История Полтавы

Записки провинциального архитектора

• 

Подробности

Просмотров: 104349

Вайнгорт Ария-Леон Семенович

Содержание:

        

От составителя

Автора этой книги хорошо знали в Полтаве. 34 года он был ее главным архитектором, почти 10 лет преподавал в строительном институте, создал и стал первым директором Гоголевского музея-заповедника на родине писателя.

А еще он был страстным краеведом, собирателем и хранителем обширного архива документов и фотоматериалов по истории города. Особенно, по истории его восстановления после нашествия фашистских захватчиков.

Понимание значения хранящихся у него материалов пришло после экспозиции части из них на персональной выставке Льва Семеновича Вайнгорта, которая называлась "Моя Полтава" и была развернута по поводу 50-летия его творческой деятельности в залах краеведческого музея, сотрудником которого архитектор Вайнгорт был до последнего дня жизни - 18 апреля 1994 года.

На даче в Новых Санжарах. Здесь писались
“Записки провинциального архитектора”. Фото 1979 г.

И до того же последнего дня он работал над своими воспоминаниями, которые назвал "Записки провинциального архитектора".

Соседи старого полтавского дома на улице Комсомольской, окна которого много ниже уровня взгляда прохожих, могли видеть ранними утрами и поздними вечерами его крупную седую голову над письменным столом.

Старый архитектор работал над записками, фрагменты которых в последние годы часто появлялись в Полтавских изданиях. Их печатали газеты "Зоря Полтавщини", "Комсомолець Полтавщини", а также журнал "Астрея". Их часто и охотно читал автор на работе и в кругу близких.

Еще он готовил к изданию уникальные материалы из своего архива, писал историю памятников - зданий и улиц Полтавы...

Он спешил.

В одном из вариантов вступления к "Запискам" есть такие слова: - Люблю осенней порой гулять родной Полтавой...

Светлая печаль охватывает душу, и думаешь, иногда глядя на палые листья - вот так же уйдут наши дни и исчезнут следы жизни моего поколения...".

Он спешил рассказать о своем поколении. Рассказать с юмором и горечью, честно и точно.

Многого не успел.

В памяти друзей остались его устные рассказы. В памяти коллег - ценнейшие сведения о городе, которые уже никогда не будут записаны.

Из того, что удалось ему написать, составлена эта книга.

В нее вошли все подготовленные к печати разделы "Записок провинциального архитектора", часть рассказов о памятниках и улицах Полтавы, а так же отобранные им самим редкие фотографии и отпечатки найденных в его архиве уже без него негативов, которые никогда не публиковались или являются исторической редкостью.

Публикация всего этого богатства была бы невозможной без дружеской помощи директора Полтавского краеведческого музея Анны Петровны Белоус, главного архитектора Полтавы Александра Львовича Ротманского и многих других архитекторов, историков, художников Полтавы.

Всем им составитель книги приносит глубокую благодарность.

Работа по опубликованию этих материалов была предпринята не только по долгу памяти, но и в надежде, что написанное и собранное моим отцом будет нужно его землякам, тем, кто интересуется прошлым Полтавы и всем, кто любит наш город так же, как любил его один из многих коренных полтавчан, проживший в городе более 80 лет - Лев Семенович Вайнгорт.

Составитель посвящает эту книгу друзьям и коллегам Льва Семеновича Вайнгорта с любовью и благодарностью.

Доктор экономики Владимир Вайнгорт

 

        

Глава первая. Довоенные годы

Архитектор или архимандрит

Осенью 1938 года в неполных двадцать шесть я стал главным архитектором Полтавы.

К слову сказать, тот год стал переломным не только в моей личной судьбе, но и в судьбе города, потому что именно с тридцать восьмого Полтава - областной центр.

Сейчас только глядя на старые фотографии, восстанавливаю в памяти точный облик довоенной Полтавы. В ней было странное соединение исторически значимого и всей России известного губернского чиновничьего города и глубокого украинского захолустья.

Сразу от гордых памятников и строгих ансамблей зданий в стиле русского классицизма начинались кривые немощенные переулки и улицы, застроенные белыми одноэтажными домами, утопавшими в сплошной зелени садов.

Полтаву я знал, потому что был "местным кадром". Коренным полтавчанином.

Привезли меня в Полтаву младенцем, и рос я в большой бедной еврейской семье. Жили мы в мазанке, которая стояла в темноелизаветинском переулке, кривым коленом прилепившимся к Трегубовской улице (ныне улица Карла Либкнехта).

Оттуда пошел в школу. Потом в техникум. Работал. Уехал из Полтавы. Потому что поступил в Харьковский архитектурный институт, после которого недолго пробыл на строительстве Московского метро. А в тридцать восьмом - снова Полтава и неожиданное назначение главным архитектором.

Какие грандиозные архитектурные планы обуревали меня... Какие прекрасные перспективы мнились...

Не понимал я тогда, что в новой должности самыми важными и трудными окажутся не вопросы творческие, а вечная проблема: архитектор и власть.

Тем более, та власть.

Тогда, в двадцать шесть, - я был не только увлеченный специальностью молодой архитектор, но и парень с полтавской окраины - лихой чечеточник, синеблузник, вдохновленный размахом метростроя и уверенный в том, что смогу применить свои знания в родном городе наилучшим образом.

Первое испытание характера и моего понимания роли архитектора произошло после назначения. Той же осенью тридцать восьмого.

Секретарь недавно созданного облисполкома М.В. Векленко привез меня на Красную (бывшую Соборную) площадь к развалинам взорванного собора. Чтобы распорядиться на месте:

- Здесь будем строить гараж для наших облисполкомовских машин. Место удобное: близко. Не будет перепробега. Подготовьте, товарищ архитектор, необходимые документы для отвода площадки под строительство гаражей.

Колокольня Успенского собора. Фото конца 1930-х гг.

До сих пор помню эту сцену: у горы битого кирпича из разваленного собора на фоне шикарной исполкомовской "Эмки" вальяжный в солидном начальственном костюме Векленко и в парусиновых туфлях, парусиновых брюках, в которые заправлена полосатая футболка, зашнурованная белой тесьмой на груди, - начинающий архитектор. То бишь - я...

Хоть и перепуган был - а все-таки стал возражать. Пытался объяснить, что в исторически значимом месте, возле колокольни, замыкающей перспективу центральной улицы - строить гараж нельзя.

Тут же я выражал готовность найти срочно другую, подходящую для гаража площадку...

Мои резоны вызвали начальственную иронию:

- Я не знал, молодой человек, что Вы - защитник церквей. Не архитектор, - а какой-то архимандрит.

Сел в машину и укатил, оставив меня в недоумении: убедил его или нет? Нехорошо я себя чувствовал после этого "архимандрита".

Но решил не сдаваться и не допустить гаражей на месте разрушенного собора. Молодой был, не битый.

        

Опасная подпись

Всякая тотально бюрократизированная система легко соскальзывает в абсурд. В моих записках подобных случаев немало будет, потому что должность такая была: с одной стороны работа творческая (все-таки, архитектор); а с другой - винтик бюрократического механизма (поскольку, главный архитектор, по существу, начальник одного из горисполкомовских отделов).

Трагифарсовая история произошла в канун 22 годовщины Октябрьской революции, когда под моим руководством готовилось праздничное оформление города.

"Гвоздем" оформительской программы было огромное (почти на два этажа высотой) панно, на котором под поясным портретом Сталина шло его изречение, что войны мы не хотим, но если придется воевать, то на чужой территории.

Устанавливалось панно на доме городского Совета, - который тогда находился на улице Ленина (там, где теперь торгово-кооперативный техникум).

Делал его поднаторевший в оформительских делах молодой художник, которого все звали просто Вася.

Мы с Васей занимались панно несколько дней и даже ночей и, наконец, вечером шестого ноября его установили.

Я ушел домой, а Вася остался, чтобы собрать свои инструменты.

За час до полуночи прибежал ко мне домой гонец с запиской от секретаря горисполкома. Предписывалось немедленно прибыть к нему.

Когда я пришел, в горсовете собралось не только все начальство, но и бдительные энкаведешники. Обсуждался акт политического хулиганства накануне праздника. Дело в том, что на нашем прекрасном панно, под сталинским текстом, кто-то в правом углу крупно дописал: "Непийпиво".

Потому вызывали меня, а вскоре прибыл и Вася. Когда выяснилась причина вызова - Вася сразу "раскололся": - Я написал, - заявил он, - вернее, подписался. Потому что Непийпиво - моя фамилия.

Представитель органов потребовал Васин паспорт. Оказалось, действительно: Непийпиво.

А что - крупно написано? Так и само панно немаленькое. Небрежно? Такая у него подпись...

Васино признание произвело эффект извещения о приезде ревизора в последней сцене Гоголевской комедии.

Оно и понятно.

Это сейчас - я рассказываю и смеюсь.

А в 1939 такие шутки могли плохо кончиться.

Оформление тоже считалось идеологией. И, в этой связи, вспоминается еще одна история.

        

Сталинский "мерзавчик"

Дело было снова перед Октябрьскими.

Провожу, как водится, проверку оформления витрин к празднику (это было моей святой обязанностью) и вижу в винно-водочном магазине, что на углу Пионерского переулка и Котляревского, совершенно пустое окно.

Директор, в ответ на мою претензию, успокаивает, что готовит, мол, совершенно оригинальное оформление, которое "всему городу понравится", но выставит его только завтра. Как раз накануне праздника.

Мне бы проверить. Но... времени не было, витрина небольшая и хоть в центре, но не на главной улице. В общем, "пустил на самотек", как тогда говорили.

На следующий день утром звонят из горкома партии и спрашивают, проверил ли я все витрины, а если проверил - то как допустил несуразицу в витрине того самого винно-водочного. На мой вопрос - что там случилось?, - мне, не без иронии, посоветовали посмотреть самому.

Помчался к магазину и увидел ювелирную, можно сказать, работу. По ширине витрины стояли бутылки водки разной высоты - от трехлитровок до стограммовых (их тогда называли "мерзавчики"). Бутылки были подобраны и расставлены таким образом, что получалось подобие зубчатой кремлевской стены, а за "стеной" возвышался большой портрет Сталина.

Естественно, заставил всю эту красоту убрать, к большой обиде директора.

А после праздников, на разборке у городского партийного руководства директорская инициатива и мое халатное отношение к подготовке оформления витрины этого магазина было квалифицировано как "политическое недомыслие".

        

Символы времени

Пилоны со стороны кадетского корпуса. Открытка 1963 г.

Полтавчане-старожилы, наверняка помнят, что с довоенных времен и почти до шестидесятых годов входы в Октябрьский парк были оформлены парными пилонами. Два - со стороны так называемого "центра" (то есть - если идти от кинотеатра имени Котляревского и нынешнего горисполкома) и два с противоположной стороны.

Должен признать, это была одна из моих первых самостоятельных работ в Полтаве.

Пилоны были выполнены в духе "классицизма", с пилястрами, сильно разработанным карнизом и т.д. В общем, в духе зданий, стоящих по кругу Октябрьского парка.

На фасадах пилонов находились скульптуры в стиле и технике, известной "девушки с веслом". Гипсовые фигуры рабочего, поднявшего молоток над наковальней; крестьянки со снопом и непременным серпом. Это с парадной, так сказать, стороны "от центра", с противоположной - фигуры летчика и танкиста, которые оба, из-под руки напряженно вглядывались вдаль.

Идейная сторона композиции понятна: перекличка поколений. Памятник героям Полтавской битвы и герои "наших дней". А эстетическая сторона, как мне стало ясно со временем, сомнительна.

У сатирического ансамбля московских архитекторов "Кохинор" есть такой куплет:

Можно сжечь сто тонн макулатуры.
Выбросить изделье пошляка.
Но архитектурная халтура,
К сожаленью, простоит века.

А на лекциях в архитектурных институтах студентам непременно рассказывают анекдот о том, что "Врач свою ошибку - хоронит, писатель - сжигает и только архитектор вынужден любоваться всю жизнь".

Мне повезло. Я сумел сам устранить собственную ошибку. При реконструкции круглой площади и Октябрьской улицы в начале шестидесятых "идейные" входы в Октябрьский парк были разобраны и теперь перспективу Октябрьской улицы замыкает только величественная колонна "Памятника Славы".

Между прочим, когда мы разбирали пилоны, ко мне - главному архитектору, шли потоком жалобы. Многие воспринимали это как насилие над сложившимся архитектурным ансамблем, подтверждая тем самым, что в градостроительстве, как нигде, справедливо утверждение, что "все сущее разумно". Без крайней нужды, не должен архитектор уничтожать работу предшественника.

Но в данном случае я сам исправлял свою "ошибку молодости". Без потерь для города.

        

О трамвае в Полтаве

Старожилы рассказывали, что еще в начале XX века в Полтаве намеревались пустить трамвай. Был даже заключен контракт с бельгийской фирмой и она завезла не то в 1910, не то в 1912 году рельсы для укладки трамвайных путей. Помешала первая мировая война. Не ручаюсь за достоверность этих фактов и дат, но, во всяком случае, в советские годы трамвай был реальным планом.

Летом 1939 года после юбилея (230-летия) Полтавской битвы мне поручили выехать в Киев в Министерство коммунального хозяйства. Как главный архитектор города, я должен был участвовать в заседании технического совета, где рассматривался проект строительства трамвая в Полтаве.

В яркий июльский день я впервые приехал в Киев. Но с городом ознакомиться не удалось. Изрядное время заняло устройство в гостинице. Успел лишь сбегать на Владимирскую горку полюбоваться широким Днепром и живописным Подолом, куда спустился фуникулером. Подумал: вот хорошо бы сделать и у нас в Полтаве подобный спуск с Белой беседки (что на мысу Красной площади) на Подол. Наскоро перекусив в летнем кафе, поспешил в министерство. День был жаркий. Сняв куртку, остался в своей любимой полосатой футболке.

В большой комнате, куда мы вошли с группой ожидавших, посередине стоял огромный Т-образный стол. В конце его я и присел, держа куртку на коленях. Из боковой двери вошли трое и уселись в торце стола. Средний из них, высокий, мужчина лет сорока встал и открыл заседание техсовета. Это был министр коммунального хозяйства Украины Третьяков.

Обведя взглядом сидящих за столом, министр сразу обратился ко мне:

- А вы, молодой человек, что здесь делаете? Вероятно, вам нужно на комсомольское собрание? Оно будет проходить в соседней комнате.

Смущенный и покрасневший, я встал и робко промолвил:

- Я из Полтавы приехал участвовать в рассмотрении проекта строительства трамвая в нашем городе.

- Позвольте, а кем вы работаете в Полтаве? - спросил Третьяков.

- Главным архитектором! - выпалил я.

- Такой юный, и уже главный архитектор, - заметил министр и закончил разговор: - Хорошо, начнем заседание. Красный, с потными руками, которые не знал куда девать, я уселся на краешке стула. На меня поглядывали, как на белую ворону. И впрямь я странно выглядел среди членов совета - солидных при галстуках - розовощекий, безусый юнец в полосатой футболке с закатанными рукавами. Ну точь-в-точь, как на плакатах художника Дейнеки. Досадовал на себя: почему не завел усов? Почему так легкомысленно вырядился в футболку? Ведь не на стадион пришел, а на технический совет, от которого зависит судьба трамвая в Полтаве! Кто из этих солидных дядей примет на веру мои аргументы по поводу проекта?

После доклада авторов и выступления экспертов развернулась дискуссия. Ввязался и я. Вынув из папки план города, указал, что между двумя вокзалами - Южным и Киевским - 8 километров и по генеральному плану Полтавы основные заводы будут развиваться в районе Киевского вокзала, что вызовет рост потока пассажиров из центра в новые районы растущего города. Все это диктует необходимость строительства трамвая. Одновременно заметил, что у нас как и в Киеве, город расположен на горе и на Подоле, в пойме реки, нам, помимо трамвая, нужен фуникулер.

Это вызвало веселое оживление и председательствующий заметил:

- Молодой, да ранний. Но аргументы за трамвай в Полтаве вески! Но о сроках строительства и готовности всего городского коммунального хозяйства следует еще раз подумать и все подсчитать.

На этом закончилось рассмотрение проблемы о строительстве трамвая в нашем городе. Я уехал полный надежд, что в Полтаве будут и трамвай, и фуникулер.

Может быть и было бы, но все планы оборвала война.

        

Глава вторая. Война и годы восстановления

Слоник на память

С первых дней войны в городе был создан "Городской штаб обороны" (возможно, название звучало иначе - за давностью оно стерлось в памяти, и потому в точности его не ручаюсь). Я, как главный архитектор, отвечал в этом штабе за маскировку зданий и улиц.

Городской штаб организовывал рытье противотанковых рвов на подступах к городу, занимался противовоздушной обороной, вел эвакуацию людей и материальных ценностей. Наша служба во всю разрисовывала крыши и фасады домов и площади города, чтобы сбить с толку вражеских летчиков и отвести бомбовые удары от наиболее ценных зданий и предприятий.

Мы все, члены "штаба" довольно скоро перешли на казарменное положение и ночевали в горисполкоме.

В общем, ход событий скоро стал всем ясен и когда немецкие войска перешли Днепр - судьба Полтавы не вызывала сомнений. Вопрос был только в сроке.

В один из последних дней еще "нашей" Полтавы я заскочил домой понимая, что скорее всего делаю это в последний раз. Квартира была пуста, потому что семья эвакуировалась и дома все свидетельствовало о быстрых сборах. У меня было несколько минут и бросив последний взгляд на книги - немых свидетелей нашей мирной жизни, я, по безотчетному порыву, схватил и сунул в карман маленького мраморного слоника стоявшего на книжном шкафу.

Когда вернулся в горсовет, там шло совещание с командиром части, оборонявшей город. Охрипший, небритый он держался уверенно и уверил нас, что бои на окраинах Полтавы протянутся несколько дней, а потом - будет видно. В зависимости от общего положения на фронтах.

Совещание закончилось к ночи и мы, выставив дежурных разошлись спать по кабинетам. А на рассвете дежурному позвонили откуда-то с района Киевского вокзала и сообщили, что немцы входят в город. Связь с воинской частью была потеряна и потому руководство приняло решение загрузить всех в находившиеся у нас в распоряжении грузовики и выехать на окраину в Харьковском направлении.

Там, на окраине, мы нагнали какую-то часть и узнали, что Полтава оставлена. С отступавшими частями мы двинулись в сторону Харькова.

...А слоненок вернулся со мной в Полтаву.

И потом много лет стоял на письменном столе потертый, с отбитым хоботом - пока его не "заиграли" подросшие дети.

        

Птица "каменка"

23 сентября сорок третьего года Полтава снова стала "нашей". А в феврале сорок четвертого по вызову Полтавского обкома КП(б)У и я вернулся в числе группы специалистов, которых по одному собирали на фронтах, тыловых заводах и стройках, чтобы восстанавливать освобожденный город.

Нас не имевших жилья, поселили в общежитии, громко именовавшимся "Гостиницей горсовета". Это было одно из немногих не разрушенных зданий в центре города - двухэтажный дом на улице Котляревского, номер 2-а. (Позже дом надстроили и в нем размещались разные организации).

А тогда, весной сорок четвертого, к общежитию мы добирались дорожками протоптанными среди сплошных развалин.

Руины Полтавы. Квартал, ограниченный ул. Фрунзе, Октябрьской, Котляревского и Ленина.
Фото 1944 г.

Полтавы не было. Искореженные огнем металлические конструкции, зиявшие пустыми глазницами остатки фасадов, целые части которых украшали надписи: "Мин нет" или более развернутые: "Проверено. Мин не обнаружено".

Ул. Гагарина, 3

Полтавский кадетский корпус (ул. Октябрьская, 42)

Непролазные горы кирпича и щебня - таким предстал перед нами центр города. Среди руин копошились возвращавшиеся из окрестных сел, выходившие из землянок и подвалов полтавчане, собиравшие "стройматериалы" для обустройства хоть какого-нибудь жилья. Вдруг в разваленном доме появлялись застекленные или забитые досками окна за которыми вечерами мигал свет коптилок. Так возвращалась в город жизнь.

В самом начале лета сорок четвертого, среди развалин одного из домов Октябрьской улицы заметил я как-то человека, что-то записывающего в толстую тетрадь. Подошел, оказалось еще довоенный знакомый - научный сотрудник краеведческого музея Н.В. Гавриленко. Известный в городе краевед и орнитолог. Он рассказал мне, что ведет наблюдение за семьей до того крайне редко встречающейся в наших краях птицы - "пустынной каменки".

Птицы эти гнездятся, как правило, среди каменных россыпей пустынных степей. И никогда они не жили в городах.

А весной сорок четвертого стали гнездиться в Полтавских развалинах.

Город превратился в каменную пустыню. Вот и появился в нем "пустынный каменник".

        

Листовка

Жизнь возвращалась бурно. В день первого послевоенного традиционного Ленинского субботника над городом летал самолет и разбрасывал листовки. Каким-то чудом одна из них сохранилась в моем архиве. На ней стихи:

Клянемось, що чорні руїни Полтави
Покриють рожеві сади.
Що з пороху встануть, як день величаві
Широкі, просторі, дзвінкі городи.

Немудрящие стихи отражали точно тогдашнее наше настроение.

4 февраля 1944 года вышел специальный выпуск ""Зорі Полтавщини" под заголовком "Власними силами відбудуємо рідне місто".

Главным стройматериалом был лес. Организовывались специальные бригады полтавчан, которые выезжали для рубки леса. Заработали лесопилки. К концу 1944 года было заготовлено и завезено на стройки города около 5000 кубометров лесоматериалов.

В том же сорок четвергом начала работу первая строительная организация. Она называлась трест "Демонтаж".

Его главной задачей было добывать из развалин все, что могло сгодиться в дело: сохранившиеся оконные рамы и двери, несгоревшие половые доски, целые кирпичи. Впрочем, шли: в дело и половинки, так называемый, "половняк". Таким был строительный материал сорок четвертого.

Под руководством работников треста "Демонтаж" трудились все жители города.

Было принято добровольное обязательство: каждому полтавчанину отработать безвозмездно на разработке развалин 20 рабочих дней в году.

Мы все помним разные формальные планы и обязательства. Должен сказать, что то обязательство было близко каждому.

Держу в руках реликвию: "Памятку участнику восстановления Полтавы". В ней короткие рекомендации о работе в развалинах. Она тогда была у каждого полтавчанина.

96 массовых воскресников прошло в 1944 году. Разработано 48000 кубометров строительного мусора.

Собрано, очищено и уложено в штабели 23097 кубометров кирпича. Мы работали не только потому, что хотели выжить. В тот трудный год мы ощущали себя хозяевами, создающими свой город.

Надеюсь, молодой читатель простит несвойственную этим запискам патетику. А мои сверстники (теперь уже немногочисленные) меня поймут.

Город оживал на глазах.

1 декабря сорок четвертого на углу улиц Ленина и Комсомольской открылся первый книжный магазин. (Теперь того дома нет, но многие еще помнят и дом и магазин в его цокольном этаже). Среди первых книг в нем были 12 тысяч школьных учебников.

10 декабря на Первомайском проспекте заработал молокозавод, где установили три сепаратора.

Каждое такое событие было городским праздником.

        

Первая выставка

Несмотря на колоссальные трудности жизни в практически уничтоженном городе - настроение людей было хорошее. Улучшения были заметны ежедневно. Как писал тогда украинский поэт Владимир Сосюра:

Все далі і далі гул кривавий
I гром народної війни
Знову розцвіли сади Полтави
Під сонцем волі і весни.

Чтобы показать людям сделанное и ближайшую перспективу, было решено провести в годовщину освобождения города выставку достижений Полтавы и области за 1943-1944 годы.

Главный вход на выставку. Фото 1949 г.

Первая выставка разворачивалась на партере перед монументом Славы в Октябрьском парке..

Сценарий, планировку и оформление выставки поручили мне и архитектору Наде Шишкиной.

В нашем распоряжении были: жерди, брезентовые плащ-палатки, немного фанеры и картон.

Из этих материалов на партере, который расположен от памятника до входа в сторону улицы Куйбышева, мы создали выставочный городок, где были павильоны районов, а так же целевые павильоны: культуры, искусства, народных промыслов.

Парадность, карнавальность выставке придали за счет смелого использования в оформлении снопов, веток, цветов и плодов полтавской земли.

С тех пор, наверное, мой любимый овощ - тыква, как у нас говорят - кабак. Он ведь, действительно, очень декоративен. Особенно, если крупный с переливами оттенков солнечного цвета на боках.

Признаюсь, что даже у себя на даче я выращиваю громадные кабаки с особым удовольствием.

За неделю до открытия, мы объехали пригородные хозяйства и уговорили их владельцев привести "полежать" на выставке особенно красивые экземпляры. Год был урожайный. Много уродилось яблок, груш. Их тоже использовали в оформлении. По всей выставке и перед входами в павильоны были устроены спиральные, расширяющиеся к низу горки, сплошь заложенные плодами от мелких яблок вверху до тыкв и арбузов внизу.

Золото снопов, нарядное разноцветье огромных тыкв, букеты срезанных полевых цветов и живые цветы, высаженные всюду трестом зеленого строительства, гирлянды из электрических ламп и вечерняя подсветка военными прожекторами. Медь оркестров. Все это великолепие среди круга развалин создавало мощный аккорд надежды, радости, ожидания победы и лучшей жизни.

Перед входом в парк постоянно играли оркестры и вечерами устраивались танцы.

Получился настоящий народный праздник.

Мне на длинном своем веку пришлось немало видеть разных выставок и праздников. Но свидетельствую: более открытого, карнавального, искреннего веселья и более эффектной и сильной по воздействию экспозиции - не знаю.

В день открытия выставки возникла только одна проблема - как обеспечить освещение торжественного заседания, проходившего в 3-й школе (в то время там располагался театр имени Гоголя) и не отключать иллюминацию на выставке?

Президиум выставки (третий справа – Л. С. Вайнгорт). Фото 1949 г.

Решили проблему таким образом: во время перерывов между номерами праздничного концерта - включать на несколько минут иллюминацию выставки, а когда выключалась иллюминация - зажигались прожектора (питавшиеся от своих аккумуляторов). Получился дополнительный эффект.

У меня сохранилась книга отзывов выставки. Она показывает: кто были главные посетители и какое у них было настроение.

Вот некоторые записи:

"В то, что сделано за год после оккупации, трудно поверить. Полтавщина поднимается. Выставка - образец труда..." Гвардии майор Б. Чаус, гвардии полковник Верменич.

"Выставка, прежде всего, заслуживает внимания у бойцов и офицеров Красной Армии. Все отрасли нар. хозяйства показаны в восхитительной красоте.

По поручению товарищей выражаю восхищение успехами бойцов тыла на Полтавщино. Лучшим и целебным лекарством (оружием) помощи Красной Армии людьми тыла есть достижения в области труда. Желаем успехов землякам-полтавчанам...". Гвардии старший лейтенант А. Богданов.

"Художнє оформлення виставки і реставрація м. Полтави показують патріотизм м. Полтавы. Бажаємо успіхів в Вашій праці. Ст. сержант (подпись неразборчива).

Может быть их чаще приглашали сделать запись в книге? Но идут сплошной чередой: ст. Гвардии лейтенант Шкловский, ст. гвардии лейтенант Александров; партизан Отечественной войны Чернявский; капитан Беседан и т.д. и т.д.

Нельзя забыть, что война шла еще целых полтора года и многие посетители той выставки уже никогда не смогли побывать на следующих.

А выставки стали традиционными. Ежегодно для них расчищали от руин тот или иной квартал и выстраивали выставочный городок. Своя хитрость была в этом деле. После каждой выставки город обогащался приведенной в порядок площадью. Многие остались до сих пор: Театральная, у здания обкома и т.д.

Архитекторы проверяли масштаб будущей застройки. Но искренняя радость постепенно сменялась казенным оптимизмом. Потом, в конце пятидесятых, закончились и сами выставки.

        

Три расписки

Неожиданное свидетельство организованного оккупантами мародерства я получил вместе с квартирой "выделенной" мне горсоветом весной сорок четвертого, когда вернулась в Полтаву семья.

Дело в том. что в двухкомнатной квартире по улице Комсомольской (где одна из стен коридора висела над воронкой от авиабомбы, но комнаты были в порядке) "при немцах" находилось домоуправление..

Когда я впервые попал в квартиру - весь пол в ней был усыпан какими-то квитанциями и рваными учетными книгами.

В углу стоял запертый двухстворчатый сейф.

Перед нашим вселением сейф увезли. Бумаги, как не представлявшие ценности, выбросили. До сих пор каюсь, что сам их не посмотрел. Потому что. когда уже вселились, нашел застрявшие за дверью три скрепленных документа.

Они и сейчас лежат передо мною. Первый со штампом "Полтавський житловий відділ при Міській управі" від "20 лютого 1942 р. № 250".

Адресовано: "До керуючого Будинкоуправління № 18. п. Каюну" (кажется, так звучит неразборчиво вписанная в типовой бланк письма фамилия).

Текст: "Житловий відділ просить Вас сьогодні 20.ІІ.42 р. віднести на квартиру пані Тірель м'яке крісло, що стоїть у Вас в конторі Б.-Управління".

Подпись: "Керівник житлового відділу (Юсин)".

Напечатанная на половинке листа бумага украшена какими-то регистрационными пометками и размашистой карандашной резолюцией: "Распорядись".

А на обороте такая запись:

"Дворянская ул. № 18, кв. (вроде - 4) Тирель. Согласно распоряжению сего сдал мягкое кресло 1 шт.". И подпись.

Внизу - "Принял" и подпись карандашом.

Кресло, очевидно, завершало меблировку квартиры "пани Тирель". Потому что к тому же листочку был приколот другой, написанный от руки и датированный 02.ХІ.41 года: "Управбудинками д/у № 18. Прошу негайно передати пані Тірель Ф.М. низче визначені речі (мебель): діван - 1 шт.; буфет - 1 шт., шкаф кухонный - 1 шт., кресла - 2 шт.; люстра (арматура) - 1 шт.".

Наконец, третий документ на четвертушке тетрадного листа. "Расписка № 2. Выдано согласно приказания головы горжилуправления Л. Тирел 18 д/у такі речі... Выдано мною: кресла - 2 шт., шифонеров - 2 шт., посудный шкаф - 1. Настольну лампу - 1. Кварт. Тирел принято без подписи. 18 д/у. Смотреть на обороте".

А на обороте: "Сдал вещи (подпись)" и чье-то свидетельство: "Речі передані дійсно (подпись)".

Такие вот три служебных документа по одной квартире на "Дворянской". За ними трагедии семей, откуда брались домоуправлением вещи.

Очевидно, ворох выброшенных бумаг был о том же. Об упорядоченном и благословенном новой властью мародерстве.

Самое удивительное, что расписки о меблировке квартиры пани Тирель я куда-то спрятал в далеком сорок четвертом и не мог найти почти тридцать лет. Они обнаружились среди старых негативов при подготовке моей персональной выставки в восемьдесят втором году. Когда уже поздно было пытаться выяснить, кто такая Тирель, откуда взялась ее мебель, и ни к чему, наверное. В этой книге я впервые публикую эту фамилию и переписку о полученной ею мебели. Сейчас думаю, это никого не заденет.

Вообще, квартира моя на Комсомольской оказалась "значащая". Она находится в доме, когда-то принадлежавшему губернскому церковному архитектору.

Сейчас описываю за столом в своем домашнем кабинете историю с расписками - а Бог знает какие тени витают у меня за левым плечом?

Такими расписками, наверное, подтверждалась и раздача моей мебели, библиотеки...

Но мы никогда ничего не искали.

Кто тогда думал об этом дрязге? Мы выжили. Вернулись.

Иная мера ценностей была.

Дома у меня висит натюрморт, подаренный мне до войны полтавским художником Розебаумом. Его сохранили соседи по нашей довоенной квартире. Держу эту работу на видном месте в память о прекрасном человеке и художнике, которого расстреляли гитлеровцы вместе с тысячами других полтавчан, чьи вещи с дотошной аккуратностью делил "житловий відділ при міській управі".

        

Неосуществленный проект

По всей стране отгремели залпы салютов и ликования в связи с Великой Победой в Отечественной войне.

У полтавских руководителей возникла идея соорудить памятник Победы..

Соответствующее задание выдал мне и моему коллеге - архитектору Н.Е. Онищенко председатель горисполкома С. И. Бондаренко. Он был лаконичен:

- Памятник установить на Красной площади на месте существующей колокольни бывшего собора. Если сможете, используйте колокольню как пьедестал. На нем установим конную скульптуру Сталина.

Колокольня Успенского собора. Фото конца 1930-х гг.

Увидев наши удивленные лица, мэр обосновал идею:

- Ведь в гражданскую он вместе с Буденным руководил Красной Армией. Так что можно на коне.

Мои сомнения по поводу отсутствия ассигнований и постановления правительства Бондаренко отметил сходу.

- Действуйте, товарищ Вайнгорт, организуйте разработку проекта, привлекайте всех, кого необходимо.

Но тут не выдержал коллега Онищенко.

- Никого не надо привлекать! Я сам берусь за неделю разработать эскизное предложение памятника.

Его можно было понять. Такой заказ... Мечта архитектора!

Надо отдать должное таланту импульсивного увлекающегося Николая Ефимовича: через пять дней он уже показал мне прекрасно выполненную перспективу задуманного монумента.

Задание было выполнено буквально: предусматривалось убрать верхний ярус колокольни, а остальную часть забетонировать изнутри, превратив в пирамидальный пьедестал, на котором была бы установлена скульптурная композиция сидящего на могучем коне Сталина.

Мои осторожные замечания о несоразмерности фигуры и постамента и сомнения в целесообразности разрушения колокольни Онищенко и слушать не хотел. Его, что называется, несло.

А более резко выступить против памятника Сталину в то время...

Создалась безвыходная ситуация: осталось два дня до назначенного срока предоставления проекта, а Николай Ефимович меня не слушает, отказывается что-либо переделывать. Альтернативы нет, а будешь возражать против памятника - голову снимут.

Пришлось показывать проект без изменений. Он был одобрен руководством, однако, дальнейшую разработку и реализацию оттеснили текущие проблемы: приближалась зима в разрушенном городе было нечем топить.

Тут как раз приехал корреспондент "Правды Украины" и председатель горсовета решил похвастаться проектом монумента:

- Подобно Святому Владимиру в Киеве будет стоять наш вождь в Полтаве. А когда построим фуникулер вниз, на Подол, представляете, какой будет эффект?! Каждого приезжающего в наш город будет встречать конная статуя Сталина!

Корреспондент городского голову выслушал молча, только поблагодарил за показанный проект.

Прошла сессия горсовета, а вскоре вместо официального отчета о ней в "Правде Украины" появился хлесткий фельетон о полтавских фантазерах - председателе горсовета и обо мне - чудаках, занимающихся маниловскими проектами, в то время когда на носу зима и город нечем топить. Впрочем, конкретно о памятнике в фельетоне не говорилось и фамилия Сталина не называлась.

После фельетона мне было приказано прекратить дальнейшую разработку памятника.

Отложим до лучших времен, - вздохнул председатель.

Так колокольня была спасена от уничтожения. А вот куда подевался эскизный проект памятника из кабинета председателя горисполкома - никому не ведомо.

        

Опасные находки

Первым из архитектурного ансамбля зданий Круглой площади был восстановлен и реконструирован дом Дворянского собрания [см. Фотоальбом "Восстановление дворянского собрания"]. Работы производились строительным трестом ОСМУ-306, которым руководил Федор Иванович Богачев.

Герб Полтавы после его расчистки. Состояние на октябрь 1946 г.

Реставрированный герб на здании кинотеатра

В один из сентябрьских дней 1946-го года я оказался "на объекте" - наблюдал за разборкой подвала. И как раз в тот день, работавшая здесь бригада пленных немцев раскопала погреб, а в нем два ящика с квадратными бутылками сливянки с клеймами изготовления 1912-года в имении Кочубея.

Богачев, имевший неистребимое влечение к спиртному, тут же предложил отметить находку.

Решительно отказавшись, я предложил отправить находку в лабораторию облсанэпидемстанции для проверки и уехал.

Богачев погрузил бутылки в автомобиль и повез к себе домой, пригласив для компании пленного немецкого офицера.

На следующий день поползли слухи, что управляющий ОСМУ-306 пьянствовал с пленными фашистами. Это стало достоянием руководящих партийных органов. В результате проведенного следствия слухи подтвердились. Богачев был исключен из партии и освобожден от должности управляющего трестом. Я же отделался выговором за то, что не сумел его удержать.

Через неделю я "попался" на второй находке. При отделке фасадов пленные обнаружили в центре фронтона старинный лепной герб Полтавы, который я с ними тут же начал расчищать. Об этом стало известно в горкоме партии. Там придали почему-то особое политическое значение этому факту и вскоре я схлопотал второй выговор за реставрацию царских гербов и символов в Полтаве. Однако, правдами и неправдами, удалось герб уберечь от уничтожения. И до сих пор он украшает на главном фасаде треугольный фронтон над колоннадой кинотеатра имени Котляревского.

        

Свинья на балконе

В первые послевоенные годы при карточной системе снабжения каждый старался обзавестись какой-нибудь живностью. Но не у всех были для этого соответствующие условия, особенно в многоэтажных домах. Но, как говорится, голь на выдумки хитра.

Однажды председатель горисполкома Михаил Васильевич Векленко поручил мне лично разобраться в жалобе жителей дома № 23 по улице Октябрьской о том, что живущая на третьем этаже семья держит свинью на балконе и грязь протекает на нижний этаж. При проверке факт подтвердился, но, весьма неожиданным оказалось то, что выкармливали свинью известная заслуженная артистка Полтавского театра Селецкая и ее муж, главный режиссер театра, Ефименко. Их оштрафовать было как-то неудобно, но и жалобу игнорировать было нельзя.

По совету председателя горисполкома, Селецкой было предложено оборудовать на балконе сплошной металлический ящик в виде огромной ванны, устроить на дне подвижный поддон для удаления отходов, и таким образом додержать свинью до Октябрьских праздников. Жалобщикам ответили, что соответствующие меры по соблюдению санитарии приняты.

На Октябрьские праздники в знак благодарности Селецкая пригласила меня и мэра в гости на окорок из свиньи, выкормленной на балконе.

        

Встреча с Хрущевым

В один из октябрьских дней 1947 года в мой рабочий кабинет по Советской улице вошел без предупреждения капитан КГБ и в резком тоне приказал:

- Одевайтесь, товарищ архитектор. Внизу Вас ждет машина. Поедем со мной..

От неожиданности и такого приглашения я испуганно вздрогнул, робко встал и попросил:

- Одну минутку, мне нужно позвонить.

На что последовало:

- Поторопитесь, никуда не звоните. Вас ожидает автомашина.

У меня мелькнуло: почему торопят, куда ехать в сопровождении капитана КГБ? На ватных ногах я подошел покорно к вешалке, одел свое поношенное пальто и осторожно спустился по скрипучей лестнице. У парадных дверей стояла "Победа". Шедший рядом капитан, опередив меня, торопливо открыл переднюю дверцу, жестом предложил садиться рядом с шофером, который держал автомашину "под парами", не выключив мотор.

Капитан уселся на заднее сидение, тронул водителя за плечо и тот, развернув машину, поехал по Советской, в направлении Октябрьского парка, а затем по кругу, минуя здание бывшего Кадетского корпуса, повернул направо на Октябрьскую улицу.

Так и есть, подумал я, едем к зданию КГБ. А вот и оно. Тут маячит толпа людей. Значит везут меня туда. Зачем?

Не потому ли, что повздорил с заместителем начальника КГБ по поводу завершения башенок при восстановлении этого своеобразного по архитектуре здания? Я упорствовал: завершить башенки надо вырезанными из толстой жести петушками, как это было прежде. Заместитель настаивал на пятиконечных звездах. Так и сделали вопреки моим требованиям...

- Нет, - думаю, за это не арестуют. - Возникает новая версия. А может быть сюда свозят весь состав горисполкома и потому без каких-либо объяснений взяли меня? Ведь этот 1947 год во многом сходен с репрессиями 1937-го...

Машина затормозила резко.

Сопровождающий меня капитан выскакивает, открывает переднюю дверцу и теперь уже вежливо приглашает меня выйти. Осторожно выхожу, растерянно оглядываюсь. Передо мной секретарь обкома КП(б)У Василий Сергеевич Марков, рядом с ним Никита Сергеевич Хрущев. Их окружают члены бюро обкома и горкома партии, горисполкома. Марков представляет меня Хрущеву:

- Вот - наш главный архитектор - Лев Семенович Вайнгорт. Он подробно расскажет об этом здании.

Оказывается, что при знакомстве с Полтавой высокого гостя привлекла архитектура здания, и поэтому спешно послали за мной капитана, который меня так неуклюже доставил.

Я ошарашен. Немного путано рассказываю Никите Сергеевичу о том, что это здание было построено в 1907 году для русского земельного банка по проекту киевского архитектора Кобелева. Фасады стилизованы под формы русской архитектуры XVIII - XVIII веков с применением декора в цветной керамике и пластических бетонных деталей. Стены фасадов облицованы темно-красным "кабанчиком". Такая архитектура как бы противопоставлялась формам украинского модерна, в которых было сооружено в 1903-1908 годах здание земства на Петровской площади (ныне краеведческий музей).

Отвечая на вопросы Хрущева об архитекторе - авторе здания, из-за своего все еще шокового состояния путаю подлинного автора сооружения Кобелева с автором проекта его восстановления своим сверстником архитектором Н.Е. Онищенко.

Из этой неловкой ситуации выручает стоявшая рядом второй секретарь обкома КП(б)У Е.И. Шовкопляс. Она торопит ехать дальше и приглашает меня сесть в ее автомобиль. Вся кавалькада машин с начальством, сопровождающая Хрущева, трогается и едет в направлении Петровской площади. Я, сконфуженный и взволнованный, рассказываю Е. Й. Шовкопляс как бестактно, вроде арестованного, доставили меня к зданию КГБ.

Около краеведческого музея. Фото 1943 г.

Очередная остановка у сожженного краеведческого музея. Печальная картина! Меня уже не просят давать объяснения. Рассказывает М.С. Марков о том, как фашисты сожгли уникальное здание и бросили в огонь группу невинных граждан Полтавы, пытавшихся его спасти. Затем Хрущев, обернувшись к расположенному перед музеем памятнику Шевченко, просит меня разъяснить, в каком стиле выполнен памятник? Отвечаю:

- В стиле конструктивизма, из железобетона.

И рассказываю, что в 1925-1926 годах скульптор Иван Кавалеридзе создал эту композицию в виде скалистого кургана, из которого вырастает могучая фигура Кобзаря.

Никита Сергеевич замечает, что это стиль футуризма. Я пытаюсь разъяснить, что футуризм 20-х годов относится к поэзии. Адекватный стиль в архитектуре - конструктивизм. Хрущев обращает внимание всех, как фашисты изуродовали фигуру Шевченко и весь памятник, а затем говорит:

- Этот памятник непонятен народу. Его не следует реставрировать, а оставить как памятник фашистского вандализма.

Памятник Т. Г. Шевченко. Открытка 1930-х гг.

И далее подчеркивает:

- Батько украинского народа заслужил, чтобы в Полтаве ему был поставлен новый памятник из бронзы, например такой, как в Киеве. И, обращаясь ко мне:

- Вы подумайте, товарищ архитектор, подберите место для нового памятника, подготовьте условия конкурса на создание памятника Шевченко в Полтаве! А мы подскажем правительству, чтобы вам в этом помогли. - Кто-то сует мне записную книжку и карандаш. Я спешно записываю указания.

Все одобрительно восклицают: "Правильно, Никита Сергеевич! Следует создать в Полтаве новый, хороший бронзовый памятник Шевченко!"

Но до нового памятника дело не дошло, однако, памятуя указание Первого Секретаря, местное начальство долго не разрешало привести в порядок полуразрушенный памятник Шевченко.

Полтавчане помнят, наверное, что даже лет через десять после войны, верхняя часть памятника была разбита. Вместо руки торчал обнаженный арматурный стержень. Повреждена была голова монумента.

Только в конце пятидесятых, когда сменились не только секретари обкома, но даже инструктора, один из новых руководителей устроил разнос городским властям за поврежденный памятник.

        

Заколдованное место

Среди многих обязанностей управления главного архитектора была выдача разрешений на расстановку киосков и тележек для продажи газированной воды.

Тележка представляла собой довольно крупный ящик на колесах, сверху на котором монтировались цилиндры для разливки сиропа и устройства для мытья стаканов..

Обходя город перед Первомайскими праздниками я решил убрать такую тележку с угла улиц Октябрьской и Ленинградской. Очень уж много грязи вокруг образовывалось.

Сделал соответствующее предписание. Прошло некоторое время и после майских праздников я снова попал на злополучный угол. Техника по-прежнему работала, а лужа возле нее разрасталась и превратилась в маленькое болото.

Вызвал инспектора. А он говорит, что молодуха, которая продает воду, смеется над нашими предписаниями.

- Чхала - говорит она, - я на ваши решения. Передай своему архитектору, что никуда мой пункт не уберут. Видала я таких начальников.

И действительно. Через несколько дней я получил указание из горсовета оставить в покое эту торговую точку, потому что "население ближайших домов того просит".

А спустя еще несколько дней встретил случайно заведующего хозяйством горсовета.

Он и объяснил действительную причину жажды "широких трудящихся масс" в этом районе.

- Пойми, - рассказал мне завхоз - в начале каждой недели я передаю этой тележке литр спирта. Хозяйка знает клиентов, которым надо доливать в воду не сироп, а спирт. Мы их с ней зовем "диабетчиками".

Место удобное. Рядом стадион и дома, где начальство живет. Оставь ты их в покое.

А чтобы вода не текла в лужу - я распорядился: послал сантехника. Кран отремонтируют.

        

Еще о спецобслуживании

В Полтаву приехала группа разработчиков генерального плана реконструкции города.

После напряженного обсуждения вместе с секретарем горкома партии мы пошли ужинать в недавно открывшийся, первый в центре города ресторан. Он находился на углу улиц Гоголя и Ленина (сейчас там столовая)..

Отдельного помещения "для начальства" в ресторане не было. Потому секретарь горкома распорядился накрыть стол в кабинете директора. Но ресторан - не завод. Кабинет директора находился в конце коридора и попасть в него можно было только пройдя через все служебные помещения, мимо поваров, официанток, раздачи и т.п.

Гуськом, под заинтересованными взглядами всех работников ресторана мы проделали этот путь.

На следующий день недостаток нового ресторана активно обсуждался в городских верхах.

Недосмотр проектировщиков решили устранить. С улицы Гоголя устроили отдельный вход в небольшую комнату рядом с кабинетом директора. Но популярности это помещение почему-то не получило.

Высокое начальство ходить туда не любило.

Мы с директором ресторана добрым моим знакомым, решили, что всему виной Николай Васильевич Гоголь.

Он сидит напротив с раскрытой записной книжкой и карандашом в руках.

Неровен час заметит и запишет. А потом... Как говорил городничий: "... в комедию тебя вставит. Чина и звания не пощадит".

То был момент, когда начиналась кампания против чинодралства местной знати. В театрах шла перефразировка гоголевского "Ревизора", сделанная Сергеем Михалковым и называвшаяся "Раки", а с самой высокой трибуны гремело: "Гоголи и Щедрины нам нужны".

Правда, суть происходящего довольно быстро дошла до народа и высказывание насчет Гоголей и Щедриных комментировалось в известном тогда анекдоте.

- Нужны такие Гоголи, чтобы нас не трогали.

        

"Ешьте воду"

В конце сороковых в Полтаве практиковались встречи работников горисполкома и горкома КП(б)У с рабочими коллективами.

Однажды, во время встречи на паровозоремонтном заводе первого секретаря горкома партии А.И. Селищева спросили, почему в городе перебои со сливочным маслом и сахаром.

В ответ Селищев попросил всех, кому не хватает этих продуктов, поднять руку: их запишут для командировки на работы в угольные шахты Донбасса, над которыми шефствует Полтава.

Свое предложение Селищев пояснил так:

- Кому из присутствующих не хватает сахара, масла и других продуктов - пусть едут на Донбасс: там все есть для тех, кто добывает уголек.

А кто не желает ехать, тому советую пить полтавскую воду. Она целебна и очень полезна. В ней все есть: и сахар, и магний, и железо, и даже следы масла.

В подтверждение достал из кармана бумажку с анализом водопроводной воды.

- Если сложить все эти миллиграммы элементов, то окажется, что в ведре воды в достаточном количестве содержатся и сахар, и масло, и все прочее. Так что: "пейте полтавскую воду ведрами!"

        

Повышение моей шляпы и мэра

В 1948 году, когда председателем горисполкома был Михаил Васильевич Векленко, довелось мне организовывать одну важную и необычную международную акцию - прием генерального директора международной организации ЮНРА господина Ла Гардия.

По присланному из МИД протоколу приема важного гостя, необходимо было днем знакомить его с городом, а в заключение устроить на квартире мэра прощальный ужин..

Сразу навалились проблемы.

Почему-то особой заботой стали головные уборы. Для председателя и его заместителей, оказалось, необходимы шляпы, а не картузы и кепки. Выяснилось, что в городе носят шляпы считанные лица. На учет была взята моя зеленоватая шляпа, которая предназначалась для первого зама председателя горисполкома - Пупцова Н.Д. Лишенный шляпы, одетый в кепку, я при встрече Ла Гардия был переведен в разряд окружающей толпы, а потому, при знакомстве его с городом, обязанности гида осуществлял сам мэр Полтавы, которому я подготовил все необходимые справки.

Но главной проблемой явилась организация приема на квартире мэра. Во-первых, квартира М. Б. Векленко на улице Ватутина была мала и невзрачна. Во-вторых, какой посудой сервировать стол и какие яства подавать?

После обсуждения и консультаций с Киевом, организацию приема высокого гостя и его сына решили устроить в недавно оборудованном домике обкома КП(б) Украины для "большого начальства" в Кирпичном переулке.

Представив его домом, где проживает мэр города. Для этого сюда были привезены пианино и столик с квартиры Векленко, а также портреты его жены и домочадцев.

Что касается сервировки стола и ассортимента блюд, было принято предложение "хозяина", то бишь мэра Михаила Васильевича угощать украинскими блюдами в опошнянской керамической посуде с деревянными ложками.

За два дня все было сделано: оборудована "квартира мэра", завезена опошнянская посуда и продукты для украинского борща, галушек, крученикив...

Прием и ужин в назначенный вечер шел ладно. Гости были довольны. Особенно сын Ла Гардия, активно работавший расписной деревянной ложкой и вытягивавший из расписных керамических тарелок вареники. Обрадовался он и подарку - опошнянской посуде и керамическим свистулькам.

Но к концу ужина случился конфуз. Когда подавали на стол сладкие блюда Ла Гардия - глядя на висевший над пианино портрет жены мэра поинтересовался, почему нет за столом хозяйки дома? На что ему пространно отвечал мэр, что-де он сам обеспокоен ее отсутствием. Дело, мол. в том, что супруга - ужасный меломан: еще вчера укатила в Харьков послушать оперу и вот задерживается из-за непогоды. Но из Харькова уже звонили и на минутах супруга должна приехать.

Во время этого необычного дипломатического раута произошел и более серьезный, так сказать, "политический" казус, из которого искусно выкрутился Векленко.

Ла Гардия в знак благодарности и в память о своем визите в конце приема объявил, что решил подарить жителям города в качестве духовной пищи библиотеку из 150 тысяч томов, на что наш мэр - Михаил Васильевич, приложив правую руку к сердцу и с низким поклоном, ответил словами благодарности за столь щедрый подарок, а затем сделал глубокомысленную паузу, взглянул в дальний угол комнаты, где стоял высокий плечистый "репортер" из Киева и продолжил: "Господин Ла Гардия! Вы, знакомясь с нашим городом, видели пепелища и развалины, которые с большими усилиями мы восстанавливаем. Куда же мы денем эти 150 тысяч книг? Нам необходимо для их хранения сначала возвести здание библиотеки, а потому, с благодарностью принимая Ваш дар, просим повременить с его передачей до того времени, как мы построим библиотеку." Присутствующие, естественно, аплодировали, но вопрошающе переглядывались между собой - мол - зачем так долго откладывать с получением "духовной пищи"?

И только на следующий день хитрый мэр растолковал нам, простакам, что к чему.

- Не зря я в прошлом чекист - рассуждал Михаил Васильевич, - сразу сообразил, какие книжечки подарит нам директор ЮНРА.

А как глянул на "сопровождающего", то понял, что сообразил правильно. Вот и пришлось выкручиваться, чтобы вежливо отказаться от идеологически опасного подарка.

Понял ли мэрский кунштюк Ла Гардия - неизвестно.

Мы между собой с сомнением отнеслись к решению мэра. Я был уверен, что он зря перестраховался.

Но оказался прав Михаил Васильевич, а не мы.

Его трюк с "библиотекой" был высоко оценен Киевскими властями, как и вообще дипломатические способности, проявленные во время визита высокого гостя.

Довольно скоро Михаил Васильевич пошел на повышение. Его назначили заместителем управляющего делами Совета Министров Украины. И в его функции как раз входила организация приемов высоких гостей.

Так Полтава лишилась возможности получить библиотеку, сменился председатель горсовета, а моя старая велюровая шляпа побывала на руководящей голове.

        

Сооружать ли памятник царю?

Такая проблема возникла неожиданно, когда перед зданием вновь созданного государственного музея истории Полтавской битвы мы готовились осенью 1950 года завершить сооружение памятника Петру I.

Уже стоял изготовленный в Киевских мастерских "Строймонумента" гранитный постамент (проектировал его архитектор Вероцкий Д.С.), уже лежала рядом с ним скульптура, как вдруг меня вызвали в отдел пропаганды и агитации обкома КП(б)У, где один из инструкторов (не запомнил его фамилии) учинил мне буквально, допрос

- Что это вы, товарищ Вайнгорт, затеяли царю памятник ставить?

И распорядился - Все работы остановить! - Мои объяснения, что проект утвержден во всех инстанциях, в том числе в Министерстве культуры и Госстрое Украины и что до открытия музея осталось два дня, и что невозможно оставить перед музеем пустой постамент - не были приняты.

- Отдел пропаганды сделал запрос в ЦК КП(б) Украины и, пока оттуда не дадут "добро" на установку статуи Петра, мы ничего делать не вправе и не будем - заявил инструктор.

Удрученный таким поворотом дела я "прорвался" к первому секретарю обкома Марку Сидоровичу Спиваку, который только за день до того интересовался у меня, как идут дела с музеем и памятником.

Выслушав меня "Первый" сразу велел секретарю набрать по телефону отдел пропаганды ЦК. А потом, подумав, отменил звонок и сказал мне:

- Поскольку из ЦК КП(б) Украины до сих пор никаких распоряжений насчет памятника нет - Вам следует упредить события. Организуйте работы сегодня ночью и сделайте так, что бы утром Петр стоял на пьедестале.

Сами постарайтесь на пару дней захворать. Поняли? - многозначительно закончил он.

Попал я к нему в конце дня. На стройке уже все разошлись. Но Марк Сидорович велел дать в мое распоряжение две машины и я начал действовать.

Одну машину отправил за продуктами и "могарычом" для рабочих. В другой поехал поднимать по тревоге бригаду, которой ночью предстояло установить скульптуру. Точнее, две бригады: гранитчиков и такелажников.

Ребятам я объяснил, что утром приедет важная делегация и потому надо за ночь завершить все работы по памятнику.

Поворчав, они согласились на ночной аврал. За "могарыч" и двойную оплату, обещали поработать ударно и все к утру закончить.

К середине ночи под "Взяли, еще раз взяли", двухметровая фигура была водружена на пьедестал. К семи утра все было закончено.

Ребята сели отмечать успех, а я заехал домой, предупредил жену и поехал "болеть" к своей матери (которая жила на улице Карла Либкнехта).

На открытии музея я не был и в течение месяца старался в обкоме не появляться.

В газетах об открытии музея сообщили, а на счет памятника - ни звука.

Спустя месяц в Полтаву приехал Секретарь ЦК КП(б) Украины по идеологии Назаренко. Я, как обычно, был в свите, сопровождавшей его по городу. Когда кавалькада машин направилась к Полю Полтавской битвы - сердце заныло: - Что будет возле памятника?

Подъехали. Марк Сидорович Спивак остановил машины метрах в двухстах от музея и предложил осмотреть Братскую могилу русских воинов, проделанное благоустройство территории и потом - музей.

Памятник Петру I перед музеем истории Полтавской битвы. Открытка 1959 г.

Гостю все понравилось. А когда подошли к музею, Назаренко воскликнул: - Як гарно, що Петро Перший тут!

Все пошли в музей, а наш "Первый" отстал, дождался меня, пожал руку и заговорщицки подмигнул, кивнув в сторону памятника.

Когда прощались, он снова подошел ко мне - ну, видите, товарищ главный архитектор: - Наша взяла! -

Вообще, с фигурой Петра I, которая и сейчас стоит перед музеем истории Полтавской битвы, связана целая история.

Скульптура, где Петр изображен в полный рост в мундире офицера Преображенского полка, была изваяна к 75-летию Полтавского кадетского корпуса в 1915 году в Петербурге скульптором А.Г. Адамсоном. Этот, известный в ту пору скульптор, сделал немало памятников в разных городах России.

Скульптура, отлитая в Петербурге, была привезена в Полтаву и установлена в том же 1915 году на небольшом фигурном подиуме в вестибюле Кадетского училища (сейчас - военное училище на Круглой площади).

В 1941 году фигуру сняли и перевезли в Полтавский краеведческий музей для отправки с фондами музея на Восток, в эвакуацию. Но, по какой-то причине, увезена она не была и осталась лежать во дворе музея.

В период оккупации музейный сторож, который работал и дворником, засыпал скульптуру палыми листьями и хворостом. Так, незамеченная новыми хозяевами, она и сохранилась до освобождения Полтавы.

В 1944 году работники музея установили скульптуру Петра во дворе на низком кирпичном постаменте.

Когда в 1946 году было принято постановление Правительства о праздновании в 1949 году 240-летия Полтавской битвы, туда включили пункт о реставрации памятников и о создании музея истории на поле битвы.

В наших городских мероприятиях по выполнению Постановления был пункт и об установке скульптуры Петра I перед зданием музея.

Как мы его выполнили - я уже рассказал.

Интересно, что спустя почти 20 лет мне пришлось быть в Таллине и в Национальном художественном музее я увидел макет памятника Петру I, выполненный Адамсоном. Оказалось, что сотрудники музея не знали о реализации его проекта в бронзе. По их просьбе я выслал фотографии памятника и в ответ получил высокую оценку эстонских искусствоведов сделанного нами пьедестала и памятника в целом.

        

Как был установлен и снят памятник Сталину

Когда в 1951 году на площади Дзержинского шли к завершению работы по устройству очередной выставки достижений народного хозяйства Полтавщины (традиционно устраиваемых в годовщину освобождения Полтавы от фашистской оккупации 23 сентября), - последовало указание установить на ней скульптуру Сталина.

Времени было в обрез. Возникли проблемы: где приобрести срочно скульптуру? Какой должен быть пьедестал для нее? Как будет выглядеть после разборки павильонов выставки на огромной пустынной площади одиноко стоящая скульптура??

Для решения этих проблем было созвано специальное совещание выставочного комитета, на котором заместитель председателя горисполкома П.Ф. Калашников [Калашник - Т.Б.] предложил ехать в город Харьков, где изготавливают в мастерских художественного фонда массовым тиражом бетонные скульптуры Сталина. Предложение было принято и через двое суток реализовано - привезли из Харькова скульптуру Сталина во весь рост, высотой более трех метров.

Поскольку до открытия выставки оставалось меньше недели и невозможно было устанавливать основательный бетонный или гранитный пьедестал - решили устроить временный из бревен обшитых досками, которые поверху оштукатурить и набрызгать цементом. Отделать, так сказать, под бетонное основание.

Полтавская областная промышленная выставка. Памятник Сталину. Фото 1951 г.

Инженером облпроекта В.Я. Маценко были сделаны расчеты и разработаны чертежи временного пьедестала из деревянных конструкций. За сутки до открытия выставки пьедестал был готов и на нем к вечеру была водружена фигура Сталина. Так в центре выставки встал памятник вождю народов, который вечерами подсвечивался прожекторами. Начальство было довольно.

Но прошел год и обнаружилось, что пьедестал дал крен и полтавский Сталин стоит подобно Пизанской башне. Заволновались не только партийные органы, но и областное управление государственной безопасности. От авторов пьедестала (то есть от меня и инженера В.Я. Маценко) требовали объяснений.

Всякие пояснения, что пьедестал был устроен наспех из бревен, что делался он временным на срок работы выставки и что, вероятно, какое-то из 12 бревен подгнило, а потому пьедестал дал незначительный крен - никем не принималось во внимание. Более того, нас упрекали во всех тяжких грехах с политическим душком. В задаваемых вопросах все чаще звучало: "А зачем это вы устраивали такой ненадежный и временный пьедестал памятника И.В. Сталину?"

Надо было срочно искать выход из положения и сооружать "по ударному" новый, более долговечный и надежный пьедестал под фигуру Вождя. Мучаясь раздумьями об этом в один из августовских вечеров 1952 года я набрел на вырытые траншеи, вдоль которых лежали подготовленные к укладке большие железобетонные канализационные кольца. И тут меня осенило. Ведь из них можно устроить пьедестал памятника!

На следующее утро после консультации с Маценко решено было из трех-четырех канализационных колец устроить опалубку пьедестала под фигуру Сталина. Но так как времени снова было в обрез и дело это "деликатное", мы решили о своем решении не распространяться. Доложили начальству только суть предложения, - мол, надо сооружать вокруг памятника высокий забор, выделить 4-5 рабочих и за 3-4 дня будет сделан новый железобетонный пьедестал.

Памятник Сталину после "реконструкции"

На это дали добро и под нашим наблюдением дело было сделано - установили скульптуру Сталина на новый пьедестал из канализационных колец, которые вместо бетона были засыпаны песком, а по поверхности, заделав швы цементом, отделали "под набрызг" цементным раствором. Мало кто заметил, что из 12-гранного пьедестал стал круглым. Вокруг были высажены поздние осенние астры. В общем, как так и было...

Успешно прошла очередная выставка 1952 года. Вокруг площади высадили осенью липы, а у памятника - саженцы цветущих кустарников. Стало в Полтаве одним памятником больше.

Но после XX съезда партии, когда был разоблачен "культ личности", встала в 1956 году задача - убрать памятник Сталину. На совещании в горсовете решили его взорвать. Для этой цели было созвано еще одно совещание из специалистов, где был утвержден детальный план действий, состав и численность команды саперов-подрывников и даже решено как их кормить из полевой кухни с непременным "могарычем" для скорости.

Время взрыва - за полночь, чтобы утром ничего не было. Вокруг площади должно было стоять милицейское оцепление. Было также принято предложение руководителя подрывников, чтобы в окружающих домах в целях предосторожности от взрывной волны были оклеены бумажными лентами все окна, как это делали в годы Великой Отечественной войны.

Естественно, я присутствовал на этом совещании и сдерживал себя чтобы не сказать: "Не к чему все это, пьедестал не железобетонный, а из канализационных колец, засыпанных песком. А фигура составлена из четырех частей, которые легко демонтируются". Сработал страх недавнего прошлого. А ну, как начнут выяснять - Почему памятник на кольцах от канализации? Как это выглядит с политической позиции?

По окончании совещания я подошел к начальнику управления благоустройством В.И. Губачеву, которому было поручено командовать всей акцией ликвидации памятника Сталину и пригласил прогуляться к памятнику, якобы для того, чтобы обсудить план работ по благоустройству всей площади. По дороге, после данного мне Губачевым обещания, что разговор наш останется в тайне - я ему сказал: - Не нужна тебе команда подрывников и нет нужды ничего взрывать. Он стоит на пьедестале из канализационных колец, засыпанных песком.

Когда мы подошли к памятнику, предложил ему содрать штукатурку и по обнаружившемуся шву поскоблить. Перочинным ножом Губачев расковырял шов. Оттуда посыпался песок. Я начертил на листке из блокнота примерную схему стыков четырех частей скульптуры и швов на пьедестале и сказал: - Возьми все, что дают для полевой кухни с "могарычем". Подбери бригаду надежных ребят и до рассвета без шума и треска вы аккуратно по этой схеме демонтируйте памятник.

На следующий день в полдень вошел ко мне в кабинет улыбающийся Губачев чтобы сказать: - "Благодарю, Лев Семенович. Все в порядке. По вашей схеме мы быстро все демонтировали. Надо это дело "отметить" из запасов "могарыча".

Так тихо и без шума закончилась эпоха. Но в промежутке от установки памятника до его демонтажа произошла со мной одна странная история, в которой отразилось то сложное и неоднозначное время.

        

 Глава третья. Оттепель и шестидесятые

Неожиданное смещение

За годы своей работы главным архитектором Полтавы получал я изрядно тумаки и шишки. Но то, что произошло в апрельский день 1953 года, особо врезалось в память. Прошло более трех десятков лет, но событие, случившееся 17-го апреля 1953 года до сих пор волнует.

Весна тогда была холодной. С утра, ежась от тугого и сырого ветра, я поехал на Подол. Так называлась нижняя часть города, расположенная в пойме реки Ворсклы и районе железнодорожного вокзала. Необходимо было обсудить с райсоветом предстоящий Ленинский воскресник. Вернулся часам к 11 и сразу раздался телефонный звонок: потребовали срочно явиться на внеочередное заседание горисполкома.

Я сел в фаэтон (главному архитектору тогда полагался такой транспорт - конный фаэтон) и отправился в горсовет, который размещался в двухэтажном здании на углу Пушкина и Комсомольской.

Вхожу в кабинет председателя горисполкома Григория Захаровича Уманца, где уже собрался весь состав исполкома. Уманец как-то неприветливо пригласил меня сесть, отводит глаза в сторону и без всяких вступлений начинает читать по бумажке: -"Лев Семенович Вайнгорт не обеспечил должного и своевременного рассмотрения жалоб и заявлений трудящихся и вообще в его деятельности имеются промахи. Есть мнение руководящих и вышестоящих инстанций освободить его от должности главного архитектора города Полтавы". Закончив эту фразу, он тотчас распорядился:

- Пригласите к нам товарища, приехавшего из Харькова!

От неожиданности я опешил и почувствовал в горле комок. Помню восклицание одного из членов горисполкома Александра Ивановича Шубы (директора завода "Мясомолмаш"). - За что снимать с работы Вайнгорта? Объясните мотивы!

Остальные члены исполкома поникли головами. Я встал и вышел из кабинета председателя. Заметил, правда, что навстречу мне из приемной входит молодой худощавый человек, которого приглашал Уманец.

В приемной решил подождать членов исполкома и выяснить у кого-нибудь в чем дело.

Минут через десять тот самый незнакомый мне человек вышел. За ним, потупя глаза вышли все члены исполкома. Выяснилось, что я смещен с должности главного архитектора Полтавы, а молодой человек назначен вместо меня. Решение это принималось без голосования.

Подхожу к преемнику, представляюсь и, сдерживая волнение, предлагаю тут же пойти в Управление главного архитектора, чтобы обсудить план пересдачи дел и знакомства с городом. Затем настойчиво предлагаю сейчас же решить квартирный вопрос путем взаимного обмена наших квартир, то есть моей в Полтаве на его квартиру в Харькове.

В деликатной форме он отвергает все мои предложения (кроме обмена квартир) и сообщает, что уже вторую неделю в Полтаве, живет в гостинице, достаточно походил и познакомился с городом. Говорит, что неохотно, не по своей воле принимается за работу главного архитектора и что, не будь он член партии, не заставили бы его работать в Полтаве.

Мне стало ясно, что дело не в нескольких десятках просроченных заявлений и жалоб. Мое смещение подготовлено откуда-то сверху. Уманец исполнял чью-то волю.

Так ничего толком не поняв - ушел домой.

К исходу дня, когда, как обычно, необходимо было отправиться на вечерние часы работы, зазвонил телефон. В трубке услыхал рокочущий баритон Ефремова М. С. (председателя облплана):

- Лев Семенович, приходите прямо к нам в облплан, обсудим детали поездки в Киев.

Ответил:

- Никуда я не пойду и не поеду. Я сегодня снят с работы.

- Как это так?! - изумился Михаил Сергеевич.

- А вот так. - ответил я. - Назначен новый архитектор из Харькова. Я с ним договорился об обмене квартир. Завтра еду в Харьков по этому поводу. И ни в какой Киев я не поеду, уважаемый Михаил Сергеевич!

Наступила пауза. Затем Ефремов скомандовал:

- Ну хорошо. Не уходите из дома. Я скоро Вам позвоню, - и положил телефонную трубку. Я удивился. Неужели он, член бюро обкома не знал о моем смещении? Вряд ли трусливый Уманец затеял мое снятие без согласия партийных органов.

Два часа спустя, когда уже наступил поздний вечер, позвонили у входной двери. Открываю. У порога шофер первого секретаря обкома. Он говорит:

- Одевайтесь, Лев Семенович. За Вами прислал Михаил Михайлович (так звали недавно прибывшего нового секретаря обкома КП Украины Стахурского).

За моей спиной испуганный голос жены:

- Куда и зачем тебя вызывают! Отвечаю тихо - Успокойся. Скоро приеду, - Сажусь в машину. Поехали. На душе неспокойно: что ждет меня?

Машина остановилась у недавно восстановленного белокаменного здания обкома и облисполкома. Подымаюсь по лестнице, еще пахнущей масляными белилами свежевыкрашенных стен. Иду по коридору, застеленному новой ковровой дорожкой, захожу в приемную первого секретаря обкома. Напольные часы отбили уже полдевятого вечера. Секретарь в приемной приглашает:

- Посидите, Михаил Михайлович задерживается. Просил Вас подождать. - Почему такая предусмотрительность? В голове промелькнуло: - Мягко стелют. Наверное состоится заседание бюро обкома и на нем будут меня исключать из партии. Ведь сняли с работы? Хотя полагалось наоборот. Сначала исключить из членов партии. Чтобы отвлечься, рассматриваю свежеобитую черным дерматином дверь в кабинет "первого". Про себя замечаю, как это диссонирует со всем интерьером, светлой мастичной окраской стен, лепкой карниза и бронзовой люстрой. А мы-то старались и спорили о всех деталях интерьера, чтобы соблюсти стилевое единство классических форм. Сколько усилий и нервов пришлось затратить при восстановлении всех зданий архитектурного ансамбля вокруг Октярьского парка, а особенно вот этого здания бывших Присутственных мест? Какую борьбу пришлось мне вести против его надстройки, доказывать и доказывать, что нельзя делать подобное с памятником архитектуры, каким является этот "Дом Советов" - Присутственные места? Грустные и забавные случаи вспомнил.

Обком партии и облисполком. Открытка 1957 г.

Такую, например, историю... [см. фотоальбом "Восстановление присутственных мест"] Через неделю после окончания строительства Дома его посетил прибывший в Полтаву секретарь ЦК КП Украины Подгорный. Когда он закончил осмотр здания и вся сопровождающая его свита вошла в кабинет первого секретаря обкома партии, высокий гость уселся за огромным столом и сказал:

- Поработали хорошо, добротно восстановили старинное здание. Но вот у меня ко всем вопрос. Что Вы в этом здании собираетесь делать, работать или, извините, на унитазах сидеть? - Все опешили. А Николай Викторович продолжал, обращаясь к областному начальству:

- Я обошел кабинеты обкома и облисполкома, при многих из них комнаты отдыха с отдельными туалетами. Так работать Вы собираетесь или сидеть на унитазах? - Затем, оглянув всех, спросил:

- Кто это придумал? Какой архитектор запроектировал? Все поглядывали на меня. Вот мол, кто виновник такого устройства при большинстве кабинетов отдельных туалетов. К концу дня проектанты и я уже были вызваны к заместителю председателя облисполкома Павлу Федоровичу Хименко и решали, как переоборудовать эти злополучные туалеты в комнаты отдыха и кладовые.

На следующий день прибывшие рабочие сняли унитазы и раковины. Закладывались одни двери и пробивались другие. Устраивались небольшие рабочие комнаты или кладовые.

Кстати сказать, до сих пор в этом доме (здесь теперь работает горсовет) есть немало кабинетов с непонятными комнатами-кладовками. А, между прочим, санитарная подводка осталась. Самое время вернуть начинку...

Но тогда в ожидании приема секретаря обкома мне было не до шуток. Злополучные унитазы вполне могли стать причиной "барского гнева". Как знать - если Подгорный на ту же тему пошутил еще где-нибудь в Киеве - вполне могли найти виноватого.

Хотя, в чем я был виноват? Поддался на требования начальства (хочу подчеркнуть, что в данном случае не такие уж они были и глупые эти требования) и согласовал измененную планировку Дома Советов.

За этими раздумьями застал меня резкий звонок из кабинета секретаря обкома, а вслед за ним приглашение входить. Вошел! Из-за стола встает Михаил Михайлович - наш тогдашний "первый" и громким голосом с укором обращается ко мне на "ты".

- Ну чего голову повесил, слюни распустил? Садись, рассказывай о себе все, где родился, кто родители?

На половине моего рассказа он попросил секретаря принести два стакана чая. За чаем пошла беседа о работе, генплане Полтавы. В заключение Михаил Михайлович сказал мне:

- Опоздали они с тобой! С твоим снятием с должности главного архитектора. Забудь обо всем этом и завтра с утра к 9.00 будь у себя на работе. Понял! - Он встал из-за стола подал руку и прощаясь повторил: - К 9.00 будь на работе и позвони в приемную ко мне, что ты на работе! - Затем, сопроводив меня до дверей, открыл их и приказал:

- Пусть машина отвезет товарища Вайнгорта домой. Уже поздний час!

Ошеломленный, никак не мог прийти в себя, машинально вышел и сел в автомашину. Что случилось? Этот грозный для всех Стахурский, бывший генерал, обласкал меня и велел забыть о происшедшем только что смещении с должности главного архитектора. Что-то не вяжется. Неужели Уманец это проделал без согласия начальства? И почему Стахурский сказал мне: "Они опоздали с тобой"? Кто они и почему опоздали? К полуночи приехал домой. Там не спали. Встретили испуганно. Что? Как? - Время было такое, когда срочный вызов после снятия с работы мог означать долгую разлуку. Тревожно в догадках и пересудах прошел остаток ночи. Поутру, загодя пришел на работу в свою комнату, перелистывая журналы, нервно перекладывая с места на место папки и охапки чертежей, с нетерпением ждал 9.00, чтобы позвонить в приемную секретаря обкома. В 8.45 раздался длинный телефонный звонок из приемной председателя горсовета. Дежурный горсовета спросил: я ли это на работе и сообщил просьбу Уманца позвонить ему.

Я не стал ему звонить, а равно в 9.00 позвонил в приемную обкома помощнику "первого" и сообщил, что нахожусь у себя на работе. Так завершилось мое загадочное смещение с должности главного архитектора города. К полудню пошел в горсовет к секретарю исполкома Артюшенко М. Ф. с просьбой выдать мне выписку из протокола решения вчерашнего заседания исполкома о моем увольнении. Она смутилась, покраснела и низко наклонив голову, ответила мне:

- Лев Семенович, какой протокол, какое решение, кто вас снимал с работы? Вам это приснилось, что ли?

Так я ничего не добился и в последующие дни, когда по какому-то вопросу вынужден был встретиться с самим председателем горисполкома. На мой вопрос, за что он меня сместил с должности, последовала недоуменная усмешка и столь же недоуменный ответ? - Что с вами, уважаемый Лев Семенович? Кто вас снимал с работы? Не было этого. Забудьте о всем. Будем с вами работать.

Более года не мог я узнать подлинную причину случившегося, пока в одной из командировок в Киев, в Комитете по делам архитектуры не встретил знакомого сотрудника отдела кадров и спросил его прямо:

- Леня! Не знаешь, за что меня увольняли в прошлом году?

Он подвел меня к железному шкафу и, вынув желтую папку, дал ее мне и сказал: - Читай! - Из своего личного дела я узнал, что еще с конца 1952 года я был внесен в списки неблагонадежных космополитов и председатель Полтавского городского Совета Г. 3. Уманец ходатайствовал перед Комитетом по делам архитектуры о направлении взамен меня нового "благонадежного" главного архитектора города Несколько месяцев подыскивали кандидатуру и лишь в апреле 1953 года, уже после смерти Сталина прислали из Харькова замену. Вот почему Михаил Михайлович Стахурский, зная о новой обстановке и новом подходе к проблемам космополитов, сказал в беседе со мной в ту апрельскую ночь, что они опоздали.

Так ударил меня на самом излете снаряд национальной ненависти, выпущенный в конце пятьдесят второго по "евреям-космополитам".

Трагедия для меня обернулась фарсом. Все-таки провинциализм имеет свои преимущества. А для скольких интеллигентов-евреев, в том числе и для архитекторов в Москве, Ленинграде, других крупных городах та злополучная история стала трагедией.

Как тут не вспомнить Иосифа Бродского: - Если уж пришлось в империи родиться, лучше жить в провинции...

        

О пользе утренних прогулок

Ранним июльским утром 1954 года я спешно пересекал Октябрьский парк, чтобы встретить супругу с вишнями с базара. Вдруг меня окликнул первый секретарь обкома партии М.М. Стахурский:

- Куда это вы товарищ Вайнгорт, спешите?

Я смутился, показалось неудобным говорить, что вышел помочь жене донести сумки с базара и на ходу придумал ответ:

- Да вот, знаете, привык по утрам, прежде чем засесть в кабинете, пройтись по городу.

Давайте вместе пройдемся, - предложил собеседник.

Пришлось согласиться и в течение двухчасовой прогулки я рассказывал об истории и архитектурных особенностях того или иного здания и примечательностях Полтавы.

Попрощавшись, почти бегом устремился домой, где выслушал справедливые упреки жены. А придя на работу, получил телефонный нагоняй от председателя горисполкома за то, что выслуживаюсь перед высоким начальством. В заключение он предложил мне немедленно прибыть к нему на экстренное совещание.

Когда все собрались у председателя горсовета, он встал и в обычной для него надуто-недовольной форме информировал всех, что вот-де главный архитектор города разгуливает по утрам с первым секретарем обкома партии. А посему, чтобы остальные не протирали штаны в своих кабинетах, отныне вменяется всем совершать коллективный обход города. С тех пор два раза в неделю (по понедельникам и пятницам) в течение нескольких лет мы целой компанией совершали утренний обход того или иного участка города, обменивались мнениями на ходу и тут же принимали решения по текущим вопросам благоустройства улиц, внешнего облика зданий. Таким образом вырабатывались оперативные действенные планы.

        

Дорогое удовольствие

Всякая смена первого секретаря обкома сопровождалась серьезными испытаниями для главного архитектора города. Михаил Михайлович Стахурский, переброшенный из Винницы, задумал коренным образом преобразовать Полтаву и, в частности, городской сад, названный парком Победы.

В один из октябрьских дней 1952 года получив просьбу-приказ по телефону, я в назначенный час, держа папку с планами парка под мышкой, ожидал у главного входа. Вскоре подъехала автомашина из которой вышел "первый" в сопровождении "отцов-города". Мы все уселись на одну из садовых скамей, и Стахурский, увлеченно жестикулируя, стал излагать свой проект коренной перестройки парка по типу парка-выставки в Виннице.

Ткнув рукой в направлении противоположного склона Зеленого гая с густой посадкой деревьев разных пород, он обратился ко мне с вопросом:

- Вот вы, архитектор, сумеете ли из этих деревьев сформировать силуэтные профили Ленина и Сталина?

Не дожидаясь ответа высказал идею перепланировки парковых аллей, избрав из них 15 главных по числу республик СССР и каждую из них обсадить соответствующими породами деревьев. Например, украинскую - пирамидальными тополями, русскую - березами и т.п.

Это спонтанно возникшее совещание закончилось поручением мне в недельный срок разработать проект реконструкции парка Победы в соответствии с высказанными "первым" идеями.

Естественно, что забросив все дела, я на другой день занялся изготовлением огромной, как простыня, карты с планом парка и в течение нескольких суток ползал по полу, расчерчивая ее цветными карандашами и расцвечивая красками.

К концу недели в кабинете "первого" собрался синклит областных и городских руководителей. Я вывесил "простынь". Началось активное обсуждение, которое прервал сам Стахурский, вынув из среднего ящика стола расцвеченный лист ватмана - альтернативный проект. В комментариях он подчеркнул некоторые преимущества своего проекта по начертанию аллей, расположению прудов и павильонов, а главное, предложению обнести парк монументальной кованой оградой, напоминающей решетку Летнего сада. Присутствующие выразили полное "одобрям". Таким образом, мой проект явно терпел фиаско, но я решил не сдаваться. Быстро прикинув в уме общую длину ограды (более трех километров) и стоимость, я высказался по этому поводу.

Стахурский согласился и вынес компромиссное решение:

- Ни по-вашему, ни по-нашему. Потребуются большие ассигнования на этот парк. Отложим наши проекты на некоторое время.

Все облегченно вздохнули, особенно "отцы города": экономика на этот раз победила политику.

        

Ротонда дружбы народов

После неудавшегося "прожекта" создания интернационального парка мне пришлось заняться по заданию первого секретаря обкома КП(б) Украины М.М. Стахурского сооружением ротонды дружбы народов на Красной площадии.

В конце одного из летних дней 1953 года мне позвонили из приемной первого секретаря с поручением показать Полтаву приехавшему к нему важному чину, и, к тому же, бывшему сослуживцу по Аскании-Новой, где до войны работал Стахурский. В представленном для этой цели обкомовском "ЗИЛе" мы с гостем отправились на экскурсию по городу.

Подъехали к отрогу Красной площади, чтобы поглядеть на широко распластанную безбрежную пойму Ворсклы и ансамбль Крестовоздвиженского монастыря. Я рассказал, что до войны здесь стояла белоколонная ротонда в форме подковы, названная "Белой беседкой", сооруженная в 1909 году к 200-летию Полтавской битвы. В годы временной оккупации фашисты ее снесли и устроили здесь зенитную установку.

Собеседник поинтересовался, почему мы не восстанавливаем беседку. Я посетовал, что руки не доходят, а хорошо было бы в ознаменование предстоящего в будущем 1954 году 300-летия воссоединения Украины с Россией, соорудить новую ротонду. Здесь в далекую старину был сторожевой пост Киевской Руси. Это место называется Ивановой горой, потому что здесь родился и жил родоначальник украинской литературы Иван Петрович Котляревский. Гостю понравилась идея воссоздания ротонды.

Наша экскурсия закончилась к вечеру.

На следующий день, как только пришел на работу, мне позвонили из приемной первого секретаря обкома и сообщили, что Михаил Михайлович приглашает срочно к нему прибыть. Когда я вошел в его кабинет, он с укором сказал:

- Что же это вы, товарищ Вайнгорт, московским начальникам рассказываете об идеях строительства ротонды к 300-летию воссоединения Украины с Россией, а нам в обкоме об этом неизвестно!

И тут же предложил поехать на Красную площадь. Когда приехали, я повторил вчерашний рассказ об истории Белой беседки и исторических событиях, связанных с Ивановой горой. Стахурский загорелся:

- Хорошо придумали. Будем сооружать ротонду дружбы народов. Надо срочно браться за дело. В Киеве только конкурс объявили на монумент к 300-летию воссоединения Украины с Россией, а мы в Полтаве первыми на Украине отметим эту памятную дату! Сколько времени нам понадобится на разработку проекта?

- Месяц, - ответил я.

- Нет. Долго. Даю вам недельный срок. Скажите председателю горсовета, что я разрешил вам неделю отсутствовать на работе. Займитесь немедленно проектом.

Можете работать дома. Считайте, что вы не то в творческом отпуске, не то на бюллетене.

Белая беседка. Открытка 1937 г.

Так мгновенно был решен вопрос о сооружении на месте снесенной фашистами Белой беседки новой Ротонды.

К концу того же дня к Стахурскому были вызваны секретарь горкома КП(б)У, председатель горисполкома и все, кто привлекался к сооружению ротонды. Как обычно в те времена был сформирован штаб строительства, комиссаром которого объявил себя сам "Первый".

Ошеломленными и недовольными вышли с этого совещания "отцы города" - мое непосредственное начальство. Председатель горисполкома Уманец Г.3. тут же меня упрекнул: - "Больше у вас Лев Семенович, дела нет, чем какую-то беседку строить, в то время, как проваливаются в городе планы работ по благоустройству и жилому строительству".

Но, как бы то ни было, при всех сложностях и различиях мнений "начальства" - лед тронулся.

Через неделю были готовы чертежи и под неусыпным контролем и личным шефством Стахурского Полтавский участок реставрационных мастерских, руководимый опытным мастером Шоно Е.Й., за два месяца соорудил Ротонду дружбы народов.

Л. С. Вайнгорт на строительстве Ротонды дружбы народов/

Стройка эта, по тому времени, была "ударной". Ежедневно, утром и к исходу дня ее навещал сам Стахурский и я старался всегда там быть, чтобы дать разъяснения, попросить помощь от "первого", в чем он никогда не отказывал.

В завершающие дни, когда проводилась отделка, произошел курьез. К концу дня приехал Стахурский. И не сам, а в сопровождении секретаря обкома по пропаганде с важной персоной из ЦК ВКП(б). Естественно, что "первый" с присущей ему напористостью и саморекламой рассказывал высокому московскому гостю о том, что - вот в Полтаве к 300-летнему юбилею воссоединения Украины с Россией будет открыта памятная Ротонда, отмечающая не только эту юбилейную дату, но и символизирующая нерушимый союз 15 республик

Представитель ЦК удивился:

- А ведь у вас, уважаемый Михаил Михайлович, не получается. В сооруженной ротонде только 8 колонн, а в СССР - 15 республик. Где еще 7 колонн?

Честно говоря, насчет "символа дружбы союзных республик" я услышал впервые, но не подводить же первого секретаря обкома. С перепугу выдаю импровизацию:

- Да, колонн 8, но между ними 7 промежутков, называемых в архитектуре интерколумниями. В сумме будет 15. А поскольку для Ротонды применен дорический ордер, то в опоясывающем поверху фризе, в данном классическом ордере, над каждой колонной полагается триглиф (выступ), а в каждом интерколумнии - метопа (впадина). И мы предусмотрели вместо триглифов и метоп по наружной плоскости фриза разместить 15 гербов союзных республик. Причем, на месте триглифов, то есть над колоннами, будут гербы более крупных республик: РСФСР, УССР, БССР и т.п., а в метопах, то есть промежутках между колоннами - гербы прибалтийских и среднеазиатских республик.

Неожиданно моя импровизация произвела впечатление.

Одобрив только что родившееся предложение о размещении 15 гербов и пожелав успеха в завершении отделки и открытия в назначенный срок Ротонды уполномоченный ЦК ВКП(б) и сопровождавшие его лица уехали, оставив меня в раздумье:

- Как же теперь быть с обещанной установкой этих 15 гербов? Их никто не делает....

На следующее утро об этом, хитро улыбаясь, спросил Стахурский, но я предложил ему в конце дня посмотреть "картон", то есть рисунок герба в натуральную величину, установленный на место на фризе ротонды. В течение дня углем на светлом картоне был нарисован герб УССР и мы его повесили над второй колонной. Посмотрев картон, Михаил Михайлович сдвинул плечами и сказал:

- Не понимаю, как это будет выглядеть в окончательном виде??

Оставались считанные дни до завершения и официального торжественного открытия Ротонды; а тут бес меня попутал с предложенными гербами... Решил установить временные гербы из медицинского высокопрочного гипса а позднее, к 1 мая заменить их постоянными, отлитыми в бронзе. С таким вариантом согласился Стахурский и обещал помочь раздобыть высокопрочный гипс. Оставалось 4 дня к назначенному сроку торжественного открытия. К счастью, необходимый гипс, несмотря на личное вмешательство первого секретаря обкома, не смогли достать ни в Полтаве, ни в Харькове и пришлось открывать Ротонду без гербов (о которых знали лишь мы с ним и секретарь обкома по пропаганде).

Однако, он поручил мне заняться изготовлением бронзовых гербов в течение зимы и весны 1954 года, информируя его о ходе дел.

Белая беседка. Открытка 1957 г.

После торжественного открытия нашей Ротонды, она стала любимым местом отдыха и прогулок полтавчан. Я был удовлетворен, что удалось воссоздать заново Белую беседку и часто гуляя возле нее все более убеждался, что "лепить" на эту Ротонду гербы 15 республик нет надобности. Признаться в этом Стахурскому не отважился, но ничего не предпринимал для изготовления обещанных мною бронзовых гербов.

Это меня угнетало и я избегал встреч с "первым". Под благовидным видом отсутствовал на партийно-хозяйственных активах, собраниях, различных пленумах и даже футбольных матчах, где мог быть Стахурский.

Случайно мы с ним встретились в Октябрьском парке. Он спросил::

- Что-то вы не появляетесь, товарищ Вайнгорт? Не болели? И тут же спросил. - Как дела с изготовлением гербов?

Я смущенно потупил глаза. Михаил Михайлович рассмеялся..

- Скажите, вы нас тогда надули, придумав на ходу историю с гербами на Ротонде?

- Точно, - ответил я с облегчением. - Ни к чему они там, уважаемый Михаил Михайлович.

- И я так считаю, - ответил Стахурский. - Правильно вы сделали, затянув дело с гербами! - И добавил:

- А вашими архитектурными терминами баки вы нам тогда здорово забили..

Сейчас уже никто не помнит о политической подкладке сооружения Ротонды.

Зовут ее полтавчане "Белой беседкой" и стала она одним из любимых мест горожан.

Кстати, недавно я узнал, что когда в прошлом веке поставили первую "Белую беседку" - то был разговор, что так увековечили место, на котором стоял Петр I.

Тоже, наверное, архитектор импровизировал...

        

Автограф Кербеля

В 1958 году мне довелось сотрудничать с известным московским скульптором Львом Ефимовичем Кербелем.

Было решено ставить в Полтаве памятник Ленину. Автором скульптуры, которая и сейчас стоит в центре города, был Кербель.

Поскольку мне вместе с московским архитектором Душкиным принадлежал проект постамента и общее архитектурно-планировочное решение сквера - приходилось часто встречаться с Львом Ефимовичем и в Полтаве и в Москве..

Л. С. Вайнгорт около памятника В. И. Ленину.

В это же время Кербель работал над памятником Маркса в Москве (который находится на площади напротив Большого театра).

Однажды вечером мы решили поужинать прямо в мастерской Льва Ефимовича.

Я "сервировал" стол. Кербель работал у модели головы Маркса. И вдруг он закричал: - Лев! Стойте! Не поворачивайте голову! Вот так! Прошу вас не двигайтесь! - А когда я ничего не понимая повернулся все-таки к нему - Кербель сказал:

- Слушайте, у вас профиль и особенно нос великолепно подходят к Марксу. Невероятно похож.

С этого вечера я стал не только соавтором полтавского памятника, но и еще, в какой-то мере, натурщиком для Льва Ефимовича Кербеля во время его работы над головой Маркса.

В память о том случае у меня есть фотография скульптуры Карла Маркса с автографом автора.

        

Банкетная комната в "Театральном"

Когда проектировали и строили на первом этаже в доме по улице Октябрьской ресторан "Театральный" - повторили ошибку, допущенную с рестораном на углу улиц Ленина и Гоголя - не предусмотрели отдельного банкетного зальчика для начальства.

Ресторан "Театральный". Открытка 1963 г.

Но "своя рука - владыка" и вскоре решение нашли: горисполком отселил жильцов однокомнатной квартиры, смежной со служебным помещением ресторана и мне вместе с милейшим человеком, директором ресторана Зиновием Моисеевичем Дробинским поручили спроектировать, построить и оборудовать на месте квартиры банкетный зал на 10-12 человек.

Дело оказалось непростым, потому что уровень пола в квартире на 75 сантиметров оказался выше полов в помещениях ресторана. А места для лестницы не было. Не отселять же еще одну квартиру. И из-за той одной начальство городское побаивалось скандала. Нас обязали провести работы по переустройству квартиры в банкетный зал без шума по возможности незаметно.

Долго мы с Дробинским ломали головы. Решили углубить пол в квартире. Но как сделать такую работу незаметно? Надо было снять и вывезти почти 30 кубометров земли.

Предприимчивый директор нашел выход. Нанял за оплату натурой (в виде выпивки) двух здоровенных мужиков. Они согласились работать ночью, но "чтоб с утра выпить и закусить было". Рыли землю вручную, выносили мешками и тот час отвозили дежурившей ресторанной машиной.

Примерно через месяц "подпольная" деятельность наша была завершена. Еще три месяца ушло на обустройство. В аккурат под Новый год банкетный зал был готов принимать посетителей.

Новоселье не заставило ждать. Начальство осталось довольно. Особенно хвалили нас за то, что "окна высоко и с улицы не видно".

Была в комнате той устроена техническая новинка: вращающийся холодильник. Поскольку банкетный зал находился за стеной кабинета директора - мы сделали в стенке проем, вставили в него витрину-холодильник на вращающемся поддоне и нажатием кнопки из кабинета директора витрина поворачивалась то в кабинет, то в банкетный зал.

В холодильнике за стеклом стояли бутылки с шампанским и другими напитками, бутерброды и прочее необходимое, так что "загружать" холодильник можно было не входя в "банкетную".

Полная секретность гулянки обеспечивалась.

Слух о новостройке пошел гулять по начальственным кабинетам. Желающих посидеть там "на халяву" становилось все больше. Особенно прельщала анонимность обслуживания.

Ресторан начал ощущать придуманное нами "спецобслуживание" на своих показателях.

- Что делать? - жаловался Зиновий Моисеевич при встречах. Как-то я шутя сказал ему: - Снимай вертушку.

Прошло несколько месяцев. Встречаю Дробинского, спрашиваю - как наше детище?

- Ты знаешь, твой совет помог, - отвечает. - Я всем объяснил, что вертушка сломалась и стал приглашать для обслуживания официанток. Сразу посетителей поубавилось. Тем более, что доброй половине из них я теперь счет даю. На черта они мне нужны. А раньше получался для всех шведский стол. Так что идея механизации обслуживания начальства оказалось экономически несостоятельной.

А за мой случайный совет Зиновий Моисеевич рюмку мне выставил. Правда, не в банкетном зале, а в обычном. Где все сидят.

        

Архитектура - дело боевое

Чем крупнее и богаче становились полтавские заводы, тем чаще некоторые директора пытались навязать свою волю в застройке, не считаясь с градостроительными принципами и нуждами города. Спорить приходилось иногда отчаянно.

Приведу выдержки из своего выступления из городской партийной конференции 1962 года..

- ...Соглашаясь с критикой в мой адрес хочу уточнить некоторые факты.

Выступал здесь директор машиностроительного завода и заявил, что "какой-то Вайнгорт мешает развитию завода, не решает вопросы для коллектива, навязывает странные дорогостоящие решения". Поскольку директор фактов не привел, я его дополню. Претензии архитектурного управления к заводу и его директору следующие:

- Два года игнорируется требование архитектурно-строительной инспекции об отделке в соответствии с проектом фасадов жилых домов по Шведской улице. В Павленковском парке идет самовольная рубка деревьев службами завода, поскольку без всяких согласований изменена трасса высоковольтной линии к заводу. Если это дело срочно не остановить - парк будет уничтожен. Директор самовольно отменил отделку фасадов заводских жилых домов на Октябрьской улице 46, так как считает, что "и так хорошо".

А главные трения у нас начались после того, как получив разрешение горсовета для строительства детского сада завода на участке по улице Пушкинской 142, директор завода начал строить там свой личный коттедж с гаражом.

Вот в чем наши расхождения и я прошу партийную конференцию защитить не меня, а интересы города от нахрапистых хозяйчиков.

Выступление мое тогда помогло.

Но далеко не всегда удавалось мне доказать свою правоту.

        

Глава четвертая. Глухие семидесятые

Ресторан на Красной площади

Была у меня мечта - превратить Красную площадь в площадь искусств..

Там, как нигде в городе, дышит История. Начатые в 1940 году, прерванные войной и законченные в 1945 году раскопки под руководством археолога Ляпушкина показали, что именно здесь на холме стояло древнее поселение.

Здесь же находилась в ХVІ-ХVII веках Полтавская крепость, от которой пошел наш город.

Здесь стояла хата Ивана Петровича Котляревского.

И виделся мне в будущем комплекс похожий на тот, что создали потом киевские архитекторы на Андреевском спуске: усадьба Котляревского, архитектурный музей в колокольне, мастерские художников и гончаров, художественные салоны и выставки, театральные студии... А по всему краю, под обрывом, хорошо благоустроенная пешеходная дорожка со спуском (вроде тех, что сделаны недавно на Панянке).

Проект парка-музея "Древняя Полтава".

С расчетом на такое развитие площади я не давал ее застраивать, остановив сооружение жилых домов в начале Октябрьской улицы, с большим отрывом от площади, разворачивая эти дома так, чтобы образовалась площадь. Я понимал, что сам вряд ли смогу реализовать идею, но оставлял место для творчества будущим поколениям полтавских зодчих.

Но... Как известно, свято место пусто не бывает.

В начале 1967 года меня вызвали в горком партии и выдали задание: привязать на Красной площади над обрывом большой ресторан. Более того, уже было известно, каким он должен быть. Как в Тбилиси на горе.

Я должен был срочно выехать в Грузию с директором железнодорожного ресторана Южного вокзала Шалвой Спиридоновичем Сербиладзе - чтобы, воспользовавшись его связями, получить проект тбилисского ресторана для повторного применения в Полтаве.

Нелепо в этом решении было все: и выбор места рядом с "Белой беседкой", и "повторное применение" чужого проекта сделанного в чужой градостроительной традиции для иных условий.

Мое уныние скрашивал только Шалва Спиридонович, который сыпал анекдотами и искренне не понимал, почему я так волнуюсь.

Он был колоритной фигурой. Живой, энергичный, умеющий с любым найти контакт. И ресторан держал отменный. Дефицитные лимоны, настоящие грузинские вина и редкостные по тем временам деликатесы можно было достать только "у Сербиладзе". Никто не мог организовать банкет лучше, чем Сербиладзе. Надо отдать ему должное - он не стелился перед начальством и - хотя обеспечивал его по первому сигналу - любой клиент в ресторане у Шалвы чувствовал себя гостем, а не посетителем "общепита".

Сербиладзе лучше других чувствовал конъюнктуру. Он первым начал торговлю на городском пляже. Построил лучшее тогда летнее кафе недалеко от моста через Ворсклу.

В этом кафе был цокольный этаж с кабинетом на 6 человек, где прямо на полу находился садок для живой рыбы (вода в садок подавалась из реки по специальной трубе). Можно было указать на понравившуюся рыбину, ее тут же вылавливали сачком и через 10-15 минут - пожалуйста: хотите - жареную, хотите - под польским соусом.

Такой вот оказался у меня противник.

Плоха была не сама идея ресторана. Я понимал, что на площади должны появиться ресторанчики, маленькие кафе, а может быть и кафе-выставочные залы.

Но перегородить перспективу, сделать из ресторана главную доминанту площади, "надавить" рестораном на усадьбу Котляревского (а именно рядом с ней намеревались горкомовские градостроители разместить второе издание тбилисского шедевра) - считал недопустимым.

И потому начал затяжную борьбу.

Заручившись поддержкой в Госстрое Украины, потребовал его согласия на повторное применение уже осуществленного проекта.

Чиновники Госстроя умели тянуть резину. Пошли письма в Полтаву с требованиями расчета стоимости одного посадочного места грузинского проекта в сравнении с данными типовых проектов для Украины, геологических справок и т.д. и т.п.

Помог мне и главный "противник" - Шалва Сербиладзе. Мы с ним сумели договориться и соединенными усилиями "сдвинули" ресторан туда, где он сейчас стоит.

Конечно, и в нынешнем своем виде ресторан "Лилея" не стал украшением площади и города.

Но могло быть значительно хуже.

До сих пор считаю строительство этого ресторана одной из самых крупных градостроительных ошибок в Полтаве.

        

Цветочные вкусы начальства

Пышно расцветающий в середине лета на высоком стволе разноцветием бутонов многолетний куст, который носит благозвучное название "мальва", широко распространен на левобережье Украины. Эти неприхотливые цветы украшают почти каждое сельское подворье и придают особый колорит населенным пунктам Полтавщины.

Вот почему в 1960-1967 годах, когда в Полтаве началось комплексное благоустройство и озеленение, мы широко внедрили посадки на площадях, улицах и во дворах мальв. Гости города отмечали своеобразие нашего цветочного оформления..

Но, как говорится, на вкус и цвет товарищей нет. А тем более, если этот товарищ руководящий.

С приходом к власти в Полтавском обкоме КП(б) Украины очередного первого секретаря мальва попала в немилость.

Проехав по городу, новый "первый" заявил:

- К чему это городское архитектурное управление завело в городе "собачью розу", которая растет повсюду на "смітниках"? Надо по образцу болгарских городов высаживать в Полтаве настоящие розы.

Кто бы возражал против роз.

Но, деньги... Потому количество цветочных посадок резко сократилось. Да и не мешают одни цветы другим.

        

Театральные истории

Строительство в городе нового театра всегда праздник для архитекторов. Тем более для маленького города, где таких крупных зданий немного. Они определяют лицо целых городских районов. Так и у нас в Полтаве.

Проект театра.

Театр стал доминантой одной из центральных площадей..

Но сооружение его не всегда вызывало у меня праздничное настроение.

Помню, как расстроился, обнаружив откровенный брак строителей. Декоративные галереи на главном фасаде здания по недосмотру прораба оказались с разным количеством арок. Подойдите к театру и посчитайте их количество слева и справа. С одной стороны на одну арку больше. Правда, не каждый это заметит, но брак есть брак.

Хуже обстояло дело со скульптурной группой на центральном фризе театра. Фризом называется треугольник, образующийся над колоннадой. На здании театра фриз находится на главном фасаде над вторым этажом.

Чтобы подобрать скульптурную композицию - которая должна была украсить не только здание театра но и всю улицу - мы объявили конкурс.

На конкурс представили два проекта. Один выполнили ленинградские скульпторы. Называлась композиция "Гопак". Сделано было здорово: в треугольник фриза действительно вписался зажигательный танец. "Форма подсказала скульпторам ход. Пружиной разворачивались фигуры танцоров от сложившихся в присядке, крайних, до взлетающих вверх центральных.

Театр им. Н. В. Гоголя. Открытка 1960-х г.г.

Была в работе ленинградцев схвачена бесшабашная удаль украинского танца. Если бы их проект реализовался - в Полтаве могло появиться прекрасное произведение скульптуры.

Конкурсная комиссия не сомневалась в назначении победителя, потому что второй проект отличался холодной статичностью и ремесленным официозом. Его нет нужды пересказывать. Он реализован. Идите и смотрите. Как говорится, ни уму. ни сердцу.

Мы к нему серьезно не отнеслись и выставили на обозрение общественности только чтобы продемонстрировать соревновательность.

Но... На нашу беду в решающем обсуждении проектов принял участие, специально для того присланный, один из партийных руководителей области. За давностью лет не помню ни его фамилии, ни даже, точной должности: то ли секретарь обкома по пропаганде, то ли заведующий отделом.

Его выступление решило дело. Он, сходу, как говорится, "понес" проект ленинградцев. Стоя у планшета идеолог начал с того, что долго и нудно ругал небо, нарисованное на проекте.

- Хіба це наше полтавське небо? Воно темне і облака на ньому не наші, не кучеряві, а довгі, якісь.

Зато по поводу второго проекта он высказался таким образом:

- Дивлюсь я на оціх піонерів і наче у душі сурми дзвенять. І жінки отражають дружбу народів.

Так попали пионеры с горнами на наше театральное здание. Наверное, прямой иллюстрацией к Гоголевскому утверждению, что архитектура застывшая музыка. У нас получились застывшие горнисты.

Хорошо, хоть удалось отбить попытку городских властей Гоголя "пересадить" ближе к театру.

Была такая идея. Передвинуть памятник к началу сквера у Октябрьской улицы.

Слава Богу, времени не хватило. Театр надо было открывать. А потом "передвинули" куда-то автора этой идеи.

        

Братская могила Полтавчанам - жертвам фашизма

18 сентября 1941 года фашисты оккупировали Полтаву. 23 ноября они собрали более 3000 полтавчан еврейской национальности, вывели за город и расстреляли.

Место для расстрела было выбрано там, где до войны находились открытые, окруженные земляными валами стрельбища 73 полка Красной Армии, дислоцировавшегося в Полтаве..

Целую ночь с 23 по 24 ноября длился расстрел. Жители недалеко расположенных домов слышали не только ночную стрельбу, но в течение нескольких дней слышали плач и стоны, потому что в братскую могилу сбрасывали раненых и живых детей. (Об этом рассказали также несколько, чудом спасшихся жертв).

В том же месте в течение двух лет оккупации было расстреляно еще почти 5000 человек. Советских военнопленных; антифашистов, создавших в городе подпольную организацию сопротивления; захваченных и замученных в гестапо партизан; арестованных партийных и советских работников.

Всего в Полтаве за годы оккупации было уничтожено 18200 человек гражданского населения, из них, более 8000 евреев (эти цифры приведены в Акте чрезвычайной комиссии по расследованию преступлений фашистов на Полтавщине, которая работала в 1943-1944 годы).

Количество жертв, захороненных на территории так называемых "Красных казарм" не может быть названо точно. В изданном в 1962 году путеводителе по Полтаве сказано, что там лежит прах более 10 тысяч человек.

В 1970 году на месте их гибели сооружен памятник. К тому времени это когда-то удаленное место, оказалось, практически, в центральном ядре города, возле электромеханического завода.

Памятник и сквер около него являлись продолжением мемориального комплекса воинского захоронения с монументом "Солдатской Славы".

Памятник полтавчанам - жертвам фашизма представляет собой почти квадратную стелу (3.7 х 3,4 метра) из красного гранита. У левой части которой установлена на гранитном постаменте голова скорбящей женщины.

Авторы памятника архитекторы П.С. Гумич и я. Скульптор - А.М. Чернецкий - ленинградец. Архитектор-консультант, профессор Ленинградской академии художеств, народный архитектор СССР И.И. Фомин.

Возник памятник без какого-либо специального постановления и делался как бы заодно с монументом "Солдатской Славы".

Установлен памятник на земляном холме. Скорбный памятник на скорбном месте.

Но памятник ждала странная судьба. Довольно долго он был и как бы его не было. Суть дела заключалась в одной фразе, сказанной мне одним из крупных руководителей города (не стану его называть) - Почему у скорбящей женщины на памятнике еврейское лицо? На памятнике написано, что он поставлен в память погибших мирных жителей, а построили памятник евреям...

Необходимо сразу сказать, что никакого "злого умысла" сделать памятник с двойным дном у авторов не было. Глупо искать в обобщенных формах женского лица еврейские черты.

Так же, как глупо делать вид, что он не увековечил память многих тысяч погибших здесь евреев.

Да, когда я работал над памятником, и когда теперь иногда попадаю к нему, - то не могу отрешиться от мысли, что только по стечению обстоятельств и везению, не лежу под этим холмом, и что не лежит там моя мать, сестры, жена-украинка, вышедшая замуж за еврея и наш сын, которому в сорок первом было три года. Там же могла лежать моя дочь, родившаяся в теплушке по дороге в эвакуацию в конце сентября сорок первого...

Разве я мог, или могу забыть, что под тем холмом много моих друзей, знакомых, сослуживцев, убитых только потому, что были евреями? Лежат там и знакомые мне люди украинцы, русские, вышедшие замуж или женившиеся на евреях и не захотевшие оставить близких в их последнем скорбном пути. Лежат их дети. Лежат знакомые волей судьбы оставшиеся в оккупации, но не склонившие головы, вставшие на путь открытой борьбы с захватчиками.

К моему горю, мне пришлось делать памятник над могилой жены Елены Ивановны Валяевой - под которым, наверное, буду лежать я сам, когда придет срок...

Я проектировал и тот и другой памятник с одинаковым чувствами. Но что из того?

Вся наша авторская бригада создавала памятник безвинным жертвам взбесившегося национализма и политической ожесточенности. Таким он есть и будет.

Мне бы хотелось, чтобы этот Полтавский памятник, безусловно, самый скорбный из всех, был отмечен особой заботой. Чтобы привели в порядок сад вокруг него, чтобы его отмечала особая торжественность подходов... Надеюсь - так будет.

Потому что какая разница: евреи, не евреи, и сколько кого... Там лежат мученики. Наши сограждане. Память о них должна быть священна и навсегда лишена каких-либо политических спекуляций.

        

О камне-переноске

В шестидесятые годы стало модным торжественно закладывать камни с надписями, что на этом месте будет сооружено что-либо значительное.

9 сентября 1969 года Полтава пышно отмечала 200-летний юбилей рождения классика украинской литературы, нашего земляка Ивана Петровича Котляревского.

По разработанному сценарию после открытия возрожденного из небытия дома, где родился и жил писатель, должна была состояться закладка камня с надписью о том, что здесь будет построена библиотека имени Котляревского.

Музей-усадьба И. П. Котляревского. Фото 1970 г.

Место для библиотеки было выбрано у краеведческого музея и, естественно, туда привезли обработанный гранитный монолит.

В торжественной закладке камня была своя хитрость. Поскольку в открытии мемориальной усадьбы и в установке камня должен был принимать участие заместитель председателя Совета Министров Украины П. Т. Тронько - начальство полтавское, не без оснований, полагало, что действо с закладкой камня поможет с включением в планы строительства на следующую пятилетку Полтавской библиотеки.

Мне и начальнику научно-реставрационной мастерской № 3 Ф. А. Безусу поручили подготовить камень, место вокруг и установить на камне доску с соответствующей надписью. (Камень решили не портить надписью, чтобы при случае его можно было бы использовать в аналогичных целях).

Благоустройство вокруг камня сделали заранее, а доску должны были прикрепить за день до события рано утром. Как договорились, я утром пришел на место и с ужасом увидел, что случилось невероятное, - камня нет.

Кто мог утащить за ночь двухтонный гранитный монолит?

Взволнованный, я прибежал в горсовет, прорвался к председателю и доложил о страшной, как мне казалось, беде.

Но мэр довольно рассмеялся:

- Не волнуйтесь, Лев Семенович. Мы вас не успели предупредить. Мы вчера в конце дня с городским и областным начальством решили не бегать вместе с Тронько по всей Полтаве, и не проводить два митинга.

Сделаем все в одном месте. Откроем усадьбу и тут же рядом откроем камень. Потому вечером перевезли ту каменюку и поставили рядом с усадьбой Котляревского. Так что ищите Безуса и крепите доску.

На мои резкие возражения, что по архитектурно-планировочным условиям, по целому ряду других обстоятельств строить библиотеку на Красной площади нельзя и не удастся - председатель горсовета спокойно возразил:

- Да не волнуйтесь вы так. Никто и не решил там строить библиотеку. Сейчас главное, быстро и красиво митинг провести. А с библиотекой будет видно. Время еще есть. Решим, где строить. Вместе с вами и решим.

В конце концов, все равно перед началом строительства камень убирать придется. Так уберем его с Красной площади.

Такой откровенный цинизм взорвал меня. В сердцах я заявил:

- Как только увижу Тронько, непременно расскажу ему о том, в какое положение его ставят, чтобы "не бегать по Полтаве". Я с ним знаком с тех времен, когда он руководил комсомолом Украины. Обязательно расскажу. Так что давайте вернем камень.

Но никто его, конечно, никуда не вернул. А вот меня на встречу с Тронько в горсовет не позвали. Больше того, вечером прозрачно намекнули, что пригласительный билет мне не послан, а без него меня на митинг не пустят. И, вообще, лучше мне в тот день по городу не шастать.

Так что только из газеты я узнал, как проходил митинг и как "после открытия и осмотра усадьбы Котляревского все участники митинга перешли к месту торжественной закладки камня под здание будущей научной библиотеки имени И.П. Котляревского. Под аплодисменты присутствующих, падает белое покрывало" и т.д.

Сразу после праздника в Архитектурное управление посыпались недоуменные вопросы от специалистов и просто от полтавчан:

- Как можно строить там библиотеку? Неужели не нашли лучшего места?

Один из гостей города зашел ко мне специально, чтобы выразить возмущение "безголовостью главного архитектора". Я всех успокаивал и объяснял, что место еще не выбрано, так как неизвестно, когда будут средства и поэтому там стоит злополучный камень.

А когда появились средства на строительство, место выбрали уже без меня.

В 1971 году меня "перевели" на преподавательскую работу в незадолго до того открывшийся архитектурный факультет строительного института.

Довольно скоро камень "тишком-нишком" с Красной площади убрали. А спустя почти десять лет, поспешно, без общественного обсуждения и конкурса "посадили" библиотеку на площадь Ленина.

Один из проектов Полтавской областной библиотеки.

Как камень случайно сунули, так и саму библиотеку...

На мой взгляд и место неудачное и само сундукообразное здание библиотеки город не украсило.

Не так много строилось в то время в Полтаве зданий такого назначения и объема, чтобы ставить в городе этот памятник архитектурной стандартизации. Когда я смотрю на эту библиотеку, сразу вспоминаю, что построена она из железобетонного каркаса "Общесоюзной серии 44-04", да еще историю с закладным камнем.

Больше никаких эмоций.

        

Музей на родине Гоголя

Впервые я попал в село Васильевку, на родину Гоголя, в 1944 году, когда по заданию облисполкома поехал посмотреть, что можно сделать на месте уничтоженной в войну мемориальной усадьбы писателя.

(Говорят, что фашисты зажгли село и усадьбу, чтобы ночью видеть дорогу отступавшей механизированной части, застрявшей на нашем жирном черноземе)..

Помню, вышли мы из машины посреди пустого холма. Вокруг - пустыня.

- А где же люди? - спрашиваю у провожатого.

- Люди зараз будуть - отвечает. И бьет в рельс, привязанный к дереву.

И вдруг, откуда ни возьмись, откуда-то из-под земли появляются люди. Все село жило в землянках.

Не осталось там ни одной хаты.

Тогда мы ограничились установкой памятного знака на месте гоголевских пенат.

Потом много раз бывал на том месте. Село потихоньку восстанавливалось. А на холме, где стоял дом Гоголей и располагался их парк - рос один только репейник (будяки, как говорят в тех местах).

Фантастические будяки. Я таких не видел нигде - выше человеческого роста.

Будяки, пруд и дух над водой. Дух Гоголя.

Пожалуй, именно картина полного запустения Гоголевского имения подвигла меня предложить студентам курсовую работу: "Восстановление Гоголевской усадьбы"..

Почему так вышло? Ведь на Полтавщине проявляли немало забот о восстановлении писательских мемориалов: Короленко, Панас Мирный, Котляревский... А тут, все-таки, Гоголь. Звезда первой величины.

Сошлось много причин. Во-первых, в сравнении с другими, слишком большой объем. Несколько зданий, пруды, парк...

Во-вторых, считалось, что кроме нескольких рисунков и фотографий фасада нет данных о доме. Что там было внутри?

В-третьих, не было энтузиаста восстановления. Таких, как дочь Короленко, сын Панаса Мирного, полтавские исследователи Котляревского.

И может быть, самое главное: гоголевская усадьба. При жизни не было у него постоянного жилья. И после смерти не было музея ни в Петербурге, ни в Москве...

Год за годом писались курсовые. Потом пошли дипломы.

Открытка конца XIX ст. из архива Л. С. Вайнгорта.

И оказалось, что не все так безвозвратно утеряно.

Кроме фотографий и рисунков фасадов домов нашлись многочисленные описания и усадьбы, и внутренности зданий (особенно флигеля - где, по преданию, он писал второй том "мертвых душ").

Описывали многочисленные посетители этих мест, в том числе видные деятели русской культуры, потому что гоголевская усадьба стала в прошлом веке местом паломничества.

А больше всего помог сам Гоголь. Он любил свое родовое поместье. И часто в письмах матери давал подробные инструкции по поводу того, что и как там сделать.

Какие окна, какие колонны на фасаде, какие "ламбрекены" вешать. Шлет он матери "перспективу Невского проспекта" (набор прекрасных литографий) и одновременно указание: в какой комнате, на какой стене и как развесить.

В Таллинне, случайно, в букинистическом магазине обнаружился альбом фотографий "Родина Гоголя", выпущенный в начале века полтавским фотографом-художником Хмелевским.

В общем, оказалось, не так страшен черт...

Диканька. На пути в Васильевку. 1978 г.

И появились энтузиасты. Идея восстановления Гоголевского имения кроме меня увлекла полтавского художника Виктора Батурина.

Третьим стал тогдашний заместитель начальника областного управления культуры Дмитрий Павлович Кальной.

На многие годы для нас троих это стало делом нашей жизни.

В Полтаве нас поддержали. Но нужны были деньги, экспонаты, помощники...

Историю наших трехлетних приключений в московских и киевских инстанциях, контактов с писателями, музейщиками и черт-те с кем еще в столицах и не столицах, мистических (в стиле Гоголя) совпадений и фантастических везений я напишу когда-нибудь отдельно.

Кончилось все тем, что музей стоит.

Берите билет на автобус до Васильевки, езжайте и смотрите, что у нас там вышло.

        

Не тот Христос

Рядом с усадьбой находится усыпальница родителей Николая Васильевича Гоголяя.

Открытка конца XIX ст. из архива Л. С. Вайнгорта.

Естественно, ведя реконструкцию имения, мы не могли не восстановить первоначального вида могилы родителей.

Тем более, что фотографий хватало. На них ясно был виден литой крест с распятием, установленный на гранитном пьедестале.

Так мы и сделали. Крест выполнили из бронзы и установили на гранитный блок. На кресте - рельеф распятого Христа.

А когда уже завершилось устройство металлической ограды вокруг могилы республиканскому и областному руководству поступило письмо местного пенсионера, бывшего учителя о "страшной крамоле". - Куда смотрите?!... Над могилой православных родителей Гоголя установили крест с католическим униатским распятием Христа!

Дело в том, что фигура Христа была изваяна пригвожденной не четырьмя гвоздями, то есть по гвоздю в каждой руке и ноге, а тремя гвоздями, из которых по одному в руки и один - в скрещенные ступни ног, что соответствовало католическим униатским канонам при изображении распятого Христа.

Надо признаться, мы - авторы реставрации, не только не знали этих деталей, но не придали бы им внимания, если бы и знали. Безграмотность наша во всем, что касалось религии, была на высоком уровне. Завертелась переписка-обсуждение и мы с заместителем начальника областного управления культуры Д.П. Кальным вызваны были в республиканское управление по делам религиозных культов, где нас предупредили: - в случае, если не будет исправлено униатско-католическое изображение распятого Христа на православное, мы можем лишиться партийных билетов.

При анализе выяснилось, что на разработанном полтавским архитектором Сашей Белецким чертеже надгробья были указаны лишь общие размеры креста с горельефом в массах, поскольку имелось ввиду, что в республиканских реставрационных мастерских, где изготавливался весь памятник, скульптор уточнит и проработает детали горельефной фигуры распятого Христа. Выяснилось также, что, действительно, скульптор добросовестно отнесся к порученному ему делу и по гравюре Микель-Анджело выполнил горельеф со скрещенными лодыжками ног, пробитых одним гвоздем. (Микель-Анджело, как католик, изобразил каноническое католическое распятие Христа а Киевский скульптор из реставрационных мастерских, как безбожник, не зная всех тонкостей различий православного и католического изображения распятия, выполнил горельеф по наиболее авторитетному, на его взгляд, источнику).

В общем, как говорится, факты подтвердились. Не ясной оставалась только возможная формулировка партийного взыскания - за искажение образа Христа? Или, может быть, за религиозную безграмотность?

Если оставить в стороне угрозы по партийной линии - надо признаться, что мы были неправы.

Тем более, занимаясь восстановлением памяти глубоко религиозного человека.

Но, раскаяние, еще не решение. Как раздвинуть ступни Христу?

Все шло в тому, что придется лепить и отливать новый крест. Специалисты были наготове. Но срок... Но средства...

А решил дело заместитель директора создававшегося заповедника Н.Д. Петров.

Он оградил от любопытных взглядов уже реставрированное надгробье, снял с него крест, зарядился основательным "могарычем" и повез скульптуру к мастерам в Киев, где при помощи автогена "разомкнули" лодыжки изваянного Христа.

На пятый день исправленный крест был водружен на гранитный пьедестал.

Прибывшая из Киева и Полтавы проверка удостоверила абсолютное соответствие всех деталей распятия православному канону.

Получив такой наглядный урок важности ритуальных решений, я иногда беру старые фотографии надгробья на могиле родителей Гоголя и пытаюсь высмотреть - как оно было с ногами Христа тогда на самом деле.

Потому что не уверен - был бы доволен проделанной нами операцией их сын, как известно, перешедший в католичество.

Но, темны дела эти для нас, проживших всю жизнь в яростном атеизме...

        

Колокол

В 1982 году был совершен "бартер" при сборе экспонатов для сооружаемого заповедника-музея Гоголя. Мы случайно узнали, что на маслобойне соседнего колхоза в качестве сигнального устройства, предупреждающего перелив из верхнего бака подсолнечного масла служит небольшой медный колокол из разрушенной в 1952-1953 годах церкви села Гоголево (бывшая Яновщина).

Туда направилась для обследования и переговоров группа сотрудников нашего заповедника-музея, имея при себе ""могарыч". Им удалось на маслобойне договориться и за две поллитровки сорокоградусной выменять медный колокол с церкви, которую соорудили в Яновщине родители Гоголя, в честь его рождения.

Поллитровки пошли по назначению, а колокол находится в музее. Будете - обратите внимание.

        

Глава пятая. Времена не выбирают

Специальность - архитектор

Знакомый председатель колхоза показал недавно мне проект здания правления. В колхозе строили панельные дома и для правления "привязали" секцию такого дома, укоротив его не только по длине, но и по высоте.

- Отаке одоробло, - сокрушался председатель. - А іншого, кажуть, не будуємо... Так ото я хочу нанять кого-небудь щоб архитектуру навести... -

А какого другого отношения ждать нам, архитекторам после государственных гонений на "излишества" и того что мы сделали с нашими городами, создав целые районы спичечных коробков: лежащих и стоящих?

Неужели об этом наш земляк Николай Васильевич Гоголь восторженно писал: "Архитектура тоже летопись мира, она говорит тогда когда молчат и песни и предания"?

Неужели об этом сказано когда-то: "...архитектура - застывшая музыка"? Что такое архитектура, которой я занимался всю свою жизнь?

В давнем тридцать восьмом (с которого я начал эти записки), сразу после назначения главным архитектором, произошел со мной такой казус: на третий или четвертый день работы в новой должности я не смог попасть к себе в кабинет. Меня не пропускала очередь, задолго до рабочего дня вызмеившаяся у дверей архитектурного управления.

- Молодой, а нахальный - кричала мне дебелая тетка - Мы тут не впервой и всех кто там работает знаем. Очередь оказалась за получением мест для огородов на следующий сезон. Их распределяло управление главного архитектора.

Вскоре мы так поставили работу, что очереди ликвидировали. Но дело это оставалось за нами и до войны и после. Потому что размещение огородов равно как и гаражей, индивидуальных участков - в общем, любое вмешательство в природную и городскую среду - безусловно архитектура.

И как у врачей здесь главный принцип "не навреди".

"Когда б вы знали из какого сора растут стихи..." - сказано у Ахматовой.

А какими простыми, подчас, средствами достигается архитектурная образность, подолгу не отпускающая душу?

Что может быть прозаичнее мощения дорог? Но убрали с Октябрьской улицы асфальт. Покрыли брусчаткой. И сразу "зазвучала" улица, как помните у Пушкина:

...дробит каменья молот      
И скоро звонкой мостовой   
Покроется спасенный город
Как будто кованой броней.  

Не сама по себе мостовая, а партер из чеканной брусчатки, замыкающийся величественной колокольней памятника "Славы" в зеленых кулисах разросшихся лип создали образный строй этой части города.

Ритм брусчатки стал торжественной увертюрой к триумфальной теме ансамбля Круглой площади и рвущейся ввысь чистой и ясной патетической мелодии бессмертного памятника..

Совершенно иного настроения и иной образности добились мои молодые коллеги простым благоустройством эспланады Панянского бульвара. Элегический, трогательный, сентиментальный образ "старой доброй Полтавы" появился в результате устройства широких пешеходных аллей из дорожных плит, лестниц с металлической ажурной оградой на спусках и установкой стилизованных фонарей.

Дело, конечно, не в благоустройстве, а в счастливо найденной масштабности его элементов соразмерных старой застройке, в снайперской точности размещения видовых площадок и лестничных входов.

В конечном счете, дело в мастерстве архитекторов.

А потом, тонко уловив найденную ими ноту, подыграл художник Батурин в том же масштабе и стиле создавший, установленный в начале аллеи памятник.

А потом подыгрывает неизвестный владелец или жилец одного из домов с правой стороны бульвара, отремонтировавший его с соблюдением общего стиля и точностью деталей вплоть до бронзовой дощечки на деревянной стилизованной двери.

Так на наших глазах буквально в течение двух последних лет сложился еще один Полтавский ансамбль со своей щемящий лирической мелодией, которая вплелась в общую симфонию города. Города в том значении слова, который придал ему один ленинградский поэт с трудной судьбой:

Когда все проиграно, даже твой
Приход подтасован горем -
Тогда выступая, как слон боевой,
На помощь приходит Город.

Чтобы осуществился такой город - мало ему ансамблей. Нужна историческая глубина, обеспеченная преемственностью развития городской среды.

* * *

Уже давно лежит в моем столе медаль "Ветеран труда". Ветеран по-латыни "старый солдат".

Таким я себя и чувствую, потому что более тридцати лет держал оборону против налетов моды, моментальной выгоды, воинствующей некомпетентности и дурного политиканства в застройке исторического центра Полтавы.

Врезалась в память мне точностью мысль одного философа о том, что нельзя воевать с прошлым.

В Полтаве битва с прошлым не состоялась. Кого из полтавчан оставляет равнодушным прелестный уголок города с одним из самых интересных городских памятников - "на месте отдыха Петра I после битвы" и жемчужиной исторического наследия - Спасской церковью.

Но мало кто теперь помнит, что одно время памятника этого не было - его разобрали и готовили к сдаче на металлолом. А насчет церкви, наверное, никто и не знает, что она была обречена на серьезную переделку.

Памятник сооружен в 1849 году к 140-летию Полтавской битвы взамен стоявшего на том же месте с 1817 года кирпичного обелиска, отмечавшего событие происходившее в доме казака Магденко: в нем был Петр I после окончания Полтавского сражения.

Дом, очевидно, не существовал уже в начале XIX века. Потому и отметили место обелиском.

Созданный в 1849 году памятник проектировал петербургский зодчий А.К. Брюллов, участвовавший вместе с архитектором Монферраном в сооружении Исакиевского собора.

Памятник для русского архитектурного стиля той поры необычный. Решение, наверное, подсказала нестандартная идея памятника: увековечить место отдыха героя после боя. Она продиктовала спокойную стать основной части монумента фигуру отдыхающего льва на стилобате и символику "отдыхающего" оружия в навершии композиции.

Фигура льва была выполнена впервые в русском монументальном искусстве методом гальванопластики изобретателем Якоби.

И все это редкостное великолепие было разобрано в 1937 году, якобы "в результате повреждений, нанесенных памятнику ураганом".

Не могу утверждать, но мои коллеги перед войной рассказывали, что акт о повреждении был сфабрикован по личному указанию тогдашнего первого секретаря горкома партии, чтобы уничтожить "памятник царю".

Имелось решение отправить металлические части памятника на переплавку. К счастью оно не было выполнено. Основные детали памятника хранились в Спасской церкви, а часть - на складах горкомхоза.

В связи с ростом опасности войны в 1939 году было решено широко отпраздновать 230-летие Полтавской победы. Потому обновлялись знаки на местах редутов, ремонтировались памятники на поле битвы и мне удалось подсунуть в план мероприятий восстановление памятника, о котором идет речь.

Правда в тех же мероприятиях появилась еще одна запись: переделать Спасскую церковь под "Клуб безбожников".

Было бы нечестно сказать, что мне, проработавшему тогда год главным архитектором города молодому человеку - удалось и памятник восстановить и церковь спасти.

Главная честь восстановления памятника принадлежит консультанту его реставрации архитектору М.И. Семикину, у которого я тогда учился трудному делу восстановления старины.

А защитили Спасскую церковь мы вместе с научными сотрудниками краеведческого музея, которые сумели подготовить материалы об огромной исторической ценности церкви и связи ее с Полтавской битвой, как месте молебна по ее окончании.

Хочу здесь же с благодарностью назвать архитектора Н.В. Евтушевского, который руководил заменой обветшавших бетонных знаков на местах редутов поля полтавской битвы гранитными, стоящими там до ныне, и одновременно активно боролся за спасение всех без исключения памятников.

Способы защиты старых зданий и, особенно, церквей - были самые разные.

Преображенская церковь незадолго до уничтожения.

Недавно одна из моих бывших студенток с упреком сказала мне:

- Я нашла в архиве ваше предложение использовать церковь на базаре под склад или под концертный зал. Как можно было такое писать?

А у меня за этим актом один из самых крупных проигрышей.

Церковь у базарной площади сносили последней в Полтаве. Уже после войны.

Споры и ссоры по этому поводу шли несколько месяцев. Тогда я написал записку. Пусть склад. Пусть торговая точка. Лишь бы оставить здание. Но хитрость моя не прошла.

Да. Трудно теперь понять нынешнему поколению архитекторов, что такое политически репрессированные здания и как непросто было их спасти.

Церковь сломали. А она была интереснейшим памятником церковной архитектуры и унесенной оказалась последней волной вандализма. Очень надеюсь, что последней...

Зато в актив себе записываю восстановление крестов на Крестовоздвиженском монастыре в далекие теперь шестидесятые.

И на поле Полтавской битвы удалось сохранить церковь. Как раз в виде склада.

Но ведь стоит?

* * *

Можно долго еще размышлять на тему, что такое архитектура. Но я предлагаю продолжить этот разговор таким образом: выйдем в город. Посидим на лавочке в Петровском парке. Пройдем мимо музея до Панянки. Панянским бульваром до конца. Полюбуемся монастырем. По краю обрыва дойдем до Художественного музея. Потом по улочке подойдем к памятнику "отдыха Петра". Постоим у Спасской церкви. Дойдем до Белой беседки и вернемся на Октябрьскую. По ней неспеша прогуляемся до Круглой площади и подойдем к памятнику "Славы".

И если что-то прозвучит у вас в душе или станет вам легче и хоть на несколько минут отпустит вас злоба дня - то недалеко от вас в этот момент где-то были: губернский архитектор Авмросимов, великие русские архитекторы Стасов и Захаров, гениальный украинский новатор архитектор Кричевский, губернские церковные архитекторы, последний губернский архитектор Тит Яковлевич Гардасевич (работавший еще в советской Полтаве), ушедшие и здравствующие мои коллеги и друзья, многих из которых я назвал в своих записках...

В общем, все - кто за двести с лишним лет в разной степени и в меру своего таланта создавали дома, церкви, улицы, площади, парки, памятники и чьей специальностью была архитектура.

После завершения такой прогулки можно бы порассуждать еще на тему - что такое архитектура?

Но... Одно из главных качеств настоящей архитектуры: чувство меры.

        

Наше дело и власть

Мне показалось необходимым включить в книгу общие рассуждения на тему архитектура и власть, чтобы не создалось впечатление будто главной целью моих записок является дискредитация бывшего партийного начальства. Так сказать, позднее сведение старых счетов.

Дело в том, что конфликт архитекторов с властью носит объективный характер. С любой, хочу подчеркнуть, властью.

Такое специфическое наше искусство.

Художник, не имеющий заказчика или покупателя его работ живет бедно, но картины создает. Писатель или композитор может работать "в стол". И только архитектор не в состоянии сам реализовать свой замысел. Он должен обязательно уговорить, убедить заказчика (если это отдельное здание) или городскую власть (если это градостроительное решение, памятник и т.п.).

Абсолютно каждый проект диалектически противоречив и внутренне конфликтен. Потому что всегда разрешает спор пользы и красоты эстетических задач и требований экономии, согласования с техническими возможностями строителей, функциональными ограничениями и т.д.

В своей системе противоречий находится и власть, потому что злоба дня никогда не совпадает с интересами перспективного развития города.

И слава богу, если принимая решение представители власти находятся в плену только этих объективно существующих противоречий.

Тогда решение зависит от общей культуры и ответственности властей, умения видеть лес за деревьями, ее решительности, наконец.

Беда, если власть амбициозна, конъюнктурна или, не дай бог, коррумпирована или чрезмерно идеологизирована.

Полтаве, в общем, повезло. Мы живем в городе, архитектурные достоинства которого общепризнанны, потому что на каждом решающем этапе ее развития находились властные деятели, умевшие стать выше политической и экономической конъюнктуры, кургузого местничества, личных амбиций и сиюминутных выгод.

По крайней мере, как правило.

По документам судя, немалая смелость и воля понадобилась например, полтавскому земству, чтобы согласиться с проектом архитектора Кричевского и дать ему возможность построить здание нынешнего Краеведческого музея.

Не меньшую степень решительности и ответственности за судьбу города многократно проявляли высшие представители полтавских властей и на моей памяти. Особенно после войны.

Не могу не рассказать в этой связи о принципиальнейшем, определившем архитектурный облик города на долгие годы, а может быть и навсегда - решении о том, как восстанавливать центр Полтавы.

Осенью 1943 года города по существу, не было. Помню, как сразу после возвращения управление главного архитектора подготовило по результатам обследования разрушений карту города, на которой заливали черной гуашью уничтоженные дома.

Жаль, что карта куда-то потом подевалась. Потому что страшной силы получился документ.

Весь центр города зиял на карте огромным черным пятном.

На месте развалин можно было что угодно сделать: любые площади создать, перепланировать уличную сеть и, тем более, любой формы и назначения здания построить. Никто не обязывал нас восстанавливать все, как было.

В этой обстановке два принципиальных решения принимались в 1944 году: где строить заводы и какой должна быть Круглая площадь вокруг Октябрьского парка. По обоим вопросам окончательным арбитром был тогдашний первый секретарь обкома партии (и он же одновременно первый секретарь горкома партии) Василий Сергеевич Марков.

Довоенная Полтава складывалась несколько столетий и многие промышленные предприятия оказались включенными в центральную часть города.

Сторонников размещения предприятий по старым адресам было не мало. Особенно старались директора, исходившие из сиюминутных выгод: коротких транспортных плеч, близости к жилью и т.д. и т.п.

Серьезная схватка разгорелась уже по поводу одного из первых восстанавливаемых предприятий - маслозавода.

Дирекция добивалась размещения завода по довоенному адресу на Октябрьской улице. Там сохранились отдельные цеха, строить завод на старом месте было быстрее, а об важности получения продукции маслозавода как можно скорее - нечего было и говорить.

Помню, как мы - спорящие стороны - собрались у Маркова в кабинете. Он внимательно выслушал доводы "за" и "против", но решения сразу не принял. Сказал только - Полтаву восстанавливать будем с учетом перспективы развития города. И дело не в одном маслозаводе, а в принципе размещения промышленности. Подумаем. Отмерим семь раз, прежде чем отрежем.

После совещания "первый" попросил подготовить материал с оценкой вариантов размещения промышленности и запросить мнение государственного института проектирования городов Украины ("Гипроград"), который составлял тогда генеральную схему реконструкции Полтавы.

В справке архитектурное управление честно указало, что исходя из интересов дня сегодняшнего, надо лепить промышленность как можно теснее к центру, но исходя из интересов перспективного развития города - центральные районы необходимо резервировать для жилых и общественных зданий.

Решение было принято с учетом интересов дня грядущего.

Выдвинули из центра не только маслозавод, но и большую группу предприятий, размещавшихся до войны там, где сейчас площадь Дзержинского, стадион, гостиница "Киев", дворец культуры ПТК.

Раньше по обе стороны Каштанового бульвара размещался промрайон старой Полтавы.

А в сорок четвертом мы отодвинули его за нынешний путепровод и уже на новых площадях разместили масложиркомбинат, завод мясного оборудования, комбикормовый завод и т.д. и т.п.

Тогда же была решена судьба ткацкого производства. Многие полтавчане помнят, как долго стояли почти в центре развалины "Кутузовки" - Бывшей прядильно-ткацкой фабрики. Это производство тоже "уехало" далеко от центра.

Благодаря тому давнему решению мы получили экологически чистый городской центр - сегодняшнюю зеленую Полтаву.

Второе решение было еще более ответственным. Сегодня Круглая площадь и парк в центре нее - жемчужина в архитектурном убранстве города. Но далеко не просто было воссоздать ансамбль зданий Круглой площади в стиле русского классицизма.

Такой могла быть Круглая площадь в Полтаве.

Группа Киевских архитекторов предлагала не привязываться к старому облику площади и застроить ее многоэтажными современными зданиями с башенками, крупными формами и т.д. А Октябрьский парк внутри такого комплекса высоких административных зданий превратился бы в сквер. (Между прочим, повышение этажности имело немалые экономические выгоды).

Приглашенный из Киева консультант, академик архитектуры М.И. Рухлядев - бросился в другую крайность. Он предложил возвратиться к первоначальному состоянию площади, то есть к тому времени, когда строились здания по проектам выдающегося зодчего Андриана Захарова и других. Тогда ведь не было парка. Вокруг памятника "Славы" находился плац. Академик и предлагал: вырубить деревья, создать действительную площадь, а здания восстановить только те, которые являлись памятниками архитектуры (то есть, не было бы ни почтамта, ни здания бывшего горкома).

Учитывая разброс мнений, по предложению Маркова Полтавский обком решил объявить конкурс на проект восстановления архитектурного ансамбля Круглой площади.

В конкурсе приняли участие: Академия архитектуры Украины, "Гипроград" Украины и группа полтавских архитекторов Д.М. Литвинцев, К.М. Лябчук, М.Ю. Онищенко, П.П. Черняховец и я.

Выездная конкурсная комиссия, прибывшая в Полтаву в марте 1945 года из Киева, одобрила наш проект.

Суть проекта заключалась в сохранении самобытного монументального паркового комплекса, реставрации памятников архитектуры и создании новых домов в стиле памятников (речь шла о здании нынешнего почтамта и дома, в котором располагался потом горком партии). Функционально предусматривался комплекс административных и общественно-культурных зданий.

Проект предусматривал также сохранение исторически сформировавшейся радиально-кольцевой структуры центра Полтавы, при сохранении ведущей роли осевой Октябрьской улицы.

15 лет шла реализация проекта. В его исполнении принимали участие архитекторы Полтавы при консультации ленинградских и московских специалистов.

Проект не только утверждал идею архитектурной преемственности, но и подчеркивал идейно-эстетическую связь Полтавы с русской архитектурной школой, акцентировал значение для города главного в его истории события - Полтавской битвы 1709 года.

Таким же по значимости было решение резервировать очищенную от руин площадь для создания когда-нибудь в будущем здания театра.

Ведь там, где сейчас находится Театральная площадь, до войны был жилой квартал.

Желающих снова строить там жилые дома было немало. Надо отдать должное многим, сменявшим друг друга руководителям города и области - они стойко сопротивлялись довольно сильному давлению почти 15 лет и сумели сохранить площадь для театра. А вот со старым зданием театра на улице Гоголя, на мой взгляд, была допущена ошибка. Решение переделать его под кинотеатр (и сейчас там - кинотеатр "Колос") было сиюминутным, не учитывающим культурные потребности города и его традиции.

Действительно, к шестидесятым годам в Полтаве действовал один театральный коллектив - музыкально-драматический театр имени Гоголя.

Но так было не всегда. Скажем, в 1920 году полтавская газета сообщала о спектакле в Украинском драматическом театре, в театре Русской драматической труппы, в балетной студии при русской драматической труппе.

Город не имел и до сей поры не имеет филармонического зала. Отсутствие второй полноценной театральной площадки связывает возможности организации круглогодичных гастролей в Полтаве театральных коллективов.

Но зато имеем кинотеатр там, где могли иметь прекрасное театральное здание. Я не специалист в области театра, но уверен, что наличие здания дало бы возможность появиться в Полтаве второму полноценному театральному коллективу.

А конкуренция, как известно, улучшает дела во всех конкурирующих структурах.

Хотя на отсутствие внимания культуре у полтавских руководителей грех жаловаться.

В самые трудные годы, когда приоритет экономически жизненно важных факторов был бы вполне понятен, принимались решения, требовавшие немалых средств (из очень ограниченных полтавских возможностей) о восстановлении культурных очагов города.

В марте 1944 года Полтавский облисполком принял постановление о восстановлении усадьбы-заповедника Владимира Галактионовича Короленко и возобновлении деятельности литературно-мемориального музея писателя.

Решение сразу начало исполняться и более того, неоднократно на заседаниях облисполкома и горсовета многократно проверялось.

В скудном городском бюджете выделялись средства не только на восстановление здания, но и для создания сада на усадьбе, взамен уничтоженного войной и установку памятного знака на могиле писателя.

В те же послевоенные годы была восстановлена усадьба Панаса Мирного и создан литературно-мемориальный музей.

Традиция не прерывалась никогда, чему свидетельство музей Котляревского и дом на его усадьбе; музей истории Полтавской битвы; музей Н.В. Гоголя в Яновщине; Художественный музей и, наконец, подвиг реставрации Краеведческого музея.

О каждом таком решении и его исполнении можно написать книгу. Но я полагаю, что достаточно обосновал тезис насчет мудрой дальновидности полтавских властей послевоенных генераций.

Хуже обстояло дело в семидесятые. Но тут Полтава не исключение. В градостроительных решениях стали преобладающими нравы черного рынка с непременным для того времени прикрытием пустопорожней идеологической трескотней.

Провинциальная "Брежневщина", исключавшая яркие личности из властных структур и отдавшая власть аппаратной номенклатурщине, если чем и запомнилась, так фарсовым идеологизаторством ни во что кроме собственной сиюминутной выгоды не веривших чиновников.

Характерно: разных по культурному уровню и по роли в судьбе города послевоенных полтавских лидеров и лидеров пятидесятых-шестидесятых годов поименно помню (все они были колоритные, яркие личности). А более поздние - какой-то безликой чередой прошли не оставив по себе ни следов в памяти, ни интересных решений в судьбе города.

Но я благодарен судьбе, что в Полтаве на решающих поворотах ее истории находилось всегда достаточно начальников способных переступить через соблазн сиюминутности в пользу архитектурной выразительности города.

Вообще, "хозяева" городские почти всегда оказывались на высоте. При этом я имею в виду не только власти, с которыми мне довелось работать: секретарей обкома и горкома, председателей горсовета. Они, можно сказать, достойно продолжили традицию полтавских администраторов прошлого - губернаторов, земских деятелей. Потому что, в конце концов, какая разница как их называли и кто их назначал?

Вспоминая их сейчас, говоря о них всех доброе слово - перед их памятью я склоняю голову и снимаю свою старую шляпу.

        

Слово к читателю

Люблю осенней порой гулять по бульварам и паркам родной Полтавы.

Знаете эти дни, когда под ногами багряный ковер, а листья летят и летят будь-то не деревья их роняют, а сыплет и сыплет высокое чистое голубое полтавское осеннее небо..

В такие дни вспоминаются ушедшие годы, прожитая жизнь.

Светлая печаль охватывает душу. Особенно когда видишь, как сгребают палый лист.

Потому что понимаешь - вот так же заметет время и следы жизни моего поколения...

Почти 80 лет моей жизни прошли в Полтаве. Неразрывными оказались собственная жизнь и жизнь города жизни моих друзей, которых - как ни горько - становится все меньше и меньше. Особенно тех из них, на чью долю выпали страшные годы оккупации или эвакуации, а потом трудные годы послевоенного восстановления родной Полтавы.

В память о тех годах и людях взялся я за эти записки, выросшие из беглых заметок в деловых блокнотах, документов собранного за долгие годы архива, скорых зарисовок на память.

Такие свидетельства времени хранятся у многих, отражая дело, которому каждый посвятил жизнь.

Мое дело - архитектура. Для меня это город, его улицы, площади, здания, памятники. Этим, как говорится, интересен. Об этом и пишу.

На долю нашего поколения архитекторов выпало немало трудностей: борьба с конструктивизмом, насаждаемый ложный классицизм, восхождение на Голгофу "борьбы с архитектурными излишествами", административное "типовое проектирование" жилых районов...

Но и радостей немало было: на наших глазах и нашим трудом город восстал из пепла.

Архитекторам нашего поколения пришлось стать реставраторами, культурологами, историками. Нам выпало трудное счастье спасать от забвения культуру прошлых веков.

"Как это делалось" в Полтаве я рассказываю в своих записках. И, как в жизни, в них много трагического и смешного.

Я построил эти записки в двух планах: как воспоминания полтавского архитектора и как размышления о нашей профессии с разбором удач и неудач, к которым был лично причастен.

Хотел бы сделать свои воспоминания интересными для молодых своих коллег и для неспециалистов.

Хотел бы, чтобы старые полтавчане узнали и вспомнили прожитое, а молодые прикоснулись к тому, как жили мы - их нынешние отцы и деды...

От составителя

Эта часть текста, очевидно, должна была стать предисловием к "Запискам провинциального архитектора". Но предисловие осталось незаконченным. Потому оно помещено в конце, как прощальное слово автора к читателю.