из хлева у гевалов мирных
(Чем промышляют и дьяки), —
Так наши смелые вояки,
В рутульский стан сумев залезть,
От крови красные, как раки,
Энея защищали честь.

И. Я. Айзеншток. И. П. Котляревский — 31

В первом примере сравнение вовсе лишено бурлескного оттенка, во втором — стиль бурлеска налицо, хотя начато и закончено это распространенное сравнение вполне серьезно. В последних двух частях такие «серьезные» сравнения встречаются не раз. Вот несколько примеров: «как волна волну сменяла, Так дума думу прогоняла»; «Как молния летит сквозь тучу, Врага настиг в один момент»; «Как искра с порохом зажженным Должна исчезнуть заодно, Так Низу с ворогом сраженным Погибнуть было суждено».

Даже «зоологические» сравнения уже не несут обязательной установки на комизм; ср., например:

У Турна помутился разум.
Что супротив него Полкан!
Знай носится на Белоглазом,
Ревет, как раненый кабан.
Летит к Ролланту, лошадь хлещет,
Зубами лязгает, скрежещет, —
Вот-вот укусит молодца!
Турн саблищей как замахнется
Да к шее конской как пригнется!
Так ловит хитрый кот скворца.

Можно спорить относительно бурлескного характера второго из отмеченных здесь сравнений, но первое, несомненно, имеет вполне серьезный характер, точно так же, как несколько дальше: «Как ястреб хищный на цыпленка, На Мага напустился он».

Примечательно появление в последних двух частях «Энеиды» сравнений сентименталистского характера: «Эней в беде — как птичка в клетке; Запутался, как рыбка в сетке, Теряясь в мыслях, молодец».

Особенно выразительна в этом отношении сцена смерти Палланта:

Палланта он мазнул чеканом
По черепу что было сил,
Царевича с коня стащил.
Из раны кровь текла густая
И запеклась, уста смыкая.
Недолог был Палланта век.
Увял, сердешный, поневоле
Былинкой скошенною в поле:
Турн череп надвое рассек.

И. Я. Айзеншток. И. П. Котляревский — 32

И, наконец, момент бегства Эвриала и Низа из вражеского лагеря:

Они, попавши в передрягу,
Бегут, быстрее гончих псов.
Бедняги к лесу дали тягу
От супостатов, от врагов, —
Так пара горлинок невинных
Летит — спастись в лесах пустынных
От хищных ястреба когтей.

Продолжая наши наблюдения, можно было бы, например, припомнить сцену свидания Венеры с Вулканом (часть пятая):

Венера, соскочив с полатей,
Простоволосая, в халате,
К Вулкану кралась босиком.
Как будто с ним и не венчалась,
А скрытно по ночам встречалась
И в кузню бегала тайком
и т. д.

Вся эта распространенная сцена, вместе с заключительной строфой («Кто станет осуждать Венеру?» и т. д.), сделана по образцу сентиментально-эротических произведений Макарова или Шаликова. Полное отсутствие бурлеска мы усматриваем в характеристике Эвриала, в его прощальном обращении к Иулу; здесь также довольно явственно пробиваются черты сентименталистского стиля, — самого Эвриала поэт называет «нежным» (в оригинале еще выразительнее: «чулий», то есть «чувствительный»).

Как ни разрозненны эти наблюдения, в совокупности своей они довольно согласно подсказывают мысль о том, что, начав свою поэму как бурлескную, поэт затем явно эволюционировал в своих художественных вкусах в сторону сентиментализма (это отразилось также в «опере» «Наталка Полтавка»). Вынужденный придерживаться в своей поэме избранного бурлеска, поэт все чаще отходил в сторону от такой легкой и некогда привычной шутливой манеры, все чаще допускал соединение элементов бурлескного и сентименталистского стилей.

Примером подобного смешения двух стилей может служить большая сцена сумасшествия матери Эвриала после его смерти и ее причитания. Н. К. Зеров полагал, что «сцена ее плача над сыном принадлежит к самым фальшивым сценам «Энеиды», особенно если сравнить ее с «поэтичным плачем матери Эвриала у Вергилия»: «Там,

И. Я. Айзеншток. И. П. Котляревский — 33

ошеломленная горем, она не находит сил для проклятий; она вся изливается в скорбных жалобах: пускай рутульские стрелы унесут и ее ненужную ей жизнь, а великий отец всех богов смилосердится над нею, пославши ей смерть и право войти в Тартар». ¹

Думается, в данном случае сравнение поэмы Котляревского непосредственно с созданием Вергилия неправомерно, уже потому прежде всего, что Котляревский не подражал Вергилию и не переводил его поэму, а «выворачивал ее наизнанку». В действительности в данной сцене как раз очень отчетливо отразилось то сочетание различных манер изложения (бурлескной, сентименталистской), о котором шла речь выше. Припомним, что в первых частях поэмы Котляревский по возможности старался обойти трагичные моменты: сцену смерти Дидоны в первой части он включил лишь в третье (первое авторское) издание поэмы, нет никаких данных о том, что сцена эта существовала раньше.

Сцена отчаяния матери Эвриала сначала напоминает сцену отчаяния Дидоны в первой части поэмы: поэт ограничивается протокольной передачей действий старухи («Как будто разум потеряла: Седые волосы рвала И в грудь со стоном ударяла, Лицо щипала и скребла» и т. д.). Что же касается самого причитания, то оно совершенно лишено бурлескных моментов и является перепевом украинских народных причитаний и плачей.

Нам кажется, что эти отклонения от принятого с самого начала тона поэмы, во-первых, убедительно объясняют, почему именно последние части поэмы представлялись читателям художественно более слабыми, нежели первые; во-вторых, дают повод для предположений о творческой эволюции Котляревского-поэта, позволяют утверждать, что эволюция эта шла от классицизма (хотя бы и в такой форме, как бурлеск) к сентиментализму.

Эти утверждения и предположения в свою очередь позволяют кое в чем по-новому посмотреть и на драматургическое творчество Котляревского, по времени непосредственно предшествовавшее работе поэта над последними частями своей знаменитой поэмы.

 

5

Работа над «Энеидой», привлекавшая, как мы видели, творческое внимание Котляревского в течение двадцати шести лет, по всей справедливости может быть названа делом всей жизни поэта. Остальные его произведения, — их очень немного, — частью не тре-

¹ М. Зеров, Нове українське письменство, с. 45-46.

И. Я. Айзеншток. И. П. Котляревский — 34

буют подробных характеристик и объяснений, частью принадлежат к иным литературным жанрам и, естественно, могут быть упомянуты в настоящей статье более общо и коротко.

В конце 1804 года Котляревский написал «Песню на новый 1805 год пану нашему и отцу князю Алексею Борисовичу Куракину», которая в старых изданиях иногда называлась «Одой князю Куракину». Опубликованная сравнительно поздно, «Песня» широко распространялась в списках.

Ко времени публикации «Песни» старая одическая традиция уже давно прекратилась; самая «Песня» первым ее публикаторам представлялась каким-то поэтическим анахронизмом, весьма сомнительным по своим тенденциям и, во всяком случае, резко отрицательно характеризующим поэта. Так, П. А. Кулиш считал «Песню» «наполненной грубой лестью», характеризовал ее как уродливые и антинародные вирши, предназначенные единственно для того, чтобы привлечь внимание первой «особы» в Полтаве к скромному поэту-автору, так же как это делали в XVIII веке многие пииты. ¹

Эта резкая характеристика существовала до тридцатых годов XX века.

Были, однако, оценки и совсем иного рода: автор нескольких серьезных работ о Котляревском И. Стешенко считал «Песню» произведением «необыкновенно важным» «для определения личности» поэта, произведением, в котором «поэт продолжает быть не только украинским писателем и притом человеком добросердечным, ... гражданином в лучшем значении этого слова, является поборником не-феодальной правды». ² Существенным следует признать также замечание историка Полтавы о том, что, обращаясь к А. Б. Куракину с «Песней», Котляревский не мог ожидать для себя лично никаких выгод, так как находился в то время на военной службе и ни в малейшей степени не зависел от влиятельного вельможи. Это выглядит тем более многозначительно, что сменившим Куракина на посту малороссийского генерал-губернатора Лобанову-Ростовскому и Репнину Котляревский никаких посланий не посвящал, хотя с обоими был довольно близок. ³

Обращаясь к Куракину с посланием, Котляревский, видимо, был действительно восхищен деятельностью просвещенного вельможи, который, будучи назначен генерал-губернатором в родную Поэту

¹ «Основа», 1861, № 1, с. 251.

² И. Стешенко, Иван Петрович Котляревский, автор украинской «Энеиды» (Критическая биография), Киев, 1902, с. 21.

³ И. Ф. Павловский, Очерк жизни и деятельности малороссийского генерал-губернатора князя Куракина, Полтава, 1914, с. 123.

И. Я. Айзеншток. И. П. Котляревский — 35

Полтаву, вознамерился сделать этот захолустный город достойной своей резиденцией. Вместе с тем Котляревского, с присущей ему «наклонностью к добру», те могли не прельщать такие черты Куракина, как его доступность для всякого рода просителей, его широкая благотворительность, его энергия администратора. Свое восхищение поэт и выразил «Песней»; какого бы то ни было «искательства» сего стороны в ней, конечно, не было.

В «Песне» Котляревского очень многое напоминает образцы традиционной оды: я одическая десятистрочная строфа с традиционным же распределением рифм, и размер, и общий характер стихотворения, призванного прославить лицо, которому оно посвящено. Вместе с тем украинский язык «Песни», отсутствие в ней «лирического восторга», при котором одописец, говоря словами поэта, —

... вскидает всюду взгляд,
Взлетает к небесам, свергается во ад
И, мчася в быстроте во все края вселенны,
Врата и путь везде имеет отворенны, —

столь же близко напоминает традиционные украинские рождественские, пасхальные или новогодние поздравительные вирши, отличаясь от них «правильным» стихосложением и живым народным языком. Думается, сочетание обоих указанных источников и породило «Песню» — стихотворение, соединившее в себе наивную простоту школьных виршей с одической торжественностью.

Сказанное исключает существовавшие предположения, будто бы «Песня», подобно «Энеиде», также представляет собою травестию, что в ней действительность «выворочена наизнанку», что «Песня», таким образом, двоемысленна, скрывает в себе некий подтекст.

То, что могло дать повод для предположений о травестин, вывороте, — прежде всего легкий, живой стих с подчеркнуто сниженными, разговорными интонациями, народная лексика, которой автор владел безукоризненно, — возникло, с одной стороны, от недостаточной разработанности украинского литературного языка (к 1805 году ведь даже «Энеиды» была написана лишь меньшая половина), с другой — было своеобразным художественным приемом. Автор нарочито прикидывался простаком, чтобы таким образом оправдать свою позицию человека, не устающего без конца восхищаться всеми плодами деятельности адресата «Песни».

О том, что этот художественный прием оказался удачным, свидетельствует не только широкая известность «Песни» далеко за пределами Украины (мне известно около двадцати ее списков, в разных

И. Я. Айзеншток. И. П. Котляревский — 36

хранилищах всего Советского Союза), но и многочисленные подражания ей. ¹

В конце 1817 года малороссийский генерал-губернатор Н. Г. Репнин пригласил в Полтаву труппу И. Ф. Штейна, которую современники признавали одной из лучших провинциальных трупп в России. Замыслив превратить свою официальную резиденцию, Полтаву, в своего рода «украинские Афины», Репнин, по рассказу современника, «вознамерился устроить там постоянный театр и бывшую труппу Штейна принял под свое особенное покровительство». «В развалинах одного казенного здания, — рассказывает тот же современник, — устроен был театр, довольно удобный и поместительный. Предложена была и подписка на абонемент лож и кресел как городским жителям, так и окрестным дворянам. Таким образом составилась сумма, хотя на первый раз и незначительная, но с помощью собственно от князя Н. Г. Репнина — достаточная, чтобы устроить декорации, нанять довольно хороший оркестр (помещика Маркова) и всем актерам назначить хоть какое-нибудь постоянное жалованье». ² Украшением труппы в это время был М. С. Щепкин, выносивший на себе обширный репертуар; сам Штейн, поссорившийся с труппой, в Полтаву не поехал и занялся преподаванием танцев в Харьковском институте благородных девиц.

Репнин назначил двух директоров труппы; одним из них стал Котляревский. Несколько раз в году труппа выезжала на гастроли в Чернигов, Харьков, Ромны. Поездки эти, весьма выгодные в материальном отношении, были по необходимости ограничены короткими периодами ярмарок, дворянских выборов, и т. п. Большую же часть года труппа была вынуждена проводить в провинциальной и малолюдной Полтаве. И хотя тот же осведомленный современник (А. О. Имберг, полтавский чиновник, разделявший с И. П. Котляревским тяготы директорства) сообщает, что «публика, желая угодить князю, да и для собственного своего удовольствия, употребляла все усилия, чтобы дело не пошло назад, и вот предприятие это достигло, наконец, того, что возрожденный театр посещали охотно и сбор заметно увеличивался», ³ — сохранившиеся архивные документы

¹ Соответствующий материал собран в книгах: I. Айзеншток, Українські пропілеї, т. 1, Харків, 1928; «Бурлеск і травестія в українській поезії першої половини XIX ст.», Київ, 1959. См. также: П. Попов, Вітчизняна війна 1812 р. у відображенні сучасної їй поезії на Україні — «Філологічний збірник Київського державного університету», 1952, № 4.

² Воспоминания А. О. Имберга. — «С.-Петербургские ведомости», 1864, 5 октября.

³ Там же.

И. Я. Айзеншток. И. П. Котляревский — 37

красноречиво опровергают его утверждения. 15 октября 1818 года Котляревский доносил Репнину, что «сборы по театру здесь так малы, что жалованья за сентябрь не всем еще актерам выдано. В один вечер в театр пришли только четыре зрителя, взносу сделали 14 р., и я принужденным нашелся отказать в спектакле». ¹

С деятельностью полтавского театра, состав труппы которого был необычайно силен, ² связано и появление двух пьес И. П. Котляревского: «Наталка Полтавка» и «Солдат-чародей». Обе они были написаны в 1819 году и тотчас же сделались пьесами «репертуарными» — качество, которое они сохраняют вплоть до настоящего времени. Обе пьесы были близко связаны с репертуаром полтавского театра.

С особенной отчетливостью это видно в первой из пьес, в «Наталке Полтавке». Она возникла как резкий полемический протест против одной из особенно часто ставившихся в эти годы пьес А. А. Шаховского — «анекдотической оперы-водевиля» «Казак-стихотворец». Герой этого водевиля — украинский казак-поэт Семен Климовский, которому приписывается сочинение нескольких популярных народных песен. Уходя на войну со шведами (действие оперы происходит во времена Петра I, вскоре после Полтавской победы), Климовский, «хороший стихотворец, храбрый воин», оставляет в родном селе любимую девушку, дочь бедной вдовы Добренчихи. Так как от Климовского долгое время нет никаких известий, к Марусе сватается «казацкий тысяцкий», пан Прудиус, которому помогает писарь Грицько. Прудиус уверил Марусю, что ее милый погиб в сражении со шведами; когда же Климовский неожиданно возвращается, тысяцкий и писарь возводят на него поклеп, будто бы он растратил деньги, присланные царем для возмещения потерь, понесенных жителями села от военных действий; на самом же деле деньги давно были получены и присвоены Прудиусом. Все эти хитрые махинации раскрывает некий князь, присланный с денщиком Деминым проверить, дошла ли до народа царская милость. Они

¹ I. П. Котляревський, Повне зібрання творів, т. 2, с. 82.

² Кроме Щепкина в состав труппы входил, например, актер И. В. Угаров. Щепкин характеризовал его как «существо замечательное, талант огромный», добавляя тут же следом: «Добросовестно могу сказать, что выше его талантом я и теперь (то есть в 40—50-х годах. — И. А.) никого не вижу» («Михаил Семенович Щепкин. Записки. Письма. Современники о Щепкине», М., 1958, с. 117). Входили в состав труппы также супруги Налетовы; Е. В. Налетова была первой исполнительницей роли Наталки.

И. Я. Айзеншток. И. П. Котляревский — 38

разоблачают плутни Прудиуса и Грицька и содействуют соединению Маруси и Климовского.

Подобно всем пьесам Шаховского, «Казак-стихотворец» был сделан с большим мастерством, основная тема пьесы — борьба народа с иноземным врагом, многочисленные намеки и аллюзии усиливали ее злободневность накануне и в первые месяцы Отечественной войны 1812 года, когда она появилась на сценах страны.

Успеху пьесы содействовали введенные в нее украинские песни, гармонизованные композитором К. Кавосом.

Однако на Украине произведение Шаховского возбудило общее негодование зрителей, прежде всего потому, что язык большинства персонажей — по замыслу автора украинский («малороссийский») — в действительности был искусственной; надуманной подделкой, каким-то жаргоном, оскорблявшим слух всякого, кто знал, как говорят украинские крестьяне. Кроме того, Шаховской историю Украины и быт ее народа знал очень приблизительно, — это также повело за собою ряд крупных и мелких ошибок, незаметных для русских зрителей, но резко бросавшихся в глаза зрителям-украинцам.

Мы подробно остановились на всех этих обстоятельствах, так как они всего лучше помогают раскрыть полемический характер замысла «Наталки Полтавки».

Сравнивая водевиль с предшествовавшей ему и сопутствовавшей комической оперой, Шаховской в одной рецензии писал: «Комическая опера требует простоты и ясности в плане, быстроты в ходе и гораздо более действия, чем разговора. В водевиле же, напротив, зритель не ищет ни быстрого действия, ни привлекательного содержания, но довольствуется остротою разговора и замысловатостью стихов, которые поют обыкновенно на известный голос. Автор водевиля, не делая вреда своей пьесе, часто помещает ненужные явления и вводит посторонние действующие лица, единственно для того, чтобы сказать несколько острых слов и пропеть шутливые или сатирические куплеты. От сего пьеса, сочиненная водевилем, часто делается суха и растянута, когда к ней прибавят дуэты, трио, квартеты и финалы, необходимые для комической оперы» ¹.

Независимо от того, читал ли Котляревский эти теоретические высказывания, затерянные на страницах театрального журнала, они представляют интерес, как суждения крупнейшего драматурга и теоретика начала века. Во всяком случае, они помогают кое-что

¹ «Драматический вестник», 1808, ч. 1, № 25, с. 201-202; цит. по кн.: А. Гозенпуд, Музыкальный театр в России от истоков до Глинки, Л., 1959, с. 552.

И. Я. Айзеншток. И. П. Котляревский — 39

уяснить в композиции «Казака-стихотворца», а заодно и «Наталки Полтавки».

Обе пьесы содержат отдельные сцены, казалось бы не имеющие прямого отношения к развитию действия, даже тормозящие его, но в свое время вызывавшие живейший интерес к себе. Современников эти сцены, подсказанные самим жанром водевиля, привлекали непосредственными откликами на злобу дня. В «Казаке-стихотворце» это — ряд острых политических аллюзий, сталкивавших между собою события 1709 и 1812 годов. В «Наталке Полтавке» это — большая сцена (действие 2, явление 7) беседы Петра, Миколы, Возного и Выборного, не требовавшаяся драматургической интригой, но также подсказанная и оправданная жанровой спецификой пьесы, раскрывавшая, что в основе замысла пьесы был водевиль, впоследствии уже выросший в «оперу», что, наконец, Котляревский, создавая «Наталку. Полтавку», живо откликался на местные события.

Необычайно актуальным для полтавского зрителя 1819 года был, например, разговор о постройке в Полтаве тротуаров и связанных с этим мероприятием обязанностях домовладельцев. Позднее эту сцену обычно сокращали во всех изданиях пьесы, начиная с первого, вымарывали ее при постановках «Наталки Полтавки» за пределами Полтавы: она и впрямь не нужна для хода действия.

Еще более животрепещущим и вместе с тем острополемическим было упоминание в той же сцене о впечатлениях Петра от посещения Харьковского театра, куда «вечером съезжаются паны, сходятся всякие люди, кто заплатить может, и смотрят комедию». Молодому полтавскому казаку Петру «полюбилась наша малороссийская комедия. Там была Маруся, были Климовский, Прудиус и Грицько», — речь, очевидно, идет о «Казаке-стихотворце». Они, продолжает Петро, «пели русские песни на наш голос. Климовский танцевал с солдатом. А что говорили, понять было трудно, потому что эту штуку написал москаль по-нашему и очень слова перепутал».

Высказав со сцены мнение о языке пьесы Шаховского, Котляревский затем, устами тех же действующих лиц, дает оценку исторической правдивости «Казака-стихотворца». На замечание Петра, что «Климовский человек образованный, песни складывал и выборным казаком был. Служил в полку пана Кочубея во время баталии со шведами под нашей Полтавой», — следует справедливое возражение, что «в славные полтавские времена ... Кочубей не был полковником и полка не имел. Пострадавший от изверга Мазепы... Василий Леонтьевич Кочубей был генеральным судьей, а не полковником». А на новое замечание Петра, что в пьесе Шаховского «и Искру почитают», — следует новое разъяснение: «Искра, шурин Кочубея, был

И. Я. Айзеншток. И. П. Котляревский — 40

полковником полтавским и пострадал вместе с Кочубеем чуть не за год до Полтавской баталии. Следовательно, думать надо, что полком он не командовал во время сражения при Полтаве».

Котляревский, однако, не ограничился прямыми возражениями со сцены по поводу фактических и языковых несообразностей водевиля Шаховского. В «Наталке Полтавке» он очень близко повторил сюжетную ситуацию «Казака-стихотворца», повторил и намеченное Шаховским распределение действующих лиц: паре влюбленных, Марусе — Климовскому, у него соответствуют Наталка и Петро; паре негодяев, Прудиусу и Грицьку, — Возный и Выборный; матери Маруси, Добренчихе, — Горпина Терпелиха. И, наконец, князю и Демину в пьесе Шаховского Котляревский противопоставил казака Миколу, освободив таким образом разрешение сценического конфликта от вмешательства сторонней «высшей силы», сделав это разрешение более простым и естественным с точки зрения существовавших бытовых отношений на Украинце.

К сказанному следует еще добавить, что, вслед за Шаховским, Котляревский ввел в свою пьесу много песен, отчасти подлинных народных, отчасти специально им сочиненных — очень удачно, поскольку большинство этих песен также затем вошло в народный песенный обиход.

И еще одно. В пьесе А. А. Шаховского каждое из действующих лиц являлось носителем одной определенной группы черт характера, более всего определявшихся существовавшими в то время сценическими амплуа. Этому в значительной степени следовал и Котляревский, однако, в отличие от Шаховского, он стремился сделать действующих лиц не отвлеченными «персонажами», но живыми лицами, показав почти каждого из них, так сказать, в нескольких ракурсах. Даже Возный, наиболее традиционный персонаж пьесы, в конце концов оказывается не только и не просто «комическим злодеем», как Прудиус: он не лишен здравого смысла, и в монологе заключительной сцены («Размышлял я предовольно...») даже изъясняет свою всегдашнюю расположенность к добрым делам, хотя, «за недосужностию по должности и за другими хлопотами, доселе ни одного не сделал». Детальный анализ роли Возного дал повод одному из критиков энергично возражать против установившихся трафаретов в исполнении этой роли и характеризовать Возного как чуть ли не последователя идей украинского просветителя философа Сковороды. ¹ С этой характеристикой можно и должно спорить, но уже

¹ Александр Русов, Какая роль Возного в «Наталке Полтавке». — «Киевская старина», 1904, № 1, с. 41-64.

И. Я. Айзеншток. И. П. Котляревский — 41

самое ее появление показывает, что образ Возного отнюдь не исчерпывается его ежеминутно повторяемой присказкой («те-то, як його» — «как его, того-сего»).

При всем том нельзя говорить о «Наталке Полтавке» как о произведении реалистическом — примерно по тем же соображениям, какие приводились выше применительно к «Энеиде». Котляревский не предполагал отходить от традиций жанра водевиля (или оперы-водевиля), вовсе не собирался отказываться от сентименталистского показа действительности. Он лишь стремился к сохранению в своей пьесе подлинных деталей украинского крестьянского быта и бытовых отношений, — в этом тоже была полемика с пьесой Шаховского, который украинского села не знал вовсе и пользовался уже созданными до него трафаретами в изображении села «вообще»; придуманный им язык персонажей, якобы украинский, и несколько народных песен, вставленных в пьесу, призваны были придать пьесе входивший в моду национальный, простонародный в частности, колорит.

Что касается второй пьесы Котляревского, водевиля «Солдат-чародей», то, как давно уже установлено, она является украинской переделкой очень распространенного во многих литературах мира анекдота о солдате (студенте, клерке), который, выдавая себя за колдуна, разоблачает любовников, собиравшихся обмануть недалекого и доверчивого мужа. Н. П. Дашкевич, посвятивший специальное исследование обозрению возможных «источников» «Солдата-чародея» ¹, полагал, что Котляревский обработал французский фарс «Le soldat-magicién» Д'Ансома, отметив, впрочем, вместе с тем самостоятельность Котляревского в обрисовке действующих лиц. Предположение Н. П. Дашкевича неизменно упоминается во всех работах о Котляревском, хотя большинство авторов высказывает сомнения в том, что фарс Д'Ансома в самом деле мог попасть в украинскую глушь. Однако и помимо этого своего предположения Н. П. Дашкевич собрал большой материал, показывающий, что сюжет «Солдата-чародея» принадлежит к категории весьма распространенных во многих странах «бродячих сюжетов»; бытует этот сюжет и в украинском фольклоре.

Значительно существеннее то новое, что внес Котляревский в сюжет. Это новое касается более всего образа Тетяны. В отличие от женщин в других обработках этого сюжета, Тетяна не обманы-

¹ Н. Дашкевич, Вопрос о литературном источнике украинской оперы И. П. Котляревского «Москаль-чарівник». — «Киевская старина», 1893, № 12.

И. Я. Айзеншток. И. П. Котляревский — 42

вает не собирается обмануть своего мужа: она любит Михайла Чупруна и только по легкомыслию принимает ухаживания Финтика, не придавая им серьезного значения; затем она деятельно участвует в его изобличении.

Отчасти по-новому прозвучал также образ самого Финтика, мелкого канцеляриста, возомнившего себя чиновной фигурой в родном селе. Новой была, собственно, не сама фигура канцеляриста, а те нотки протеста против преувеличения ее общественного значения, которые отчетливо ощущаются в пьесе. Приехав в село навестить мать, Финтик избегает показываться с нею на людях, скучает, оставаясь с нею наедине. «Мне скучно сидеть дома и заниматься с матушкой, — объясняет Финтик Тетяне. Она такая простая, такая неловкая, во всем по-старосветски поступает, рано обедает, рано спать ложится, рано просыпается, а что всего для меня несноснее, что в нынешнее просвещенное время одевается по-старинному и носит очипок, намитку, плахту и прочие мужичьи наряды». Заключительное покаяние Финтика («Милостивые благодетели! Ваше великодушие проникло в мою совесть. Она пробудилась и представляет мне докладный регистр моих бесчинств» и т. д.) в этом смысле звучит строгим осуждением подобного сорта людей.

Годы 1968 и 1969 являются юбилейными для Котляревского. Кроме основного, «большого» юбилея — двухсотлетия со дня его рождения в 1969 году (к этому юбилею приурочено издание настоящей книги) — на 1968 год пришлось 150-летие успешной сценической жизни обеих его пьес и исполнилось 170 лет первого издания знаменитой его поэмы.

Примечательно, что все это — юбилеи живого в читательском сознании писателя.

Произведения Котляревского непрерывно переиздаются, отнюдь не залеживаясь на прилавках книжных магазинов и библиотечных полках; их изучают в средней и высшей школах как ценнейшие образцы классической украинской литературы, его пьесы не сходят со сцен профессиональных и самодеятельных театров...

Котляревский пережил значительную и очень характерную творческую эволюцию. Однако на всех ее этапах он неизменно оставался близким родному народу; эту свою близость он постоянно подчеркивал. Она-то и содействовала жизненности произведений украинского писателя начиная с самого их рождения и вплоть до настоящего времени.

Иеремия Айзеншток