«Рука Франции» в культурном наследии Полтавы
- Подробности
- Просмотров: 1155
«Рука Франции» в культурном наследии Полтавы
Владимир Вайнгорт,
доктор экономических
наук (Таллин)
Полтавское культурное наследие, превратившее центр города в уникальный музей под открытым небом, неожиданно оказалось под угрозой разрушения как "имперская символика". При этом нынешняя Украина не устаёт напоминать, что идёт в Европу. А в культурном наследии Полтавы прежде всего реализован как раз европейский культурный код. В частности, сильно влияние французской культуры, особенно, архитектуры Франции рубежа XVIII и XIX вв. Тому, как это получилось, посвящено настоящее культурологическое исследование.
Создание полтавской губернской столицы
"Дней Александровых прекрасное начало" обернулось для тогдашней Малороссии административной реформой. Малороссия была разделена на две губернии: Полтавскую и Черниговскую. Реализовывать становление новых образований выпало на долю близкого Александру I сановнику — князю Алексею Куракину.
События развивались чрезвычайно быстро. Александр "взошёл на трон" 15 сентября 1801 г. Куракин стал губернатором Малороссии 4 февраля 1802 г. А уже 27 февраля создаётся Полтавская губерния и Алексей Куракин становится её губернатором. Темп перемен позволяет полагать, что вряд ли инициировал реформу управления сам Куракин. При отсутствии документальных подтверждений, возможно справедливо мнение, что продвигал перемены близкий новому царю петербургский сановник — Виктор Кочубей. Правнук безвинно казнённого Василия Кочубея, племянник всемогущего при Павле I канцлера Российской империи Безбородко, Виктор Кочубей сразу после воцарения Александра, в сентябре 1801 г. стал вице-канцлером и членом Коллегии иностранных дел. Как замечено в статье Википедии, "гораздо важнее, что Кочубей стал одним из ближайших советников императора и вошёл в состав негласного комитета по преобразованию государственного строя России" [1].
Наряду с этим Виктор Кочубей являлся крупным латифундистом, обладателем огромных сельскохозяйственных пространств вокруг Диканьки недалеко от Полтавы и потому превращение её в административный и экономический центр сразу повышало эффективность хозяйственной деятельности принадлежавших Кочубею украинских имений.
По тем же причинам заинтересован был в превращении Полтавы в экономический региональный центр владелец соседней с кочубеевской земельной латифундией, расположенной вокруг Миргорода, владелец 70 000 десятин земли и 46 000 крепостных Дмитрий Трощинский (1749—1829), тоже влиятельный петербургский сановник: с 1802 по 1806 гг. министр уделов и человек близкий императору (достаточно сказать, что он был автором манифеста Александра I, с которым тот обратился к стране в момент воцарения) [2].
Оба поддерживали полтавского губернатора не только влиянием, но и собственными средствами, а также безвозмездной передачей земель вокруг Полтавы. Алексей Куракин, оказавшись в Полтаве, сразу понял, что бывшая крепость превратилась в большое украинское село, утопавшее весной в цветущих вишнёвых и абрикосовых садах, а осенью — в грязи, поскольку в городе не было ни одной мощённой дороги. В этих условиях Куракин решает создавать губернский центр не в пределах существующего поселения, а отодвинувшись от городской черты почти на два километра в сторону поля Полтавской битвы (случившейся в 1709 г. почти за столетие до создания Полтавской губернии).
По авторской гипотезе Алексей Куракин, получивший европейское образование и поездивший по европейским столицам при планировании новой Полтавы (подчеркнём, на пустом поле) руководствуется принципами популярной в то время теории "идеального города", развивавшийся прежде всего французскими просветителями, идеи которых были близки петербургским сановникам — покровителям Куракина.
Реализация архитектурной утопии
Виктор Кочубей с 1802 г. министр внутренних дел империи (фактический руководитель кабинета министров) — явный франкофон. После получения образования в университете Женевы (1781—1784) и двухлетней учёбы в Упсала (1785—1786) Кочубей в 1799 г. поехал в Париж, чтобы слушать лекции Жана-Франсуа де Лагарпа (в то время исповедовавшего революционные просветительские взгляды). В Париже через масонские круги Кочубей знакомится с трудами и практикой архитектора Клода-Николя Леду, создавшего в конце XVIII в. проект французского "идеального города" Шо. Теоретические основы градостроительного проекта Шо (ныне признанного прорывным, на столетия опередившим своё время) изложены Леду в книге "Архитектура, рассмотренная в отношении к искусству, нравам и законодательству", изданной в 1804 г. Книгу эту российские сановники близкие Александру I не могли не знать по той причине, что (совершенно неожиданно) она открывалась посвящением русскому императору Александру I. Посвящение заканчивалось такими словами: "Все люди Земли скажут Александру Северному: Вы человек! Потому что Вы хотите улучшить общественный порядок, который поможет людям обрести счастье" [3]. Леду был видным масоном во Франции. Архитекторы того времени во многих европейских странах и в России часто оказывались активными масонами, поскольку само это движение вело свою историю от "вольных каменщиков", то есть от строителей, и строительные инструменты были главными масонскими символами.
Для реализации полтавского проекта князь Куракин приглашает столичного архитектора Амвросимова (назначив его главным губернским архитектором), известного масона несомненно знакомого с работами Леду, что отразилось в проекте центра Полтавы. На илл. 1 приведена перспектива центра города Шо, исполненная Леду. На илл. 2 приведен нынешний вид центра Полтавы "с птичьего полёта". На илл. 3 проект Леду церкви города Шо. На илл. 4 фасад здания присутственных мест на Круглой площади в Полтаве. Неудивительны эти совпадения, поскольку ранний Леду — французский неоклассицист. А здания Круглой площади в Полтаве спроектировали известные архитекторы "русского классицизма". Их проекты, как и проекты Леду — парафраз римского Пантеона. В результате этих сближений радиально-кольцевая планировка Полтавы почти идентична проектному решению овальной площади французского города Шо.
Центральное сооружение, завершающее и "связавшее" воедино ансамбль Круглой площади — монумент "Славы", спроектирован французским архитектором Тома де Томоном. Жан-Франсуа Тома де Томон (1780—1813) один из основоположников русского классицизма как явления новой эпохи европейской архитектуры. Начало деятельности этого французского архитектора в России почти совпало с началом царствования Александра I, по указу которого от 30 января 1802 г. Тома де Томон был принят на российскую службу. В перечне архитектурных шедевров созданных по его проектам (среди которых застройка стрелки Васильевского острова с ростральными колоннами) монумент "Славы" в Полтаве (илл. 5) занимает одно из самых заметных мест. Гипотеза автора о влиянии французской архитектурной школы на выбор решения всего ансамбля Круглой площади в Полтаве как результата французского культурного влияния на Виктора Кочубея, Алексея Куракина, архитектора Амвросимова не имеет документальных подтверждений. Но реализация такого крупного проекта достаточно далеко от столицы с привязкой по срокам к 100-летнему юбилею Полтавской битвы (к июню 1809 г.) была бы неподъёмной задачей сановника без постоянной и активной поддержки губернатора Алексея Куракина самыми влиятельными лицами империи.
Главный аргумент здесь — личный административный опыт автора, которому в качестве одного из руководителей строительного комплекса Эстонии (заместителя министра строительства республики, а затем заместителя председателя Госстроя) пришлось реализовать похожий по масштабу и срочности проект строительства объектов Олимпиады-80 в Таллине (где проходила олимпийская парусная регата и строились для этого: олимпийский комплекс с причалами, телевышка, городской холл на 6000 мест, канализационный коллектор для всего центра города, многокилометровое шоссе на отсыпанной территории у морского берега Таллинского залива). При наличии всех распорядительных документов такие объёмные инвестиционные проекты в условиях большой концентрации государственной власти требуют постоянного дружеского контакта местных руководителей с государственными чиновниками самого высокого уровня и полного взаимопонимания между ними. Французская культурная ориентация Кочубея, Куракина, Трощинского сказалась на французском культурном акценте архитектурного ансамбля центра Полтавы.
Памятник зарождающегося в Европе нового
архитектурного стиля
Французом был также автор ещё одного полтавского архитектурного шедевра — "Памятника на месте отдыха Петра I". Этому полтавскому памятнику (илл. 6) не повезло с окружающей его средой. Плотно придвинувшаяся к нему застройка, мягко говоря, крайне неинтересна. И стоит он на краю тротуара, будто собирается переходить довольно оживлённую транспортную магистраль. Только тыльная его часть обращена к обаятельной в своей простоте Спасской церквушке. Потому и фотографируют его всегда с одной стороны. Так, чтобы за ним оказалась зелёная кулиса с проглядывающим сквозь ветви куполом церкви.
Фотографируют часто, поскольку стоит памятник в исторической части города и не одна экскурсия его не минует. Экскурсоводы непременно сообщают, что автор монумента — брат знаменитого русского художника Карла Брюллова, написавшего "Гибель Помпеи". Им и, само собой, экскурсантам, как правило, невдомёк, что оба брата — французы по фамилии Брюлло, а российское звучание ей придали по высочайшему повелению перед поездкой братьев в Италию (в момент оформления выездных паспортов). В тот момент старшему из братьев — автору полтавского памятника — Александру Брюлло было 24 года. И большой вопрос, насколько правомерно поднимать значимость автора монумента близостью его к именитому художнику. В момент создания полтавского памятника архитектор Александр Брюллов никак не уступал брату-художнику в известности. К тому времени по его проектам в Петербурге построено здание, замыкающее Дворцовую площадь (между Зимним дворцом и Генштабом); в самом Зимнем дворце им оформлено несколько залов; он придал Мраморному дворцу тот вид, который мы видим и сегодня; наконец, он автор комплекса зданий Пулковской обсерватории.
Так что — большой вопрос — кто из братьев был в то время более знаменит. Заметим, кстати, что Помпея сыграла немалую роль в творческой судьбе обоих. У одного — присутствуя в названии самой известной его картины. У другого — в качестве названия архитектурного стиля — "помпейского", который связан с архитектором Брюлловым.
Странность рассматриваемого нами монумента в том, что он посвящён событию, которого, скорее всего, не было (в чём многие историки уверены). Скорее миф, чем факт, что Пётр I сразу после Полтавской битвы "отдыхал" в квартире коменданта Полтавской крепости — полковника Келина. Есть масса свидетельств, что ни в ночь, ни в дни, следовавшие за битвой, молодому царю было не до отдыха. А тогда о чём говорит памятник? Он совсем не о краткой передышке между боями. Архитектор явно "перешагнул" идею заказчика.
"Прочтём" символику памятника, отрешившись от мысли об отдыхе Петра. Начнём с ограды из стволов пушек, воткнутых жерлами в землю. Эти пушки стрелять не будут никогда. А скульптурная композиция из щита, меча и шлема, сложенных за ненадобностью, ничего общего не имеют с реальным вооружением и головными уборами армии Петра I периода Полтавской баталии. Это обобщённый образ инвентаря войны.
То есть для автора маловажно: отдыхал Петр I в этом месте после Полтавской виктории или не отдыхал. Перед нами символика на тему "прощай, оружие". Откровенно антивоенное высказывание. Важную роль в этом играет необычный чёрный массив, составляющий часть монумента.
Прежде чем говорить об этом, предлагаю посмотреть на особенности творческого почерка архитектора Брюллова в его произведениях не связанных с государством как заказчиком.
На мой взгляд, самое неожиданное из этих сооружений — церковь Петра и Павла в Шуваловском парке (илл. 7). Некоторые историки архитектуры считают её образцом эклектики (смешением стилей). А по мне это образец абсолютной художественной свободы, которую позволил через несколько десятилетий архитектурный модерн. Так же, как и в созданной Александром Брюлловым лютеранской церкви святых Петра и Павла на Невском проспекте (илл. 8). В этом проекте 1832 г. наличествуют две башни, соединившиеся в 1849 году в один чёрный вполне модернистский объём полтавского антивоенного монумента.
Заметим, что по силуэту и деталям навершия чёрный параллелепипед полтавского монумента похож на башню, поставленную рядом с невысоким шале итальянского типа, образующих дачу Александра Брюллова в Павловске (илл. 9). Кстати сказать, во время завершения сооружения дачи в Павловске жил Гоголь. Он то, как раз, понял основную мысль архитектурной композиции — дерзкого прорыва к звёздам от обыденности "текущего момента". Связь Александра Брюллова и Николая Васильевича Гоголя предмет особого разговора. Братья Брюлловы были близки нашему великому земляку на протяжении всего итальянского и петербургского периодов его жизни. Биографы писателя непременно отмечают, что он был одним из затейников весёлых вечеров на даче Александра Брюллова, а также постоянным участником музыкальных собраний в его доме, которые устраивала неплохая пианистка — супруга архитектора. Более того, можно предположить, что Гоголь наблюдал процесс создания монумента, который строился как раз в 1848 г., когда Николай Васильевич последний раз проводил почти год в Васильевке и (судя по его письмам) неоднократно бывал в Полтаве, где вряд ли не обращал внимания на реализацию проекта его многолетнего приятеля.
Но вернёмся к абсолютной непохожести этого памятника на традиции монументального зодчества середины XIX в. Составляющий основу памятника огромный чёрный массив напоминает "Чёрный квадрат" Малевича. Этот абсолютно непарадный чёрный, не имеющий блеска, склепанный из листов железа для меня, например, абсолютный образ мира после войны. Железная тяжесть трудного времени. Впрочем, эти литературноцентричные ассоциации вряд ли закладывались в монумент его создателем. Для него это скорее всего была неожиданная свободная игра с формой.
В архитектуре так бывает, что творец выламывается из доминирующего в его время стиля. До становления модерна оставалось ещё лет сорок. А в работах Александра Брюллова он уже проклюнулся. В полтавском памятнике особенно заметно. Понимание этой его особенности не исключает предложенного мною "литературного" прочтения монумента доносящего до зрителя "простого как мычание" призыва: "Нет войне!". Обратите также внимание на силуэт памятника на фоне Спасской церкви при контросвещении (а оно таковым является в течение всего дня): чёрный массив венчает композиция повторяющая крест над церковью.
И, ещё одна "нестандартность" памятника: он был ликвидирован в начале тридцатых годов прошлого века как прославление царизма, а затем тогда же восстановлен с некоторыми малозначащими идеологическими поправками молодыми советскими архитекторами, как огромная эстетическая ценность.
Итоговые слова
Великий философ и писатель XX в. Умберто Эко написал, что архитектурный объект, кроме сиюминутного идеологического назначения меняющегося во времени, имеет непреходящую эстетическую функцию. "Объект <культуры> в разные исторические эпохи и в разных социальных группах может пониматься по-разному, — утверждает Эко, — но, когда первичная его функция утрачивает смысл, вторичная эстетическая функция сохраняется" [4]. Для нашего разговора здесь важны слова об архитектуре "меняющей свои значения". Новое прочтение культурного наследия сегодня требуется Полтаве.
И у меня не укладывается в голове, что люди, вроде бы стремящиеся включить Украину в Евросоюз, одновременно пытаются уничтожить культурное, наследие созданное гением европейских архитекторов: француза Брюллова или Тома де Томона. Мне представляется, что сейчас как раз момент показать европейскому культурному сообществу глубинную связь и включенность полтавского архитектурного богатства в общеевропейский культурный контекст. Впрочем, успокаиваю себя, нечего пугаться. Надо просто верить в здравый смысл своих земляков.
Владимир Вайнгорт,
доктор экономических наук (Таллин)
Литература:
1. Кочубей, Виктор Павлович // Википедия. URL: https://ru.wikipedia.org/wiki/Кочубей,_Виктор_Павлович (дата обращения: 19.06.2024).
2. Трощинский, Дмитрий Прокофьевич // Википедия. URL: https://ru.wikipedia.org/wiki/Трощинский,_Дмитрий_Прокофьевич (дата обращения: 19.06.2024).
3. Леду, К.-Н. Архитектура, рассмотренная в отношении к искусству, нравам и законодательству. Перевод с фр. О. Махнева-Барабановой. Т. 1. Екатеринбург: Архитектон — Изд-во УралГАХА: Канон, 2003.
4. Эко, У. Отсутствующая структура. Введение в семиологию. ТОО ТК «Петрополис», 1998.
Ссылки на эту страницу
1 | Вайнгорт, Владимир Леонтьевич
[Вайнгорт, Володимир Леонтійович] - пункт меню |