История Полтавы

Полтавщина и её обитатели в произведениях Н.В. Гоголя

• 

Подробности

Просмотров: 10788

Анатолий Павлович Тюнин, кандидат филологических наук, доцент.
Полтавщина и её обитатели в произведениях Н.В. Гоголя

«… мое сердце всегда останется привязанным
к  священным местам родины…»

(Из письма Гоголя матери Марии Ивановне )

Чтобы глубже постичь творческое наследие нашего великого земляка, чтобы воочию убедиться, во что трансформировались его пророческие предостережения, думается, недостаточно перечитывать в который раз, пересматривать на сцене, в кино, по телевидению бессмертные произведения писателя. Для этого надо непременно посетить родные полтавские памятные места Н.В.Гоголя, откуда начинали свой литературный путь герои его рассказов, повестей, комедий, поэмы. Первым таким местом, по праву, должно оказаться Гоголево (до недавнего времени Васильевка Шишакского района Полтавской области), в котором воссоздали родовое поместье писателя, привели в надлежащий порядок могилы его отца и матери. Ознакомившись с многочисленными экспонатами заповедника-музея (многие из которых подлинны!), преодолевая историческое пространство, предпримем попытку погрузиться в детство, отрочество и юность гения, обладавшего даром предвидения более чем на 200 лет вперед...

Чтобы осмыслить настоящее, надо представить и прошлое прославленной на весь свет Диканьки, близлежащих к ней сел и хуторов, если таковые не стерты с лица земли безжалостным временем и, как теперь говорят, хозяйствующими субъектами этого благодатного края. Желательно (хотя бы раз в жизни!) окунуться в многоголосие и многоцветие ежегодной предосенней Сорочинской ярмарки. А вдруг да повезет на встречу с отнюдь не литературными персонажами, а с настоящими, сегодняшними Иванами Ивановичами и Иванами Никифоровичами или с подобными чиновниками, но образца XXI века, которых ни то самое безжалостное время, ни социальные бури и потрясения внешне, казалось, не изменили. Ведь многих из них в еще большей степени испортили то квартирный вопрос, то купля-продажа земли, то парадоксы сексуальной революции, нынешняя явь которых уж точно не один раз перевернула бы в гробу любвеобильную, однако не столь алчную куму Солоху (по сегодняшним меркам – наивную соблазнительницу).

Не забыть бы полистать районные газеты, выходящие в Миргороде, Диканьке, Решетиловке, Шишаках, посмотреть передачи местного телевидения. Дух захватывает от новостей во всех смыслах этого слова: ни дня без изощренных убийств, дорожно-транспортных происшествий на дорогах с человеческими жертвами (количественно равных в не столь продолжительное время потерям в какой-нибудь горячей точке планеты), резонансных разбирательств в судах по поводу захвата чужой земли, заводских, фабричных площадей, громких процессов, на которых лишают родительских прав мам и пап – алкоголиков, наркоманов…

Неплохо бы поколядовать с местными тинэйджерами (в гоголевском прошлом – парубками и девчатами) в ночь под Рождество Христово. Можно и в ночь на Ивана Купала (подальше от шума городского) попрыгать с ними возле яркого предпраздничного костра. Увидеть, узнать, вслушаться, о чем „спикают”  многие из этих “продвинутых” во всех отношениях молодых людей; под чью музыку и как пляшут, о чем и чьи песни поют, как и каким образом одеты, обуты. У кого, наконец, круче навороченный мобильник, какой марки родительская иномарка (простите за неслучайную тавтологию), каков их словарный запас или, если не сказать, его полное отсутствие. И мы не только утвердимся в том, что эти Рождество и ночь на Ивана Купала нисколечко не по Гоголю, но и в том, насколько губительны и беспощадны плоды пресловутой цивилизации и глобализации, как притягательна и ядовита свалившаяся не только на прекрасную во всех отношениях Полтавщину, но и на всю страну, на другие государства эта вселенская беда, определение которой – утверждающийся повсеместно всеобщий эгоизм, черствость, цинизм, преклонение перед долларом, расчеловечивание и бескультурье, ведущие человечество в тупик. Мы все это видим, мы это констатируем, но бессильны перед нахраписто разрастающимися, прогрессирующими, укрепляющимися метастазами социальных злокачественных болезней в образах жуткой экологии, навязчивой и зомбирующей все живое рекламы, взяток в особо крупных размерах, рэкета на больших и малых дорогах, земельных войн, алкоголизма, наркомании, иммунодефицита, похищения детей и детского порно, бомжевания, смерти на улицах сел и городов в (отнюдь не гоголевских времен!) холода… Счет порочных явлений, многие из которых вряд ли могли присниться в самых фантастических снах сатирику-реалисту и которые он все-таки предвосхищал, можно продолжать до бесконечности. Это всеобъемлющая примета нашего времени. И каким же Гераклам, если они и появятся у нас, будет под силу уборка Авгиевых конюшен от безнравственного, пищевого, производственного мусора, завалившего пространства нашей великолепной страны и чудесной планеты Земля?!

В России (опять же по материалам СМИ), такой далекой и такой близкой, отнюдь не безразличной Н.В. Гоголю, бизнесменам рекомендуют в качестве настольной книги, учебного пособия поэму "Мертвые души". Идея эта весьма оригинальна и даже плодотворна. Но только бы при обязательном джентльменском условии: обучаясь умению Чичикова уметь делать деньги из ничего (а если точнее, из операций с мертвыми душами!), помнить о еще более показательном крахе безнравственной бизнес-пирамиды Павла Ивановича; не забывая о том, что перерождение этого "героя" в положительный персонаж не получилось даже у гениального Гоголя. А ведь как долго и как мучительно писатель, рукой которого, по его признанию, водило само Провидение, искал пути избавления народа от разрушительного воздействия всех неприятностей, веря, что они минуют такие государства как Украина, Россия, Белоруссия.

Однако пора уже в дорогу, и желательно не в автобусе, даже не в гоголевской птице-тройке, а в какой-нибудь машине времени, с помощью которой (как в недавнем кино) можно было бы очутиться в ином измерении.

Да, маленькая страна, название которой Полтавщина, всю жизнь подпитывала сердце и память Н. В. Гоголя. Этот густонаселенный красочный и контрастный мир, связанный с Яновщиной, Диканькой, Великими Сорочинцами, Яреськами, Решетиловкой, Кибинцами, Миргородом и Полтавой, добросовестно выписан человеком, которому, как никому, свойственна стойкая привязанность к местам своего детства и юности.

Поистине сыновней любовью к малой своей родине рождены немеркнущие акварели гоголевских «Вечеров на хуторе близ Диканьки». Романтичные, густонасыщенные немыслимой фантастикой, они, вместе с тем, достоверны и точны во всем, что касается людей, их одежды, обрядов, хозяйственной утвари. Убедительной достоверностью служит и выбор писателем рассказчика, выступающего в нескольких ипостасях: то балагура пасичника Рудого Панька, то степенного дьячка Фомы Григорьевича, то просто Степана Ивановича Курочки, жителя Гадяча.

Обратим внимание на то, что все они именно с Полтавщины, их добросовестность и добропорядочность подтверждаются слушателями невыдуманных историй и подлинным автором, который частенько или выглядывает из-за плеча пасичника, или неназойливо корректирует диалоги персонажей. Поэтому не случайно некоторые биографы Гоголя склонны видеть в колоритном псевдониме рассказчика Рудого Панька связь с именем деда писателя Афанасия Демьяновича, а значение слова “рудый” (рыжий) соотносят с золотистым отливом волос истинного создателя рассказов. Даже шутливое предисловие к сборнику, приписываемое пасичнику, непременно приведет читателей на Полтавщину: «Да, вот было и позабыл самое главное: как будете, господа, ехать ко мне, то прямехонько берите путь по столбовой дороге на Диканьку. Я нарочно и выставил ее на первом листке, чтобы скорее добрались до нашего хутора. Про Диканьку же, думаю, вы наслушались вдоволь. И то сказать, что там дом почище какого-нибудь пасичникова куреня. А про сад и говорить нечего: в Петербурге вашем, верно, не сыщете такого. Приехавши же в Диканьку, спросите только первого попавшегося навстречу мальчишку, пасущего в запачканной рубашке гусей: «А где живет пасичник Рудый Панько?» – «А вот там!» – скажет он, указавши пальцем, и, если хотите, доведет вас до самого хутора...»

Пасичников хутор, грустная фигурка мальчишки-пастушонка – все это, как говорится, давно кануло в Лету, а вот столбовая дорога с беспрерывными людскими и автомобильными потоками – и в наши дни самый надежный ориентир от областного центра до воспетой Гоголем Диканьки.

Местные географические подробности встречаем и в «Сорочинской ярмарке»: «Глазам наших путешественников начал уже открываться Псел...», «...а наш парубок отправился по рядам с красными товарами, в которых находились купцы даже из Гадяча и Миргорода – двух знаменитых городов Полтавской губернии...» и т. п.

А в рассказе «Вечер накануне Ивана Купала», в котором возможности авторского абстрагирования и безудержной фантазии, казалось бы, не знают границ, дьячок Фома Григорьевич, сменивший пасичника, не забывает при удобном случае сослаться на конкретные факты, реальные события, которые начинают нас настораживать, выстраивать непреднамеренные аналогии… Так, например, он говорит о некоем вздорном паныче в гороховом кафтане из самой Полтавы, упоминает село, «которого теперь и следу нет и которое было, может, не дальше ста шагов от Диканьки».

От рассказа к рассказу пространственные горизонты раздвигаются и выходят за пределы Диканьки, Полтавы. Сам пасичник, ссылаясь то на дьячка, то на его деда, отправляет читателей в города Кременчуг, Ромны, Конотоп, Глухов, Киев, Варшаву. Но пока что даже немыслимая одиссея в Петербург кузнеца Вакулы за супермодными черевичками для возлюбленной к самой царице начинается и заканчивается у порога его родного куреня.

Опять-таки на Полтавщине, оказывается, проводят редкие мирные дни запорожские казаки, чьей истории успевает слегка коснуться в этом рассказе автор. Народный дух, реальность и вымысел «Сорочинской ярмарки», послужившей камертоном к рассказам сборника, постоянно усиливаются былями и небылицами, народными песнями и местными присловьями, которые Гоголь слышал в родном крае.

Отправляясь в Петербург, Гоголь взял с собой тексты комедий отца, знатока и ценителя народного юмора, знавшего радости и горести родной Полтавщины. Юноша надеялся опубликовать, а возможно, и поставить пьесы в столичных театрах, чтобы познакомить петербуржцев, москвичей с милым его сердцу малороссийским краем. Известно, что замысла своего он не осуществил, однако некоторые мотивы и детали комедий отца «Простак, или Хитрость женщины, перехитренной солдатом», «Собака-овца» использовал в своих произведениях.

Показывая земляков «в условиях домашней жизни» (В. Г. Белинский), писатель постоянно пополнял свои запасы новыми зарисовками с натуры, если ему удавалось побывать в родных местах. В письмах из Петербурга к родным, друзьям и знакомым он настойчиво просит присылать всякую всячину из прошлого и настоящего народа.

В одном из писем к матери Гоголь рекомендует ей создать постоянную корреспондентскую сеть, чтобы получать фольклорные и этнографические сведения. В далекую Васильевку летят письма, полные мольбы: «Вы имеете тонкий, наблюдательный ум, вы много знаете обычаи и нравы малороссиян наших, – пишет Н.В. Гоголь матери Марии Ивановне, – и потому, я знаю, вы не откажетесь сообщать мне их в нашей переписке. Это мне очень, очень нужно. В следующем письме я ожидаю от вас описание полного наряда сельского дьячка, от верхнего платья до самых сапогов…» .

Н.В. Гоголь любил слушать украинские песни: «Ой не ходи, Грицю», «Чоботи», «Цвіли лози при дорозі», «Гречаники» и другие в исполнении лирников и кобзарей. Заслушивался он исполнением песен тетей, Н.И. Хадаревской, обладавшей редкой красоты голосом. Когда же пели на улице васильевские парубки и девчата, Гоголь охотно подпевал им. Поэтому многие рассказы «Вечеров...» словно озвучены голосами унесенных временем жителей Диканьки, Васильевки, Сорочинец. Не подлежит сомнению и тот факт, что некоторые фамилии жителей соседних с Васильевкой хуторов и поместий перекочевывали на страницы гоголевских рассказов: Рудый Панько, Солопий Черевик, Пивтора-Кожуха, Иван Закруты Губа, Охрим Гуска, Мосий Шило и др. Такие фамилии, прозвища и ныне не редкость на Полтавщине.

Следующий цикл повестей Гоголя появляется после «Вечеров...» через два года. Этот промежуток времени был отмечен не только мучительными раздумьями писателя о собственной литературной судьбе, но и не менее тягостными размышлениями о бедственном положении народа, особенно крестьянства. В письме к И.И. Дмитриеву он писал: «Чего бы, казалось, недоставало этому краю? Полное роскошное лето! Хлеба, фруктов, всего растительного гибель! А народ беден, имения разорены и недоимки неоплатные».

Правда, Гоголь пытается внушить читателям, что и новый цикл произведений близок предыдущему. Так, в подзаголовке к «Миргороду» автор уточняет, что это «...повести, служащие продолжением «Вечеров на хуторе близ Диканьки». Повесть «Старосветские помещики», открывающая этот сборник, навеяна духом и самыми мельчайшими подробностями провинциальной жизни, так хорошо знакомой молодому Гоголю. Все писалось с натуры, начиная с образов Пульхерии Ивановны, Афанасия Ивановича и кончая разноголосицей скрипучих дверей их дома. Современники подтверждают, что скрип дверей был особой достопримечательностью господского дома в Васильевке. Со светлой грустью, полной в то же время пока мягкой иронии, тонкого психологизма, не предвещавших ничего хорошего на будущее, повествует Гоголь о существовании этих добрых, но духовно пустых старичков. Тем более, когда дело касается приказчика, войта и наследника умерших помещиков, его ирония перерастает в едкую сатиру, заявившую о себе еще в повести «Иван Федорович Шпонька и его тетушка».

Писатель не оставляет без внимания историю национально-освободительной борьбы украинского народа против извечных своих поработителей. Так появляется великолепная повесть «Тарас Бульба». В ней, как и ранее в «Вечерах на хуторе близ Диканьки», преобладает романтика бесшабашной и разгульной казацкой вольницы, сверхколоритные личности, о которых на Полтавщине хранились легенды и предания далекой, далекой давнины. Вместе с тем автора больше и глубже занимает мысль о том, кто распоряжается судьбами конкретных людей и каким образом, например, один человек становится истинным патриотом своей Отчизны, стойко выдерживая и перенося ради нее нелюдские муки. Другой, взращенный в подобных условиях, вскормленный грудью той же матери, воспитываемый тем же отцом, превращается, в конце концов, в жалкого, презираемого боевым товариществом предателя.

Вовсе не равнодушной, не безучастной к героическим и трагическим судьбам персонажей повести является роскошная природа с человеческой наполненностью, законсервированная детской памятью в картинах родных полтавских полей, лесов, степей и вызывающая не только сыновью любовь к ней, гордость и восхищение, но и вполне обоснованное недоумение: совместимы ли в этом благоухающем, прекрасном, поистине райском уголке земли красота, данная нам свыше, живая жизнь, с одной стороны, и жестокость, насилие, страдания, измены, наглые притязания чужеземцев на эту, нашу землю – с другой.

И, кроме многого, недосказанного нами, гоголевские зарисовки пейзажей освежают душу современного читателя своей первозданностью, экологической нетронутостью, вызывая откровенную ностальгию по утраченному: «…Вся поверхность земли представлялася зелено-золотым океаном, по которому брызнули миллионы разных цветов. Сквозь тонкие, высокие стебли травы скозили голубые, синие и лиловые волошки; желтый дрок выскакивал вверх своею пирамидальною верхушкою; белая кашка зонтикообразными шапками пестрела на поверхности; занесенный бог знает откуда колос пшеницы наливался в гуще. Под тонкими их корнями шныряли куропатки, вытянув свои шеи. Воздух был наполнен тысячью разных птичьих свистов… Черт вас возьми, степи, как вы хороши!...». Где оно сейчас, это бескрайнее разнотравье, многоцветье, благоуханье, переполненное снующими обитателями девственных зарослей с их непуганными голосами?! И так ли хорошо живется этой земной красоте сейчас, как ей жилось вольготно при Гоголе? Вопросов много, и чаще всего они остаются без ответов.

 Ольга Васильевна, сестра писателя, впоследствии вспоминала, что ее знаменитый брат не только превосходно знал многие редкие лекарственные травы, но и учил домашних распознавать их, снабжал специальной литературой и оборудованием аптеку, организованную им же для страждущих в Васильевке.

Близка по внутреннему наполнению и психологизму к повестям «Иван Федорович Шпонька...», «Старосветские помещики» и «Повесть о том, как поссорился Иван Иванович с Иваном Никифоровичем». Не исключено, что исходным материалом для нее послужила многолетняя тяжба между соседями-помещиками, одним из которых являлся дед писателя: «Свидетельствую мое почтение дедушке, – пишет Гоголь в письме к матери 30 апреля 1829 года, – скажите, пожалуйста, что его тяжба? имеет ли конец?..»

Есть ещё один любопытный факт, который мог быть использован Гоголем. Это случай, происшедший с братьями Мироненко, о котором рассказывал в своих воспоминаниях В.Гиляровский. Жили они в Васильевке, жили бедно, но дружно. Но вот умер их богатый дядя и оставил в наследство имение и деньги. Крупное братья поделили, а на мелочах рассорились. Затяжным оказался конфликт из-за молотилки: «Старший брат Иван Иванович соглашался продать молотилку и деньги поделить или даже пожертвовать на школу, а младший Петр Иванович упёрся и говорит: «Нехай она сгние! Або моя, або хай сгние!» Так и гнила молотилка во дворе у обоих на глазах, чтобы никто ею воспользоваться не смог.

В отличие от вымышленных персонажей Остапа и Андрия, разведенных суровыми обстоятельствами войны, в которых последний оказался перед выбором: или выполнить святой долг перед Родиной, или уступить губительной страсти к польской панночке, вялотекущяя частная жизнь реальных родных братьев Мироненко не выдержала испытания в виде внезапно свалившегося на их бедные головы богатства. Никаким подвигом и героизмом здесь и не пахнет: элементарная борьба за собственность с некоторыми благими намерениями одного из них. Можно предложить, что это один из житейских примеров расчеловечивания конкретного человека (из родственников писателя!), который позже проявится в образе какого-нибудь  персонажа или в «Ревизоре», или в «Мертвых душах»

В письмах к писателю хозяев помещичьих усадеб Полтавщины, в которых он бывал летом 1832 года, так и веет атмосферой праздных разговоров, вошедших также в монологи и диалоги рассорившихся Ивана Ивановича и Ивана Никифоровича. Сила и страстность социальной критики Гоголя питалась именно тесной связью прежде всего с родным краем, страной, в которой он жил и которым самоотверженно служил, вступая в борьбу с казнокрадством, произволом, ложью, с унижением бесправных людей: «В «Ревизоре» я решился собрать в одну кучу всё дурное в России, какое я тогда знал, … и за одним разом посмеяться над всеми», – писал Н.В. Гоголь о замысле своей комедии. В ней некоторые миргородцы, как в зеркале, увидели себя, с вытекающими отсюда нелицеприятными последствиями… Так, миргородский гогородничий Носенко сравнивал себя со Сквозником-Дмухановским, а почтмейстер Мамчич увидел себя в Шпекине. Вполне допустимо, что Гоголь, кроме известной нам подсказки от своего гениального современника, слышал и сам анекдотические истории о том, как в некоторых губерниях случайных чиновников принимали за тайно прибывших из столицы с карательной целью ревизоров. Мог он знать и о том, что аналогичный казус произошел в городе Переяславе Полтавской губернии с М. И. Глинкой, который прибыл туда набирать певчих для придворной капеллы. Вначале местный городничий выведывал подробности о барине у слуги, а затем спозаранку явился в номер гостиницы к Глинке в парадной форме, подобострастно кланялся и ни за что не соглашался присесть. Словом, вел себя, как насмерть перепуганный комедийный Сквозник-Дмухановский.

Некоторые эпизоды из детства Чичикова воскрешают годы учебы «полтавчанина» Шпоньки в Гадячском поветовом училище, манеры Собакевича и Петра Петровича Петуха имеют много общего с поведением помещика Сторченко – «приятеля и соседа» Ивана Федоровича... Создавая «Мёртвые души», Н.В. Гоголь использовал и факты из хозяйственной деятельности своих родителей, соседей-помещиков. В 17 верстах от Яновщины, в Федунках, жили дальние родственники Гоголя – Пивинские, владеющие 200 десятинами земли и 30 душами крепостных. Как и многие помещики, Пивинские занимались винокурением. Но вот прошел слух, что помещики, не имеющие пятидесяти крестьян, будут лишены права заниматься винокурением. Тогда-то и поехал помещик Пивинский, по воспоминаниям В. Гиляровского, в Полтаву и « внёс за своих умерших крестьян оброк, будто за живых…А так как своих, да и с мёртвыми далеко до пятидесяти не хватало, то набрал он в бричку горилки, да и поехал по соседям и накупил у них за эту горилку “мёртвых душ”, записал их на себя  и, сделавшись по бумагам владельцем пятидесяти душ, до самой смерти курил вино и дал этим тему Гоголю, который бывал в Федунках…». Историю с мёртвыми душами знала вся Миргородщина. А со временем и не только она…

Кстати, не очень зажиточные родители писателя также занимались винокурением. Отец Н.В. Гоголя, Василий Афанасьевич, добиваясь большей прибыли от своего винокуренного заводика, внедрял в него прогрессивные новинки (иногда иноземного производства), например, паровые котлы. Их работа была не только непонятной его крепостным виноделам, но и вселяла панический страх, обижала явным посягательством на их профессиональную состоятельность: «… А теперь… Слышал ли ты, что повыдумали проклятые немцы? – делятся своими опасениями винокур с сельским головой в повести «Майская ночь, или Утопленница», − Скоро, говорят, будут курить не дровами, как все честные христиане, а каким-то чёртовым паром. – Говоря эти слова, винокур в размышлении глядел на стол и на расставленные на нём руки свои, – как это паром – ей богу не знаю!

– Что за дурни, прости господи, эти немцы! – сказал голова. – Я бы батогом их, собачьих детей! Слыханное ли дело, чтобы паром можно было кипятить что!»…

Но вернёмся опять к поэме «Мёртвые души», в которой автор отразил злободневные (на все времена!) проблемы тех лет и нашего времени тоже: в ней он подмечает духовное и нравственное перерождение помещиков и чиновников всех рангов в самую худшую сторону. Перед читателями выставлены застывшие психологические отпечатки «мёртвых душ»: прекраснодушного мечтателя Манилова, невежественного тугодума Собакевича, «героя ярмарочных кутежей» Ноздрёва, «дубинноголовой» хозяйки поместья Коробочки, «прорехи на человечестве» Плюшкина… Укоренившееся (невыдуманное) пренебрежение моралью, христианскими заповедями, попрание законов, страсть к наживе порождали парадоксы этического поведения для различного рода авантюр, подобной той, на которую отважился с целью обогащения расчетливый проходимец и делец Чичиков.

Но есть в этой поэме дорогие нашему сердцу места, которые возвращают нас на Полтавщину, в имение родителей Гоголя. Так, картину Гоголевского сада, посаженного в своё время при непосредственном участии Н.В. Гоголя, можно воскресить, читая описание запущенного сада в «Мёртвых душах»: «Старый, обширный, тянувшийся позади дома сад, выходивший за село и потом пропадавший в поле, заросший и засохлый, казалось, один освежал эту обширную деревню. Хмель, глушивший внизу кусты бузины, рябины и лесного орешника и пробежавший потом по верхушке всего частокола, взбегал, наконец вверх и обвивал до половины сломанную берёзу…»

Васильевский сад и пруд вдохновляли писателя на создание живописной атмосферы и пейзажных зарисовок во многих произведениях. Это упомянутое выше описание старого сада в поэме „Мертвые души”, а также хрестоматийные строки из повести „Майская ночь…”: „Знаете ли вы украинскую ночь?.. Тихи и покойны эти пруды; холод и мрак вод их угрюмо заключен в темно-зеленые стены садов… Девственные чащи черемух и черешен пугливо протянули свои корни в ключевой холод и изредка лепечут листьями, будто сердясь и негодуя, когда прекрасный ветреник – ночной ветер, подкравшись мгновенно, целует их. Весь ландшафт спит. А вверху все дышит, все дивно, все торжественно. А на душе и необъятно, и чудно…”

Но в том-то и дело, что на душе писателя год от года становилось все беспокойнее и печальнее. От произведения к произведению, если можно так сказать, хорошее все гуще перемешивалось с плохим. И, главное, дурного стало, становилось все больше и больше.

Однако бесспорно и то, что в этом огромном, многогранном художественном мире Н.В. Гоголя особое место занимает и постоянно присутствует горячо любимая писателем Полтавщина. Она всюду: в лирических отступлениях автора, в живописаниях родного края, в ёмких психологических образах персонажей, написанных им с узнаваемой натуры. От ранних "Вечеров на хуторе близ Диканьки" и до завершающей творческий путь писателя поэмы "Мертвые души" мир этот прекрасен и в то же время ужасен. В них все отчетливей прослеживается последовательная и жесткая позиция автора, обличающего все недостойное в человеке, искренне болеющего за него, воодушевляющего гражданское общество гневным и добрым словом на борьбу со злом.

И знакомство с постоянно вдохновляющей писателя его малой родиной, безусловно, помогает глубже понять прозаика, поэта, сатирика, не лишенного просветительской жажды, глубоко верующего и ранимого человека, ищущего до последних мгновений жизни спасительную истину, вселяющего в нас уверенность в то, что добро побеждает и победит зло...

Но когда это произойдет? Надо многим из нас или нашим потомкам, видимо, долго-долго жить, набравшись нашего, славянского, терпения.

 

Литература:

1. Гоголь Н.В. Собрание сочинений: в 7-и т. / Н.В Гоголь – М.: Художественная литература, 1984.

2. Гиляровский Вл. По следам Гоголя //  Гиляровский В. Сочинения: в 4-х  т. По следам Гоголя.– М.: Правда, 1989. – т.2. – С. 367-391.

3. Иофанов Д. Гоголь Н.В. Детские и юношеские годы / Д. Иофанов. – К: Молодь, 1951.

4. Золотусский И. Гоголь / И. Золотусский. – М.:  Молодая гвардия, 1984.

5. Марченко Н.Г. Полтавщина в творчестве Гоголя // Н.Г.Марченко, А.П. Тюнин. – Венок Гоголю. Гоголь и время/.сост. Б.Н. Левин – Х.: Прапор, 1984. –  С. 41-45.

6. Хоменко Н.В. Заповедник-музей Н.В. Гоголя. Село Гоголево Полтавской области / Н.В. Хоменко, А.П. Тюнин. – Х.: Прапор, 1985. – 54 с.

7. Манекин Р. В. Гоголь окололитературный. Посмертные метаморфозы / Р. В. Манекин // "Известия ДГПУ": научный журнал. Серия: "Общественные и гуманитарные науки". 2 (7), 2009, Изд-во ДГПУ, Махачкала, с.71-76. ISSN 1995-0667.

8. Тарасова Е. К. Идеал духовного здоровья в творчестве Н. В. Гоголя (по материалам немецкоязычных исследований) / Е. К. Тарасова // Филология: научный журнал. – № 5, 2009.

9. Чембрович О. В. Религиозно-философские идеи М. Горького в оценке критики и литературоведения / О. В. Чембрович // "Культура народов Причерноморья". Крымский научный центр Академии Наук Украины и Министерства образования и науки Украины. – № 83, 2006.

 

Автор пропонує сучасникові здійснити подорож гоголівськими місцями Полтавщини. Звертаючись до вічних проблем буття, запрошує осмислити сьогодення через призму світосприйняття гоголівських героїв.

Ключові слова: М.В. Гоголь, Полтавщина, оповідач, фольклорні та етнографічні деталі, літературна доля, народ, селянство.

 

Автор предлагает современнику осуществить путешествие по гоголевским местам Полтавщины. Обращаясь к вечным проблемам бытия, он приглашает осмыслить настоящее через призму мировосприятия гоголевских героев.

Ключевые слова: Н.В. Гоголь, Полтавщина, рассказчик, фольклорные и этнографические детали, литературная судьба, народ, крестьянство.

 

An author offers to contemporary to carry put the imaginary trip in time and spase on the Hohol’s places of Poltava region. Considering the eternal problems of life, invites to comperehend present present through the prism of perception of the world of Hohol's heroes.

Key words: M.V. Gogol, Poltava, storyteller, folk and ethnographic detail, literary luck, the people, the peasantry.

© Тюнин А. П.
При использовании, указание
на автора обязательно.