История Полтавы

Гоголевские ночи: диалог южной живописи и северной графики

• 

Подробности

Просмотров: 3965

Гоголевские ночи: диалог южной живописи
и северной графики

Вайнгорт Владимир Леонтьевич,
доктор экономических наук (Таллин)

1.

Когда же действовать нечистой силе как не ночью? И раз уж начинающий писатель Николай Гоголь решил для второй пробы пера пуститься во все тяжкие литературной мистики и демонологии (ставших в начале XIX века популярными благодаря немецким романтикам) — сам бог (или, скорее, его антипод) велел включить в круг действующих лиц полные тайного движения пряные южные ночи. Тем более, нечисть никакой мистики в гоголевских рассказах не несёт. Нелеп чёрт — спереди "совершенный немец", а сзади "губернский стряпчий в мундире". Откровенно глуповаты парубки, а также мужики в летах. "Частица чёрта" есть разве что в неприступных сельских красавицах, легко оборачивающихся русалками и ведьмами и уж точно есть она в постигших женские премудрости расторопных (сродни героиням из самых пикантных сюжетов "Декамерона") любвеобильных украинских матронах.

Это пёстрое общество (включая чертей и других представителей потусторонних сил) "движется любовью" (Мандельштам), а также течением ночного времени. Ночь напрямую входит не только в название двух "центральных" повестей диканьского цикла, но участвует также в развитии их сюжетов. Заметим, что первое слово заглавия всего сборника — "вечера".

"Задумавшийся вечер, мечтательно обнимал синее небо, превращая все в неопределенность и даль" — такова третья строчка "Майской ночи". И чуть позже (по тексту): "Огромный огненный месяц величественно стал в это время вырезываться из земли. Еще половина его была под землею; а уже весь мир исполнился какого-то торжественного света. Пруд тронулся искрами. Тень от деревьев ясно стала отделяться на темной зелени"^[1]. А буквально через полстраницы — известное каждому выпускнику средней школы в России: "Знаете ли вы украинскую ночь?"

^[1] Здесь и далее цитирование текстов из произведений Гоголя и его писем не атрибутируется ввиду огромного количества изданий и лёгкости нахождения.

По образной силе картин ночи вспоминается Куинджи... Впрочем, нет, не он. Здесь барокко. Здесь Брюллов. Та же живописная манера. Те же сильные удары кистью. "Божественная ночь! Очаровательная ночь!" Божественный художник.

А спустя всего ничего (через три года) выходит из печати "Невский проспект" и следом другие "Петербургские повести". Снова с той же изобразительной силой картины ночи. Другой — северной. И манера другая: вместо избыточно яркой барочной живописности суховатая ампирная графика. Можно даже сказать — ксилография (не обязательно чёрно-белая, иногда тонированная или с авторской ручной акварельной подмалёвкой). Прозрачно-сдержанная — будто пером и тушью выполненная, а то прозрачно-пастельная (когда "в белую ночь город кажется погруженным в мечтательность и задумчивость").

Таков стиль городских повестей, даже названия которых не похожи на длинные заглавия украинских предшественниц. Они теперь не просто короче, а умещаются в одно слово. Русалки, черти, ведьмы и даже Вий с челядью забавны, но не страшны и движет ими вполне человеческая логика. Среди героев петербургского цикла нет представителей нечистой силы, но события и превращения таинственнее и страшнее украинских. Прочтём, хотя бы, "Нос" — с одной стороны вполне в русле модной в 1830-е годы гротескной европейской "носологии"^[2], а — с другой — происходящее там самому отчаянному европейскому фантазёру в ум не придёт и абсолютная невозможность чего окажется понятной только читателю николаевской России: нос майора Ковалева (коллежского асессора по табелю о рангах) превращается в статского советника (то есть чиновника пятого класса)! Что само по себе много невероятнее разгуливающего по центру столицы отделившегося от лица носа. Необычайные чиновничьи метаморфозы — главная фантасмагория белых ночей гоголевского Петербурга. "Таков этот город. Он лжет во всякое время <...> Более всего тогда, когда ночь сгущенною массою наляжет на него <...> когда сам демон зажигает лампы для того только, чтобы показать все не в настоящем виде". Это из "Невского проспекта". И там же: "О, не верьте этому Невскому проспекту! <...> Все обман, все мечта, все не то, чем кажется!"

^[2] Это замечено немецкой слависткой — Лахманн Р. Дискурсы фантастического / пер. с нем. М.: Новое литературное обозрение, 2009. С. 142—143.

Тем более не верьте всевозможным "гоголеведам", утверждающим будто "петербургский" Гоголь из стана романтиков перешёл в стан социальных сатириков. Полноте. Вот вам год 1848. Отрывок "Рим". В нём снова о южной ночи: "Чтоб жителю севера, как сквозь сон, представлялся иногда этот юг, чтоб мечта о нем вырывала его из среды хладной жизни <...> блеснув ему нежданно уносящею вдаль перспективой <...> ночью при луне <...> невидимым небесным блеском и теплыми поцелуями чудесного воздуха". Снова прежняя живописная манера и та же бьющая через раму картины сила изображения.

Неожиданно такое же восприятие гоголевских картин ночи встречаю у итальянской исследовательницы его творчества — Риты Джулиани^[3], процитировавшей с полным согласием Аполлона Григорьева об умении Гоголя "передать целость впечатления <...> как будто кистью <...> ослепляя яркостью красок"^[4].

^[3] Джулиани Р. Рим в жизни и творчестве Гоголя, или Потерянный рай: Материалы и исследования / пер. с итал. А. Ямпольской. М.: Новое литературное обозрение, 2009. С. 152—153.

^[4] Цитировано Джулиани по книге — Шенрок В. И. Материалы для биографии Гоголя. М.: Тип. Э. Лисснера и Ю. Романа, 1895. Т. 3. С. 162.

 

2.

Три мифа, точнее три мира, создал Гоголь: придумал свою Украину, свой фантасмагорический Петербург и римский рай на земле. А ещё выстроил самым подробнейшим образом миф о себе самом. Тоже, наверное, плод ночных размышлений, страхов и надежд. Миф явлен миру в письмах. "Гоголь сам — лучший свой биограф, и если бы были напечатаны все его письма, то не много нужно было бы прибавить <...> для уразумения истории его внутренней жизни" — простодушно написал Пантелеймон Кулиш, первым взявшийся за описание жизни Гоголя^[5]. Солидарен с ним С. Т. Аксаков: "Гоголь выражается совершенно в своих письмах", но он же замечает, что в переписке "с разными людьми Гоголь казался разным человеком <...> Одни называли его забавным весельчаком, обходительным и ласковым; другие — молчаливым, угрюмым <...> третьи — занятым исключительно духовными предметами... Одним словом, Гоголя никто не знал вполне"^[6].

^[5] Кулиш П. А. Записки о жизни Николая Васильевича Гоголя. СПб: Тип. А. Якобсона, 1856. Т. 1. С. 78.

^[6] Аксаков С. Т. Собрание сочинений в 5 томах. М.: Правда, 1966. Т. 3. С. 434.

Кем точно не был Николай Васильевич, так это мистиком, с печатью мировой скорби на лице выглядывающим из-за воротника обязательной шинели. Он был отличным мистификатором. При том далеко не бескорыстным. Представьте 19-летнего амбициозного выпускника Нежинской гимназии, приехавшего "покорять столицу" и быстро понявшим, что стартовав с чина коллежского регистратора (последний XIV класс), который он имел, маршальский жезл придётся выбросить из ранца. А надежды-то были какие: "Во сне и на яву мне грезится Петербург, с ним вместе и служба государству". Это из письма матери. А в письме другу Данилевскому (с которым вместе прибыл в столицу и поселился в доме Трута у Кокушкина моста): "Думаю, нами обеими не слишком довольны дома — мною, что вместо министра сделался учителем; тобою, что из фельдмаршалов попал в юнкера". Чиновничью карьеру бросил быстро. Полученной по протекции преподавательской стезёй тоже пренебрёг. Выбирает литературную карьеру. Заметьте, провинциал, автор нескольких заметок в журнале (и неудачной поэмы из средневековой жизни, тираж которой сам уничтожил) всего лишь за год становится вхож в круг столичной литературной элиты: приятельствует с Жуковским, Плетнёвым, а с 1830 года "с Пушкиным на дружеской ноге" (!). В 1847 году он ностальгически пишет Жуковскому: "Что нас связало, неравных годами..." Лукавит. Сам-то прекрасно знал цену знакомствам и добивался их. В 1831 году выходят "Вечера...". Гоголь в Москве. И обрастает новыми друзьями: Аксаков, Щепкин, Погодин... По воспоминаниям, отличный рассказчик весёлых историй. Разночинец демократических настроений. Свой парень! Он пишет Погодину: "Чем знатнее, чем выше класс, тем он глупее. Это вечная истина!". По-видимому, так действительно считает и так относится к столичной бюрократической элите. Пишет же он в исповедальном "Воззвании к гению", вглядываясь в наступающий 1834 год: "Где означу я тебя великими трудами? Среди ли этой кучи набросанных один на другой домов, гремящих улиц, кипящей меркантильности <...> диких северных ночей? В моем ли прекрасном <...> Киеве <...> опоясанном моим южным, прекрасным, чудным небом, упоительными ночами". Ночь, характер её получает знаковое значение. Не только в литературе, но и в жизни писателя. Но попадает Гоголь на Украину только в 1835 году. В единственное место на земле, где у него дом: в деревне Васильевка, Диканьского повиту, Полтавской губернии. Живёт во флигеле (рис. 1) потому, что в господском доме (рис. 2) женское царство: мать, сёстры, их немногочисленная челядь.

От петербургского дома на Малой Морской, до сооружений мелкопоместной усадьбы не только тысячи вёрст. Они из разных цивилизаций. И ночное небо у них разное.

Чтобы понять, как попадал Николай Васильевич из Петербурга в своё село и сколько этот путь длился, нахожу в фондах РНБ "Путеводитель по всей Российской империи и царству Польскому" изданный в 1818 году (таким — скорее всего — пользовался Гоголь), содержащий подробное описание маршрутов от Петербурга до губернских городов и перечнем почтовых станций. Летом и зимой от столицы до Васильевки ехать около недели. В другое время — дней десять. Конечно, в зависимости от получения лошадей. Не зря Гоголь выдавал себя при удобном случае за чиновника, минимум, VIII класса (не ревизора ли, часом). Приходилось ночевать на станциях. И белыми, и тёмными ночами, при минимуме комфорта. Можно представить, о чём думал наш герой. Скорее всего — о деньгах!

Само путешествие — предприятие недешёвое. А украинское сельцо еле кормило мать и сестёр. Простой баланс прихода средств в виде гонораров и расхода на съёмные квартиры "со столом" показывает: нужны были иные источники, чтобы жить обеспеченнее его небогатых петербургских героев. Находились спонсоры. Главного из них "тоже звали Николай, правда, с маленькой, но весомой добавкой — Первый. И то место, где он квартировал, тогда называлось Зимним дворцом"^[7]. Кроме того, неделями, месяцами Гоголь гостевал у богатых поклонников. "За содержание свое и житие не плачу никому", — пишет он в 1849 году графине А. М. Вьельгорской, — "Живу сегодня у одного, завтра у другого. Приеду и к вам тоже и проживу у вас, не заплатя вам за это ни копейки"^[8]. О быте Гоголя написано так много и подробно, что легко понять — туману он напускал в своих отношениях с "благодетелями" много, мистифицируя их постоянно.

^[7] Чинаров В. Опыт ассоциативного прочтения Николая Гоголя. Торонто: Vlad & Co, 2013. С. 106.

^[8] Юрий Барабаш цитирует это письмо в книге — Барабаш Ю. Я. Почва и судьба: Гоголь и украинская литература: у истоков. М.: Наследие, 1995.

Заметим, к слову, очень может быть мистификация со вторым томом "Мертвых душ" (неудачу которого он, конечно, сознавал) затеяна была, чтобы как-то оправдать грант, полученный от Николая I для продолжения работы над книгой. Например, один из создателей Гоголевского музея на хуторе Васильевка близ Диканьки (почти фантастическая история воссоздания которого после полного уничтожения в 1943 году — отдельная тема) художник Батурин уверял меня, что сожжение завершённой книги — гоголевская выдумка чистой воды. "Если второй том по размеру равен первому, — говорил Батурин, — то это толщенная стопка плотной тогдашней бумаги. Попробуй сжечь стопку листов четыреста даже сегодняшней бумаги — возиться с кочергой придётся несколько часов. Можно по листку бросать. Но Гоголь рукописи сшивал. И чтобы вырывать по листку, бросая их в огонь, тоже время не мало требуется. Какие-то страницы он, наверное, сжёг. Но рукописи книги в целостном виде не существовало".

А исследователь творчества Гоголя Игорь Золотусский по поводу расхожих мифов о некоем помрачении в последние дни жизни писателя говорил: "Ни шизофрении, ни психопатии <...> у Гоголя не было". И тот же Золотусский полагает, что "он писал Ивана Александровича <Хлестакова> отчасти с себя"^[9]. То же — по-видимому — относится и к Павлу Ивановичу Чичикову. Остальные гоголевские создания — литература (вполне достойная современного ей европейского уровня, на который ориентировался писатель). А эта пара — сплавленная с автором — великое открытие русского гения. "Здесь дышит почва и судьба" (Пастернак).

^[9] Игорь Золотусский: никакой душевной болезни у Гоголя не было // РИА Новости, 10.03.2009. [URL:] https://ria.ru/20090310/164130550.html (дата обращения: 08.04.2019).

 

3.

Главное отличие этих гоголевских героев от персонажей других современных ему писателей впервые сформулировал Андрей Белый, написавший, что именно Гоголь первым в России заметил в XIX веке "протобуржуазный тип". Современник Белого Мережковский считал, что "Хлестаков и Чичиков <...> две ипостаси — бессмертной пошлости людской". Пушкин о них же сказал: "то двух бесов изображение". Пушкин-то как раз возникающего российского буржуа не заметил. Сравним его "Пиковую даму" с гоголевскими "Игроками". У Гоголя движущая сюжет пружина — деньги. У Пушкина — страсть к деньгам всего лишь обстоятельство образа действия. Свобода в добывании денег движет сюжет "Мёртвых душ", "Ревизора".

Но не только это позволяет назвать Гоголя (в отличие от Пушкина) писателем наступающего модерна. Существенно, что его новые герои несли несвойственное николаевской России европейское буржуазное мировосприятие. Они были self-made man, или, по определению Венедиктовой, в них сильна нота большой внутренней свободы, пренебрежение внешней иерархией и отражение зарождающихся рыночных отношений^[10].

^[10] Венедиктова Т. Литература как опыт, или «Буржуазный читатель» как культурный герой. М.: Новое литературное обозрение, 2018. С. 23.

В России буржуа появились раньше, чем утвердился капитализм. Возник этот социальный тип не в среде купечества или мануфактурщиков (где, по европейским меркам, "полагалось" зародится третьему сословию), а среди чиновничества и мелкопоместного дворянства^[11].

^[11] Марасинова Е. «Закон» и «гражданин» в России второй половины XVIII века: Очерки истории общественного сознания. М.: Новое литературное обозрение, 2017.

Почему именно Гоголю удалось заметить зарождение Homo economicus в российском строго сословном обществе? По той простой причине, что Чичиков, Хлестаков, герои "Игроков" и даже "Женитьбы" — alter ego самого Николая Васильевича, первейшей жизненной целью которого было движение по лестнице успеха. В том числе успеха материального. И хотя в многословных комментариях к своим произведениям Гоголь дистанцируется от собственных созданий, это тоже надо отнести к сфере его мистификаций. Тем более он нередко неожиданно демонстрирует к ним же симпатию: "Хлестаков есть человек ловкий, совершенный comme il faut, умный, даже, пожалуй, добродетельный".

Полагаю, к персонажам Гоголя и его авторской позиции больше подойдёт утверждение одного из основоположников институционализма Д. Норта, что новые социально-экономические отношения складываются и работают в качестве латентных в обречённой системе институтов официального мейнстрима^[12].

^[12] Норт Д. Институты, институциональные изменения и функционирование экономики. М.: Фонд экономической книги «Начала», 1997.

В публицистике и научных исследованиях о русских литераторах первой половины XIX века упускается из вида, что Пушкин и его друзья, включая декабристов, в сословном российском обществе по рождению сразу попадали — как сказали бы сейчас — в скоростные "социальные лифты". А выходцу из периферийной мелкопоместной среды Гоголю пришлось "делать себя самому", то есть пользоваться крутой "чёрной лестницей".

Никакая мистика в этом не помогла бы. Но человек он был весёлый, лёгкий. Неуютно ему было, что в николаевской России, что в тоскливейшей поездке к "Гробу Господню". На самом деле, любил он Рим. Читаем в письме М. А. Максимовичу: "Приезжай когда-нибудь, хоть под закат дней, в Рим <...> Боже, какая земля чудес! и как там свежо душе!". Из римских писем, из незаконченной повести "Рим" смотрит непривычный нам Гоголь: счастливый, открытый миру, погружённый в художественную жизнь города, который он называл "мой обетованный рай". Может быть, мы неверно пытаемся понять его? Может, ближе всех к нему Бродский? Тоже человек абсолютной личной независимости. Не вписавшийся в тоску советскую также как и в эмигрантскую антисоветскую.

Рис. 3

Всмотримся в единственную известную фотографию Гоголя среди группы русских художников в Риме. Он один среди них щеголь. И на портрете работы А. Г. Венецианова (писанного с натуры в 1834 году) (рис. 3) совсем не тот Гоголь, которого изобразил Н. Андреев на знаменитом московском памятнике. У Венецианова он уж никак не носитель мировой скорби. Скорее Хулио Хуренито или вовсе — Бендер. Откуда у провинциального бедноватого выпускника безвестной Нежинской гимназии, по рождению принадлежащего к одному из самых нижних сословий империи, проявилось стремление, о котором Татьяна Венедиктова написала: "К традиционному сословию человек принадлежал <...> пожизненно, а статус буржуа мог приобрести собственными усилиями, но мог его и утратить. Неустойчивость, неопределенность, рискованность, отсутствие опоры в прошлом и гарантий в будущем — важные приметы этого социального состояния. Они же для буржуа — стимулы к неустанной деятельности"^[13].

^[13] Венедиктова Т. Литература как опыт, или «Буржуазный читатель» как культурный герой. М.: Новое литературное обозрение, 2018. С. 23.

И нам ли, наблюдавшим невероятные кульбиты и превращения судеб девяностых годов, удивляться тому, что в коконе прошлого вырастали натуры будущего. Об истоках и становлении такого Гоголя моё исследование "Homo economicus в русскую литературу ввёл Гоголь"^[14].

^[14] Вайнгорт В. Л. Homo economicus в русскую литературу ввёл Гоголь / Экономика. Литература. Язык. // Тезисы доклада — сборник тезисов VII Международной конференции. СПб: Астерион, 2018. С. 16. // Полный текст доклада — Научные публикации д. э. н. Владимира Вайнгорта. [URL:] http://kardis.ee/pub/vaingort-pub-herlvg-post-2018.pdf (дата обращения: 09.04.2019).

Настоящим он бывал редко. Разве, что в письме из Италии 1837 года, когда потрясённый смертью Пушкина, воскликнул: "Россия, Петербург, снега, подлецы, департамент, кафедра, театр — всё это мне снилось <...> О Пушкин, Пушкин! Какой прекрасный сон удалось мне видеть". Всё изменчиво в его жизни и творчестве. Кроме ночных видений (снов), ночного неба и земли.

В письме 1838 года оттуда же — из Рима: "Что за небо! Что за дни! <...> Что за воздух! <...> В душе небо и рай".

И внезапно совсем иной Гоголь (в письме Погодину в ответ на слова того о гибели Пушкина и призывом вернуться в Россию): "Ты приглашаешь меня ехать к вам. Для чего? <...> Ехать, выносить надменную гордость безмозглого класса людей <...> Нет, слуга покорный".

И всё же он вернулся. То был свободный выбор полностью свободного человека. Автора наполненных абсолютной свободой нескольких страниц "Ночей на вилле"^[15]. Но прежде всего мастера, о котором другой мастер — Андрей Белый напишет: "Весь размах лирики, данный ритмами <...> вложил Гоголь в прозу, заставляя вздрагивать, как струны, вытянутые свои строки"^[16]. Добавим только: особенно в описании ночей, южных и северных (белых). А если выйти за пределы исследования сугубо литературного мастерства, то справедливо — наверное — сказать, что именно у Гоголя самым непосредственным образом отразились Кантовы "две вещи на свете, наполняющие душу священным трепетом: звёздное небо над головой и нравственный закон внутри нас".

^[15] Дата написания — июнь 1839 г. Опубликовано впервые в 1856 г. в книге — Кулиш П. А. Записки о жизни Николая Васильевича Гоголя. СПб: Тип. А. Якобсона, 1856. Т. 1. С. 227—230. (По стилю — автобиографическая дневниковая запись.)

^[16] Белый А. Мастерство Гоголя. Исследование. М.: Книжный клуб «Книговек», 2011.

 

Список иллюстраций:

Рис. 1. Флигель, где жил Н. В. Гоголь, приезжая в родовую усадьбу села Васильевка

Рис. 2. Господский дом на усадьбе Гоголей в селе Васильевка

Рис. 3. Портрет Гоголя (Венецианов)