История Полтавы

Бытовая старина в «Энеиде» И. П. Котляревского

• 

Подробности

Просмотров: 869

Сумцов Н. Ф. Бытовая старина в «Энеиде» И. П. Котляревского.

Подається за виданням: Сумцов Н. Ф. Бытовая старина в «Энеиде» И. П. Котляревского. — В кн.: "Из украинской старины" профессора Н. Ф. Сумцова. — Харьков. — Типография "Печатное Дело" кн. К. Н. Гагарина, Клочковская, № 5. — 1905. — 162 с. — Стор. 14—35.

Джерело: Internet Archive.

Переведення в html-формат: Борис Тристанов.

Сумцов Н. Ф. Бытовая старина в «Энеиде» И. П. Котляревского — 14

Бытовая старина в «Энеиде» И. П. Котляревского.

Существует мнение, наиболее ярким выразителем которого был П. А. Кулиш, что Котляревский в перелицованной «Энеиде» смеялся над украинцами. Кулиш находил, что «уже самая мысль написать пародию на языке своего народа показывает отсутствие уважения к этому языку». Вопреки этому крайне одностороннему мнению Н. И. Костомаров с похвалой отзывается об «Энеиде» и усматривает в ней «верную картину малорусской жизни». Историк украинской литературы проф. Н. И. Петров, во многом оправдывая Котляревского литературными традициями и условиями семинарского образования, все-таки находит, что Котляревский «пародировал малорусскую народную жизнь». Вообще, и в похвалах, и в порицаниях сквозит бытовая точка зрения. Котляревский отлично знал быт, нравы и язык малороссов, и потому у него часто прорываются меткие наблюдения. Нужно быть благодарным памяти поэта за эти оброненные им мимоходом этнографические богатства, и нельзя осуждать его за отсутствие стройных и цельных описаний малорусской природы и малорусского народного быта. Будь в то время так поднят интерес к народности и к этнографическим изучениям, как это было уже много лет позднее, в 40 и 50-е годы, то, можно думать, и Котляревский нашел бы другие литературные способы для применения своего богатого природного дарования и своих обширных этнографических познаний. Время выхода «Энеиды», т. е. конец XVIII ст. было временем лишь элементарного, зачаточного изучения народной жизни.

Среди значительного числа отзывов об «Энеиде» Котляревского особенного внимания заслуживают, содержательные и хорошо обставленные в научном отношении отзывы проф. Н. П. Дашкевича в «Киевской Старине» 1898 г. и П. И. Житецкого в «Киевск. Старине» 1899 и 1900 г. В статье «Малорусская и другие бурлескные (шутливые) Энеиды» проф. Дашкевич рассматривает произведение Котляревского на широком

Сумцов Н. Ф. Бытовая старина в «Энеиде» И. П. Котляревского — 15

поле сравнительно изучения. «Энеида» Виргилия — произведение, пользовавшееся в течение многих веков большим литературным авторитетом, издавна стала предметом пародии и шутки. Еще в XVII ст. французский писатель Скаррон выпустил «La Virgile travesti» — шутливую переделку «Энеиды», где классические боги и богини разделаны под орех, со многими веселыми картинами, местами с такой фривольностью, перед которой Котляревский оказывается очень скромным. В Германии в XVIII ст. «Энеиду» пародировали Михаэлис и Блумауер, в России незадолго до Котляревского — Осипов. Котляревский, как человек образованный, был знаком с некоторыми предыдущими переделками и, в частности, кое в чем подражал Скаррону. Чем объясняется выдающееся положение «Энеиды» Котляревского? Вот тут то и оказываются ценными беспристрастные научные выводы профессора Дашкевича. «Украинская «Энеида», говорит проф. Дашкевич, представляет сочетание пародии и бурлеска с глубокими мыслями, между прочим, с просвещенным вниканием в общественные отношения Малороссии в пределах русского государства и с народничеством. Народная стихия преобладает в этом сочетании, которое оказывается смехотворным лишь при поверхностном взгляде, а на деле озарено светом гуманной мысли, какой в то время было не так много в обществе». В талантливости шутливого изображения, в безыскуственности комизма Котляревский не уступает Скаррону и превосходит его по тонкости отделки и обилию бытовых подробностей. Проф. Дашкевич называет поэму Котляревского «обширной картиной малорусской общественности в рамках травестии и бурлеска». Забавный тон в Энеиде преобладает, но не властвует исключительно. Над всем господствует своеобразное общее созерцание жизни, своего рода философское миросозерцание. Наряду с веселыми шутками проскальзывают печальные мотивы, например:

Бида не по деревьям ходыть,
И хто-ж ии не скуштовав?
Бида биду, говорят, родыть,
Бида для нас — судьбы устав!

Заслуживают внимания те места, где автор высказываем свои личные нравственные воззрения.

Та вже що буде те и буде,
А буде те, що Бог нам дасть.
Не ангелы, такие ж люде,
Колысь нам треба всим пропасть.

Сумцов Н. Ф. Бытовая старина в «Энеиде» И. П. Котляревского — 16

Та же философия житейской мудрости слышится в словах:

Колы чого в руках не маешь,
То не хвалыся, що твое.
Що буде, ты того не знаешь,
Утратыш, може, и свое.
Не розглядивши, кажут, броду,
Не суйсь прожогом першый в воду,
Бо щоб не пасмышив людей.

В том же роде:

Не идь в дорогу без запасу,
Бо хвист от голоду надмеш.

На тему, что пугливая ворона и куста боится:

З людьми на свити так бувае,
Колы кого мих полякае,
То посли торба спать не дасть.

К тому же разряду моральных сентенций можно отнести последние стихи поэмы:

Живе хто в свити необачно,
Тому нигде не буде смачно.
А бильш колы и совисть жмет.

Здесь затронуто начало совести, те ее мучения, о которых Пушкин сказал:

Когтистый зверь, скребящий сердце...

Котляревский, однако, более склоняет читателя к радостному настроенно:

Чим бильш журытыся — все гирше,
Заплутаешься в лиси бильше,
Покинь лишь горе и заплюй...

Проф. Дашкевич находит, что «сатиризм Котляревского исполнен грандиозной мысли; он приближается по своему смыслу к основной идее «Похвалы глупости» Эразма Роттердамского, к ироническому изображению мира у Ариосто и, вообще, к концепции великих сатириков».

При такой высокой оценке Котляревского, с точки зрения общего миросозерцания и настроения, заслуживает еще внимания масса разбросанных в «Энеиде» любопытных замечаний по археологии малорусского быта и замечаний на живые темы современных автору общественных отношений. Так, заслуживает внимания сочувственное отношение к крестьянам, без вражды к дворянам, к числу которых принадлежал сам автор.

Сумцов Н. Ф. Бытовая старина в «Энеиде» И. П. Котляревского — 17

«Бувають всякии паны»,

говорит Котляревский, и потому у него есть паны и в аду, и в раю. В раю

Бувають вийскови, значковы,
И сотники, и бунчукови,
Яки правдыву жизнь вели;

но любопытно, что в ад паны попали за дурное обращение с крестьянами.

Панив за те там мордовалы,
И жарили зо всих бокив,
Що людям льготы не давалы,
И ставили их за скотив.
За те воны дрова возылы,
В болотах очерет косылы.

Интересно еще замечание Котляревского, что

Мужича правда есть колюча.
А панська на вси боки гнуча.

Кое-где проскальзывают замечания о чиновниках, между прочим, о главной язве тогдашнего чиновничьего быта — взяточничестве.

У нас хоть трохы кто тямущый...
То той хоть з батька та здере.

Достается не мало

«ченцям, попам и крутопопам»

за то, что

Мырян щоб зналы научать,
Щоб не гонялысь за грывнямы,
Щоб не возылись з попадями,
Та зналы церковь щоб одну,

особенно ксендзам, «до баб щоб не йиржалы».

Не лишено интереса описание рекрутчины, близкое к народному пониманию.

Пишлы, розвывшы короговку,
И слезы молодежь лила,
Кто жинку мав, сестру, ятровку,
У инчых мылая була.

В другом месте приводится мысль, что для войны нужны деньги и запасы хлеба:

Вийско треба харчуваты
И воин без вина хомяк,

Сумцов Н. Ф. Бытовая старина в «Энеиде» И. П. Котляревского — 18

Без битой голои копийки,
Без сий прелестницы злодийки,
Неможна воювать нияк.

Чуткая отзывчивость на современные общественные интересы создала Котляревскому прочное положение в потомстве. Насколько это положение прочно, можно судить по сравнению Котляревского с Николаем Ивановичем Гнедичем. Котляревский и Гнедич вместе учились в полтавской семинарии, были приятелями и похоронены рядом на городском полтавском кладбище [учитывая разницу в возрасте Котляревский и Гнедич не могли одновременно учиться в семинарии. Гнедич похоронен в похоронен в Санкт-Петербурге - Т.Б.]. Гнедич получил широкую известность среди современников переводом «Илиады», Котляревский — пародией на «Энеиду». Любопытная игра судьбы — осмеяние классической старины со стороны Котляревского сыграло гораздо большую роль и оставило по себе неизмеримо большие литературные последствия, чем прославление классической древности со стороны Гнедича. Котляревскому воздвигаются памятники; Гнедич почти забыт, а, между тем, и Гнедич обладал талантом, быть может, не меньшим, чем талант Котляревского. Известно, как в 1830 г. Пушкин сочувственно встретил перевод «Илиады»:

Слышу умолкнувший звук божественной эллинской речи,
Старца великого тень чую смущенной душой.

Обладая тонким поэтическим слухом, Пушкин в тяжелых гекзаметрах Гнедича расслышал умолкнувшие звуки божественной эллинской речи; но для широких слоев образованного общества здесь было только тяжелое бряцание громких словес. Гнедич и в оригинальных своих поэтических произведениях пробовал выдержать высокопарный стиль, причем так далеко ушел от родины, от жизни, от бытовой действительности, что читающая публика увидела в нем незнакомца и совершенно забыла и его, и все его произведения, переводные и оригинальные.

Котляревский пошел навстречу живым запросам общества; он стал разрабатывать на малорусском языке такие мотивы, которые еле были затронуты в семинарских литературных продуктах старого времени и привлекали к себе внимание, вызывали веселый смех, порождали анекдоты и шутки. Он пошел навстречу местным сценическим потребностям и таким путем не только ответил на запросы среднего общества, но и людям высокого общественного положения он доставил большое удовольствие; таков, был, напр., малороссийский генерал-губернатор князь Я. И. Лобанов-Ростовский, любивший изящные искусства и содействовавший устройству в Полтаве театра лю-

Сумцов Н. Ф. Бытовая старина в «Энеиде» И. П. Котляревского — 19

бителей; таков был, напр., малороссийский военный губернатор князь Н. Г. Репнин, который содействовал постановке «Наталки Полтавки» на полтавской сцене в 1819 г.; таков был, наконец, Император Николай Павлович, читавший в молодости «Энеиду» Котляревского. Кулиш глубоко ошибался, когда в 60-х годах писал, что «Энеида» Котляревского нравилась армейским офицерам-товарищам поэта да их лакеям; будто простолюдины не смеялись: им было не до «Энеиды». В действительности, смеялись все, до кого только доходила «Энеида»: и князья, и простолюдины, — и в этом смехе были плодотворные культурные зародыши, зарождались новые литературные стремления, крепла наклонность к литературному воспроизведению бытовой действительности, к проповеди братских и гуманных сословных отношений. Для конца восемнадцатого столетия это были зародыши большой важности и большого значения, особенно в этнографических пределах Малороссии.

Историческое значение И. П. Котляревского отчетливо выражено в адресе Харьковского университета полтавскому городскому управлению 30 августа 1903 г. по случаю открытия памятника славному украинскому поэту. Адрес следующего содержания:

«Императорский харьковский университет приносит полтавскому городскому общественному управлению свои сердечные поздравления по случаю симпатичного торжества открытия памятника Ивану Петровичу Котляревскому. Не бедна та народная почва, на которой могут выростать такие наблюдательные и отзывчивые писатели, как И. П. Котляревский, равно как не бедна и та общественная среда, которая умеет ценить свое историческое прошлое и закрепляет вещественными памятниками свои лучшие культурные традиции. Более ста лет прошло с тех пор, как появилась перелицованная «Энеида», почти столетие протекло, как вышли в свет «Наталка Полтавка» и «Москаль Чаривник», и, однако, произведения эти живут до сих пор, охотно читаются, идут на сцене и часто переиздаются. Такая прочная устойчивость сочинений Котляревского свидетельствует об их жизненности: она ясно говорит о том, что писатель вполне удачно ответил на литературные и просвитительные стремления общества. Главными проводниками в Харькове влияния Котляревского были Костомаров, Срезневский, Метлинский, Квитка — почтенные деятели, оставившие по себе в летописях университета и города хорошую память. Независимо от тесных литературных связей, сближавших некогда Харьков с Полтавой, произведения Котляревского имеют в настоящее время немаловажное

Сумцов Н. Ф. Бытовая старина в «Энеиде» И. П. Котляревского — 20

значение для археологии старинного малорусского быта по обилию в свое время живых, а ныне уже вымерших, характерных бытовых подробностей, например, относительно украшения жилища, пищи, одежды, нравов, песен. Но не в одних заслугах для археологии состоит значение И. П. Котляревского. Императорский харьковский университет также высоко ценит в нем живого общественного деятеля, стремившегося к широкому удовлетворению местных культурных интересов. Благодарное потомство поставило И. П. Котляревскому памятник, который служит, с одной стороны, наглядным свидетельством заслуг этого писателя, с другой — доказательством живых общественных стремлений полтавского городского общественного управления и всего местного полтавского образованного общества. Да послужит же память о заслугах И. П. Котляревского, как для современного общества, так и для будущих поколений, новым побуждением к дальнейшему развитию гуманизма и просвещения!».

Историческое значение перелицованной "Энеиды" Котляревского обусловлено большим ее влиянием на последующее развитие украинской литературы, ее связью с предшествовавшими литературными пародиями на Энеиду Вергилия и значительным количеством присутствующих в ней историко-бытовых потребностей. У Котляревского не мало такого, что уже в его время было старо и шло к вымиранию, что вышло затем из житейского обихода или сохранялось в сельской глуши в значении культурного пережитка.

При определении тех сторон в Энеиде Котляревского, которые ныне представляют интерес лишь для археологии, прежде всего возникает вопрос, в какой степени Котляревский был самостоятелен в их изображении, нет ли у него тут прямых заимствований — из тех литературных источников, которым он в большей или меньшей мере подражал. Ответ на это сомнение был уже дан в науке, напр., в статье г. П. Житецкого во 2 кн. «Киевск. Стар.» 1900 г. и в статье г. Н. Минского о двух перелицованных Энеидах; ответ вышел благоприятный для украинского писателя. Избрав пародию Осипова 1791 г. образцом для своей работы, Котляревский, не довольствуясь изложением вне пространства и времени, перенес все действие поэмы в современную ему Украину, к изучению которой приступил с большим рвением. Живя несколько лет в качестве учителя в Золотоношском уезде Полтавской губернии, почти в центре Малороссии, Котляревский присматривался к языку народа, изучал его нравы, обычаи, обряды, поверья, предания, участвовал в играх, записывал характерные народные слова и песни. Приступив сначала по-видимому с

Сумцов Н. Ф. Бытовая старина в «Энеиде» И. П. Котляревского — 21

целью лишь посмешить читателя, Котляревский увлекся работой, и, по мере того, как он изучал народную жизнь, отношение его к народу становилось более серьезным и сознательным, что обнаружилось в последних песнях Энеиды и в драматических произведениях.

Почти все главные малорусские писатели — Котляревский, Квитка, Шевченко, Манжура, Франко, Гринченко в то же время этнографы, с той разницей, что у писателей нового времени этнографические собрания и исследования идут большей частью отдельно, в виде сборников и журнальных статей, а у писателей ранних, в особенности у Котляревского и Шевченко этнографические изучения введены в литературные произведения и разлиты по ним повсеместно и в таком обилии, что поэт сливается с этнографом.

По словам г. Минского, Энеиде Котляревского особенную прелесть придают живые наблюдения из быта малорусского простолюдина, правда и талантливость изображений. Описывается ли попойка, сражение, буря — все блещет своеобразными украинскими красками, на всем печать живой правды. Для подтверждения своих слов. г. Минский сравнивает описание обеда, устроенного Дидоной Троянцам, в поэмах Блумауера, Осипова и Котляревского. Вот как этот обед описывает Блумауер: «То был обед! С тех пор, как едят, подобного не давал ни один государственный прелат, носящий архиерейскую шапку. Нарочными эстафетами были доставлены из Парижа зелень, рагу и соусы, равно как и карлики, заключенные в паштетах, из Венгрии мясо, из Америки птицы, из Лапландии мороженое. Тут были морские раки, карпы и длинная форель. Вместо жаркого был подан целый бык; спаржа была толщипою в руку, устрицы громадные, как тарелка». Далее описывается пирог, представлявший пожар Трои, с Энеем, сделанным из теста на верху, и вина токайское, капское, мальвазия, шампанское и др. Намерение Блумауера ясно — осмеять прожорство католического духовенства. Осипов, оставив в стороне духовенство и позаимствовав только паштеты и вина, приправил свое описание кабацкими словечками:

Различны яства там заморски,
По почте все привезено,
Дурного не было ни горсти,
Все на подряд припасено.
Пуд в десять окорок вестфальский,
С большую башню сыр голландский,
Жаркого часть был целый бык,

Сумцов Н. Ф. Бытовая старина в «Энеиде» И. П. Котляревского — 22

На пироге же или паштете
Катайся цугом хоть в карете,
И с свинью был у них кулич...
Вином шампанским хоть облейся...

Котляревский придал колорит чисто малорусский.

Выйшлы в свитлыцю, та й на пил;
Пылы на радощах сивуху,
И илы симьяну макуху,
Покы клыкнулы их за стил.
Тут илы разные потравы
И все з полывьяных мысок,
И сами гарнии приправы
З новых кленовых тарилок.
Свынячу голову до хрину
И локшину на перемину,
Потим з пидлевою индык,
На закуску кулиш и кашу,
Лемишку, зубци, путрю, квашу
И з маком медовый шулык,
И кубкамы пылы вышнивку,
Мед, пыво, брагу, сыривець,
Горылку просту и тернывку.

Вообще, у Котляревского часто говорится о кушаньях и напитках. Так, в гостях у Ацеста.

И зараз попросыв у хату,
Горилкою почастував,
На закуску паклалы сала,
Лежала ковбаса чимала
И хлиба повне решето.
Троянцам всим дали тетерю....
И в кахлях понесли пашкеты
И кисилю им до сыты,
Гарячую, мяку бухынку,
Зразову до рижкив печинку
Гречаных с часныком пампух.

В другом месте:

Поклалы шелевки сосновы,
Кругом наставылы мысок....
Лемишку и кулиш глыталы

Сумцов Н. Ф. Бытовая старина в «Энеиде» И. П. Котляревского — 23

И брагу кухлыком тяглы
Та и горылочку хлесталы.
Зевес кружав тоди сывуху
И оселедцем заидав ¹⁾.

Прямо с натуры списана картина, как во время пира:

В прысинках вси папы сидилы,
На двори ж кругом стояв народ
У викна де-яки глядилы,
А инший був наверх ворот (26)..

Роты свои пороззявлялы
И очи на лобы пьялы (61).

В раю:

Там лакомины разни илы,
Буханчики пшенични били,
Кислыцы, ягоды, коржи,
И всяки разни вытребеньки...
Люлькы курылы полягавши,
Або горилочку пылы —
Не тютюнкову и не пинну,
А третёпробну перегинну,
Настоянную на бодян,
Пид челюстями запикану
И з ганусом и до колгану,
В ний був и перец, и шапран.
И ласощи все тилько илы,
Сластёны, коржики, стовпци,
Вареныкы, пшенычни, били
Пухки с кавьяром буханци,
Чеснык, рогиз, паслин, кыслицы,
Козельци, терн, глид, полуныци,
Крутыи яйця з сыривцем,
И дуже вкусную яешню,
Якусь нимецьку, не тутешню,
А запывали все пивцем (62)

В гостях у латинского царя:

Вродылось реньске с курдымоном
И пиво чорнее з лымоном. (74)...

¹⁾ Все выписи сделаны по изд. редакции Киевской Старины.

Сумцов Н. Ф. Бытовая старина в «Энеиде» И. П. Котляревского — 24

Пыриг завдовжки из аршин (75)...

И илы бублики, кавьяр,
Був борщ до шпундрыв з буряками,
А в юшци потрух з галушками,
Потим до соку каплуны;
З отрибкы баба шарпанына,
Печена с часныком свынына,
Крохмал — який йидять паны...
Пылы сикизку, деренивку
И крымску вкусную дуливку —
Що то айвовкою зовуть (77)...

Неоднократно упоминаются колбасы, особенно нежинские (80, 116), мандрыки (80), ахтырский мед (99), с стрючком горилка (117).

В другом месте угощение состоит в:

Просилне з ушкамы, з гринкамы,
И юшка з хлякамы, з кишками,
Телячий лызень тут лыжав,
Ясны и до софорку куры (94)...

Сохраняя смехотворный тон при описании угощений, Котляревский, однако, стоит на реальной почве и дает ряд бытовых подробностей.

Многие кушанья, упоминаемые в Энеиди, и в настоящее время в ходу в Малоросии, кулиш, локшина, лемишка, зубци, гречневые пампушки с чесноком, вареники, другие стоят на пути к исчезновению или совсем вышли из употребления, напр., ганусовые горилки, разные сластены. Очень немногое попало со стороны, было заимствовано, напр., «пашкеты»; но самые заимствования не противоречат бытовой действительности.

Еще более архаичности в описании одежды. Довольно часто упоминаются разные части женского костюма. Так, Юнона

Сховала пид кибалку мычку (8).

Венера, отправляясь к Зевсу,

Взяла очипок грезетовый
И кунтуш с усамы люстровый
Пишла к Зевесу на ралец (10).

Дивчата пляшут

в дробушках, в чобитках, в свытках (14).

(Сестра Дидоны) Ганна

В червоний — юпочци баевий,

Сумцов Н. Ф. Бытовая старина в «Энеиде» И. П. Котляревского — 25

В запасци гарний фаналевий,
В стёнжках, намисти в ковтках (15).

Царица Дидона, отправляясь на пир,

Взяла кораблык бархатовый,
Спидныцю и корсет шовковый
И поцепыла ланцюнжок,
Червони чоботы обула,
Та и запаски не забула,
А в рукы з вибийкы платок.

Эней в аду, идя за Сивиллой, в страхе

Хватавсь за дергу и тулывся,
Мов от кота в комори мыш (48).

Если исключить дергу и свитку, бытующие еще в селах, то все остальное уже вышло из употребления; цветная обувь, кораблики, кунтуши, платки из выбойки — все это уже старина. «Очипки грезетовые», «кунтуши с усами» сохраняются лишь немногими старухами, как память о прошлом.

Сивилла, получивши от Энея деньги, спрятала «грошыкы в калытку, пиднявши пелену и свытку» (68). Так и теперь местами женщины хранят деньги.

Мужской костюм описывается реже, чем женский.

Дидона подарила Энею:
Штаны и пару чобиток,
Сорочку и каптан з китайкы,
И шапку, пояс с каламайкы,
И чорный шовковый платок (15).

Укладываясь после выпивки спать, «Эней в керею замотався» (99).

Убитого в сражении Палланта «комлыцькой буркою прикрылы» (125).

Подданные латинского царя «носылы подрани галанци»^-(70).

Мужской костюм, по своей простоте, оказался более устойчивым; но штаны «галанци» забыты, — галанци от названия привозного голандского сукна fein holländisch.

Мелкая, но характерная черта — упоминание платка, при описании мужского и женского костюма. Платок, хустка играл в старое время у народа такую видную роль, что вошел в поверья и обряды.

Палка, занимающая видное мисто в украинском фольклоре, для счета, как знак власти и пр., нашла себе место в Энеиде:

Одын з троянскои громады,
Насупывшись все мовчав,

Сумцов Н. Ф. Бытовая старина в «Энеиде» И. П. Котляревского — 26

И дослухавшись до порады,
Ципком все землю колупав (33).

Описание панского кучера машталира:

На ему била була свыта
Из шаповальского сукна,
Тясемкою кругом обшита....
На бакир шапочка стремила,
Далеко дуже червонила,
В руках же довгый був батиг (35)...

Весьма интересно с археологической точки зрения перечисление лубочных картин старого времени во дворце латинского царя:

От прывезлы и мальованне,
Работы первийших мастрив,
Царя Гороха панованье,
Патреты всех богатырив:
Як Александр цареви Пору
Давав из вийском добру хльору,
Чернець Мамая як побыв,
Як Муромець Илья гуляв,
Як бье Варяг и проганяе,
Як Переяслав бороныв
Бова с Полканом як водывся,
Одын другого як выхрив;
Як Соловий харцыз женывся,
Як в Польщи Желизняк ходыв,
Патрет був француза Картуша,
Протыв його стояв Гаркуша,
А Ванька Каин впереди.
Всяких всячин накупылы,
Вси стины нымы облипылы (74).

Это весьма ценные странички из истории украинского лубочного искусства XVIII ст. Здсь, очевидно, целый каталог картин, украшавших стены в старинных украинских помещичьих домах. К сожалению, украинское искусство старого времени мало изучено, и даже капитальный труд Ровинского о лубочных картинах не дает возможности описать всю данную Котляревским коллекцию. Так, первая картина «царя Гороха пануванье» у Ровинского не отмечена. «Портреты всех богатырив» были так распространены в старину, что в Оста-

Сумцов Н. Ф. Бытовая старина в «Энеиде» И. П. Котляревского — 27

шкове лубочные картины получили общее название «богатыри» ¹⁾. Как значительно было в Полтавщине распространение картин на былинные сюжеты, видно из упоминаемых Котляревским Ильи Муромца и Соловья. В Малороссии обращались картины, как «Муромец гуляе», каковые отмечены Ровинским в значительном числе, и картины, «як Соловий харцыз женывся» — картина неизвестного содержания. В былинах упоминаются жена и дети Соловья, без указания на его женитьбу.

Картина «як Александр цареви Пору давав из вийском добру хлеру» была распространена. Быть может тут имеется в виду тот рисунок, где Александр обманом заставляет Пора оглянуться назад и в это время поражает его копьем, мотив, часто приписываемый в былинах Алеше Поповичу.

Бой Ильи с Варягом и защита Переяслава, картинка о Железняке и Гаркуше исторически бесследно исчезли. У Ровинского описаны картины о Бове, Картуше и Ваньке Каине. Картины боя Бовы с Полканом отличались большим распространением, по распространенности самой сказки, о которой упоминают Кантемир, Сумароков, которую любил Пушкин. Картуш и Ванька Каин — знаменитые разбойники, воры и грабители первой половине XVIII ст. — слыли молодцами; рассказы о них отразились в лубочной литературе и в народных картинах.

В одном месте Энеиды находится краткое упоминание о понидилковании, т. е. соблюдении поста по понедельникам, что и ныне местами практикуется старыми женщинами, с личным приурочением старого обычая к Святому Понидилку. Кое где разбросаны живые черты ныне почти совсем прекратившегося чумачества. Так, Дидона, спрашивает троянцев: «чы рыбу з Дону везете?» (13). В другом месте старик знахарь

Не раз ходыв за силью в Крым,
Тарани торгував возами...
Вин так здавався и никчемный,
Та був разумный як письменный... (33).

Весьма метко еще замечание, что море так троянцам надоело,

Як чумакам дощ в осени. (35).

В одном мести находится описание старого обычая водить медведя.

Эней ведмедив прывесты звелив,
Литва на трубы засурмила,
Ведмедив зараз зупыныла,

¹⁾ Ровинский, Рус. народ. карт. V, 349.

Сумцов Н. Ф. Бытовая старина в «Энеиде» И. П. Котляревского — 28

Заставылы их танцювать.
Сердешный звирь перекидався,
Плыгав, вертився и качався,
Забув и бджолы пиддырать (20).

Глубоко архаическим характером отличается замечание, что после смерти Палланта:

Жинки покийныка обмылы,
Нове убрання наложилы,
Запхнулы за щоку пьятак (129).

Есть две черты старинного панского быта, ныне исчезнувшие, первая о том, что в комнатах

Курывсь для духу яловец (13),

и вторая более характерная, о том что прислуга Плутона

Была пид двиром в клепало —
Як в панськых водытся дворах (61).

Клепало — (позднейший помещичий быт не дает объяснения), должно быть, предупредительный звонок.

Хлиорки, т. е. проститутки стоят в аду нагими

З острыженными головами,
З пидризанными пеленами (47),

очевидно, согласно с народным обычаем наказания за разврат.

Сельская тревога, бывающая преимущественно во время пожара, верно выражена в стихе: «на гвалт у звоны зазвонылы, по улицам в трещетки били» (31).

В «Энеиде» разбросано много указаний на малорусские псни, сказки, народные обычаи и поверья, игры, танцы, гадания.

Что касается песен, то:

Про Сагайдачного спывалы,
Лыбонь спывалы и про Сич,
Як в пыкынеры набиралы,
Як мандрував козак всю нич,
Палтавську славылы шведчыну,
И неня як свою дытыну
З двора проводыла в поход
Як пид Бендерью воювалы.
Без галушок як помыралы
Колысь як був голодный год (36).

Сумцов Н. Ф. Бытовая старина в «Энеиде» И. П. Котляревского — 29

Тут, очевидно, имеется целый ряд исторических писен, впоследствии забытых. В конце XVIII ст. народное песнотворчество было еще богато и свежо, и сам Котляревский почерпал в нем силу.

Не менее интересны намеки на популярные в начале XIX ст. народные сказки о кобылячьей голове (34), о золотых деревьях (42), ковре-самолете, скатерти-самобранке и сапогах скороходах (75-76). В одном месте (98) упоминается целый ряд популярных сказочных героев:

Катыгорох, Иван Царевич,
Кухарчич, Сучич и Налетыч (?),
Услужлывый Кузьма — Демьян,
Кощий с прескверною Ягою,
И дурень с ступою новою,
И славный рыцарь Марцыпан (?).

Что это за рыцарь Марцыпан? не подобие ли песенного олицетворения хлеба Журила.

Народные обычаи — приготовление рушников к свадьбе (26), пение виршей школярами под окнами (26), и некот. др. отмечены мимоходом.

Также случайны упоминания о народных поверьях, напр., о вырье (Юнона махнула в вырий навпростець, 128).

Гораздо чаще упоминаются игры, танцы и гадания. Из них упоминаются «в свинкы» (11), «у панаса», «в журавля» (15), «в хрещики», «в горюдуба», «в джгута», «в хлюста,» «в пары», «в визка», «в дамки» (16), «в носка», «у лавы», «в памфыля», «в кепа» «в сим листив» (38), «у ворона», «в тисной бабы», «в джерегели» (65), в паци (97), «в китьки крашанками» (70), холяндры (цыганский танец, 26).

Иногда одно мимолетное сравнение приоткрывает существование сказки. Так, когда Энтелл говорить Даресу: Зитру, зомну — мороз як бабу (27), то тут мы, очевидно, имеем указанив на весьма интересную сказку о бабе докии (т. е. Евдокии) или на сказание о займе дней ¹⁾.

Довольно подробно и часто упоминаются ведьмы, знахари и упыри. От недуга «отшептывают бабы» (35). Знахарь

Всим видьмам був родыч кровный,
Умив и трясцю отшептаты.
И кровь хрестьянску замовляты,
И добре знав гребли гатыть (33).

¹⁾ См. мою ст. в III кн. Русск Филол. Вестн. 1891 г.

Сумцов Н. Ф. Бытовая старина в «Энеиде» И. П. Котляревского — 30

Знахарка Сивилла говорит:

Я им на звиздах ворожу,
Кажу чи трясцю одигнаты,
От заушныць чи пошептаты,
Або и волось изигнать,
Шепчу, уроки прогоняю,
Переполохи выливаю,
Гадюк умию замовлять (40).

Ведьм и шептух мучают в аду,

На прыпичках, щоб не оралы,
У комины щоб не литалы,
Не издылы на упырях
И щоб дощу не продавалы,
В ночи людей щоб не лякалы
Не ворожили б на бобах (56).

Местами отмечены плясовые песни и танцы, отмчены горлицы, зуб, санжаривка, трепак, гацак, гайдук (Эней «садыв крутенько гайдука»). Из этого перечня с течением времени кое-что уже забыто и вышло из употребления.

В другом мести (65) стр.) дано краткое перечисление гаданий, в роде более позднего предисловия Жуковского к «Светлане»: Девушки —

В комин суженых пыталы,
У хатних викон пидслухалы,
Ходили в пивнич по пусткам,
До свички ложечки палылы,
Щетыну из свиньи смалылы,
Або жмурылись но куткам (65).

Картина гаданий яркая; но о некоторых упоминаемых Котляревским фактах гадания ныне уже трудно составить представление, по отсутствию аналогичных явлений в современной жизни. Одни и ныне еще хранятся — вызывание з трубу, выливание воска, подслушивание у окон; другия, по-видимому, вышли из обихода. Так, неясно, в чем состояли гадания с палением щетины и со жмурками.

Яркая картина чародейства на воде и травах обнаруживается в описании того, как знахарка

И зараз в горщичек наклала,
Видёмских разных, всяких трав,
Яки на Констянтина рвала,
И то гниздо, що ремез клав,

Сумцов Н. Ф. Бытовая старина в «Энеиде» И. П. Котляревского — 31

Васильки, папороть, шевлию,
Петрив батиг и конвалию,
Любысток, просырень, чебрець,
И все то налыла водою
Погожою, непочатою,
Сказавши скилькось и словец (66).

В «Энеиде», как в пародии, встречаются бранные слова, чаще всего излюбленные малороссами проклятия:

Щоб доброи не знали доли (20).

Щоб ваш пропав собачий рид (110).

Щоб вашиж диты вас побылы (110).

Как бранное выражение встречается — «Келебердянська верства». Упоминается в одном месте выражепие. «По сербски величалы виру» (113). Здесь имеется в виду крайне грубое сербское ругательство, далеко превосходящее все русские трех-этажные ругательства. Вообще, герои Котляревского часто

И рид весь свой з потрухом кленуть (119)...

В этом пристрастии малороссиян к проклятиям ярко отмечена одна из его своеобразных национальных особенностей.

Описание медицины ироническое с проблесками бытовой действительности. Хотя врачи и мучаются в аду наряду с другими грешниками, но на горестной земле все таки к ним обращаются. Так, когда с нянькой латинского царя сделалось дурно (порвалы маточни припадки, истерика и лихорадка), то

Пид нис ий клалы ассафету
И теплую на пуп сервету
И ще клистыр з ромну далы (81).

Раненного Энея лечили не только заговорами, но «Гарлемськими» каплями (139), очевидно, бывшими в ходу во время составления пародии.

В аду

Ликарь скризь ходыв з лапцетом,
З слабытельным и спермацетом
И чванывсь, як людей морыв (58).

Вообще, медицина в Энеиде плохо аттестована. Во время Котляревского народ еще недоверчиво относился к недоступной для него медицинской науке, и лишь впоследствии земская медицина привлекла к себе его расположение.

Сумцов Н. Ф. Бытовая старина в «Энеиде» И. П. Котляревского — 32

Странное впечатление производит неоднократные вылазки Котляревского против науки. В аду на самом дне кипят «мудри звизд щоб не знималы» (53). Далее в аду

Мудрец же фызыку проводыв,
И товковав якыхь монадив,
И думав, выдкиль взявся свит (57).

Видно, что Котляревский относился враждебно к духу научной пытливости и не любил, как он выражался, «мудрованья».

Позднее в таком же отрицательном духе высказался и Шевченко. Малорусские писатели, дорожившие свободой слова, упустили из виду необходимость свободы в изложении научной истины.

В Энеиде, не смотря на ее псевдоклассическую основу, ярко обнаружились местные полтавские симпатии автора. Котляревский с умилением вспоминает о том, как в старое время:

... Славныи полки казацки,
Лубенский, Гадяцкий, Полтавский,
В шапках було, як мак, цвитуть,
Як грянуть, сотнями ударять,
Перед себе спысы наставлять,
То мов метлою все метуть (85).

Муза Котляревского училась в полтавской школе:

Ты, Музо, кажуть вси, письменна,
В полтавский школи наученна (120).

Несколько раз упоминается «шведчина», предания о которой были, по-видимому, еще свежи в конце XVIII ст., упоминается шведская могила (80, 89, 119).

Кое-где мелькают ближайшие к Полтаве села, Ивашки, Мыльци, Пушкаривка, Будыще, Горбанивка, где дивчат «хоть гать гаты» (137).

Женщина обрисована в Энеиде большей частью симпатично. Яркие краски рассыпаны при описании девичьей красоты (71); много теплого чувства вложено в изображение матери. Силач Эвриал, прощаясь с матерью, прослезился. Он просит Энея [Иула], в случае смерти, позаботиться о его матери — «не дайте пань-матци вмерты вид нужды... и заступайте вид вражды» (105).

Имея в виду, что женщина в Малороссии всегда пользовалась большим влиянием, некоторое значение получает то место в Энеиде, где говорится, как женщина

Сумцов Н. Ф. Бытовая старина в «Энеиде» И. П. Котляревского — 33

Колы чого просыты мае
То добрый отгадае час,
И к чоловику пригныздытся
Прытулытся, прыголубытся,
Цилуе, гладыть, лескотыть,
И вси суставы растурбуе
И мизком так завередує,
Що сей для жинкы все творыть (96).

Встречаются, однако, местами фривольные выражения, большей частью как дань бытовым вкусам времени (напр. на стр. 47, 95 и в особенности на стр. 82).

Бытовая старина обнаруживается в самом языке Котляревского. Как человж сильного дарования, Котляревский мимоходом давал яркие характеристики, смелые художественные образы, из которых многие сохраняют еще жизненность.

Так, встречаются яркие образы из внешней природы:

Не хмара сонце заслоныла,
Не выхор порохом вертыть,
Не галич чорне поле вкрыла,
Не витер буйный се шумыть —
Се вийско йде всима шляхамы... (89), или

Як хвыля хвылю проганяла,
Так думка думку пошыбала (91), или

Уже Волосажар пиднявся,
Виз на неби вныз повертавсь,
И де хто спаты укладався (121)...

Уже свитовая зирныця
Була на неби, як пьятак,
Або пшенышня варяныця,
И небо рдилося, мов мак (128)...

Частью под влиянием семинарских литературных традиций, частью в сознании своей силы в знании малорусского языка, Котляревский допускал разные смелые лингвистические фокусы, как мастер своего рода жонглировал словами, что оправдывается самим характером перелицованной Энеиды, как литературной пародии. Так, в начале четвертой главы он, подражая Осипову, существительные обращает в глаголы и, обратно, из глагольных форм и наречий выкраивает существительные:

Та абыщо ты верзлялом,
Не казку кормом соловьять,

Сумцов Н. Ф. Бытовая старина в «Энеиде» И. П. Котляревского — 34

Ось-ну закалыткуй брязкалом
По радощи заденежать и пр. 67.

В другом месте Котляревский пускается в макаронизмы:

Энеус ностер магнус панус
И славный троянорум князь,
Шмыгляв по морю, як цыганус,
Ад те, о рекс, прыслав нунк нас,
Рогамус, домыне Латыне,
Нехай наш капут не загыне и т. д. (75).

Но играя языком, Котляревский сам указывает на шутку,

Мене за сю не лайте мову,
Не я ии скомпанував,
Сывылку лайте безтолкову... (68).

«Энеида» насыщена пословицами, поговорками, меткими выражениями, частью взятыми прямо из уст народа, частью в авторской переделке, частью созданных автором в духе народной речи:

.... Набрались вси сто — лих (9).

Хиба як здохне чорт в рови (10).

.... В три — вырви выгналы (12).

Охлялы, нибы в дощ щеня (13).

.... Голы, як пень (16).

Эней пиджав хвист, мов собака (18).

З двора в собачу рысть побиг (20).

.... Як муха в зиму слиз (24).

.... Облызня пиймавши (28).

Тоби там буде не до чмыгы,
Як пиднесут из оцтом фыгы,
То зараз вхопыт тебе лунь (42, 82).

Як прыйде узлом до чогось (68).

Пропалы, як Сирко в базари (69).

На ловця и звир наскакав (74).

Де йистся смачно, там и пьется (94)

На ласее куток найдется (ib.).

Фортуна не в его кишени (ib.).

... Ох, моя ты плитко, (65).

Не втне, бач, Панько Орышкы (99).

На злее всякий ма охоту (100).

Росту, як при шляху горох (104).

.... Сентябрем дывывсь (119).

Сумцов Н. Ф. Бытовая старина в «Энеиде» И. П. Котляревского — 35

Вам бильше рясту не топтать (125).

И теревени — вени правыш (127).

Як на завийныцю крычалы (129).

... Дадуть нам кисиля (102).

Твоимы мед устамы пыты (134).

Ты в руку не пиймав сыныцю (144).

Пидпустыть москаля (37).

Ледащо сын — то батькив грих (96).

Як кажуть, хоть вынось святых (111).

Встречаются изредка устаревшие слова, которые сам автор считал нужным объяснить, напр., карвасар (словесный суд на ярмарках 116) и слова сочиненные или с измененным значением, напр., лыгомынци (53) в значений волокиты (вм. значения сласти от legumes — овощи). Выражение «вичну память заквилилы» (131) также, по-видимому, представляет расширение понятия «квилить», встречающегося в народных песнях в значении печального птичьего, преимущественно соколиного крика.