История Полтавы

Некоторые замечания касательно истории и характера малорусской поэзии

• 

Подробности

Просмотров: 373

Кулжинский Иван. Некоторые замечания касательно истории и характера малорусской поэзии.

Подається за виданням: Кулжинский И. Некоторые замечания касательно истории и характера малорусской поэзии. — «Украинский журнал», издаваемый Императорским Харьковским университетом, Харьков, 1825, ч. 5: № 1, с. 43-54; № 2, с. 89-101; № 3, с. 178—187.

Джерело: Национальная электронная библиотека.

Переведення в html-формат: Борис Тристанов.

Кулжинский И. Некоторые замечания касательно истории и характера малорусской поэзии — № 1, 43

Некоторые замечания касательно истории и
характера Малороссийской Поэзии.

Родясь в колыбели славы, Малороссияне со всеми племенами, жившими от Балтийского моря до Понта Евксинского, носили в древности одно прекрасное имя Славян. Печать единства, положенная на них самою природою, еще более была приметна в то время, когда все сии единоматерние братья ближе были к самой природе. Истинное происхождение Славян одному Богу известно. Мы же знаем только то, что в самые отдаленные времена все поколения Славянского племени почитали одно и тоже

Кулжинский И. Некоторые замечания касательно истории и характера малорусской поэзии — № 1, 44

Божество, говорили одним и тем же языком. — Частные имена Полян, Северян, Кривичей, Радимичей, и пр. произошли в последствии времени от местных положений, и не делали большой разности между Славянами. Однако с различием имени можно подозревать не большое различие во нравах, а следовательно — и в самом языке. Нестор именно отличает Полян по их добродушию и правоте от всех прочих поколений. Что же мешает нам думать, что и самый язык Славянский, разделенный на многие поколения, имел в самом еще начале своем многие наречия? — Таким образом, — хотя это будет не по исторически, — с довольной достоверностью можно заключить, что язык Малороссийский есть древнее особенное наречие языка Славянского, принадлежавшее Полянам, Северянам и, может быть, другим еще соседним поколениям. — Кроме бесчисленного множества чистых Славянских слов, в нем и теперь еще остаются многие коренные слова, которых нельзя найти ни в каких Славянских книгах. Откуда же сии слова произошли? — Конечно они были собственностью племени, и перешли к нам от наших предков. По сему же драгоценному праву наследства, Малороссияне смело могут на-

Кулжинский И. Некоторые замечания касательно истории и характера малорусской поэзии — № 1, 45

зывать неизвестного Певца Игорева — своим Стихотворцем. — О неизвестная, далекая Древность! Каким опасным камнем преткновения ты можешь быть для самолюбивых Историков!

Вещие — певцы, коих струны, подобно грому, рокотали славу Владимира, конечно были Поляне, или Северяне, следовательно предки наших Малороссиян. Кто знает? можеш быть, самый Баян имеет теперь своих потомков между нами в окрестностях Киева, Любеча, или Чернигова. Может быть, сия Малороссийская физиогномия, которую в моих прогулках я часто встречаю — с маленькими усами, с подбритой головой и черными глазами, исполненными огня и чувства — есть отпечаток тех пиитических лиц, которые с Арфами в руках, восседали при столах ясного Русского солнышка.... Смейтесь, или не смейтесь, друзья мои, — а я всегда с торжественным почтением снимаю мою шляпу одному слепцу, который с бандурой за плечами, и с посохом в руке, приходит каждое лето в нашу деревню, и, окруженный красными девушками, играет и поет им песни, пробуждающие в памяти славные подвиги наших предков. Какое величественное зрелище! — Вообразите себе почтенного старца,

Кулжинский И. Некоторые замечания касательно истории и характера малорусской поэзии — № 1, 46

коего седые волосы небрежно рассыпаны по согбенным плечам, покрытым рубищами, и длинная борода стелется седыми волнами по широким грудям. — Уже бандура снята из-за плеч, и издает тихие, гармонические звуки; но ресницы и веки слепца торжественно подняты к) небу, и еще ожидают вдохновения. Вдруг глубокие морщины его лица освежаются пиитической живостью, длинные костистые пальцы его летают по струнам; бандура трепещет в руках, — звон летит по долине, и ресницы темных очей седовласого Барда своим гармоническим движением повторяют каждый такт очаровательной музыки! — Вот картина, которая для любителей всего Оссиановского имеет великие прелести! Не будем смеяться над Бардами нации: представляя собой предмет забавы и смеха, они вместе суть драгоценный памятник Малороссийских песен. И ежели где, то прежде всего у них должно спрашивать о том, что составляет эстетическую прелесть народного. —

Малороссийский язык, помня свое почтенное происхождение, и до сих пор сохраняет ненарушимо свои прекрасные качества. Имейте охоту прислушаться к Малороссийским песням; — какая величественная про-

Кулжинский И. Некоторые замечания касательно истории и характера малорусской поэзии — № 1, 47

стота в выражении и в самых чувствах! Какое близкое и живое изображение природы! Кажется, сочинители сих песен пели оные не устами своими, а сердцем. Все препоны, каковыми иногда упрямый язык искушает вдохновенного страстью Поэта, побеждены неприметно, и все нежнейшие черны глубокого чувства блестят в Малороссийских песнях живейшими красками. Жаль, что возмутительные происшествия нашего Отечества надолго удерживали полет народного Гения, и о самых порывах его в известное время не оставили нам никаких сведений. Одно вседопускающее может быть остается уделом изыскивающего Историка. Самое имя Малороссии не прежде появилось в народе, как уже тогда, когда гордые Поляки покорили себе южные Княжества России, и не могши простирать своего властолюбия далее, утешали свое тщеславие по крайней мере — титулом Владетелей Малой России. Но еще и до сего — памятного своими бедствиями — времени язык Малороссийский приметно начал отдаляться от общего смысла Российского. Монголы, как грозная туча, гонимая бурным дыханием ветра на жатву грешников, устремились на Россию, и лишив ее спокойствия политического, положили на самом языке ее тяжелую печать сво-

Кулжинский И. Некоторые замечания касательно истории и характера малорусской поэзии — № 1, 48

его владычества. Следы сего поносного клейма недолго оставались в языке Северной России. Любя свое Отечество, и желая жить собственным умом, Россияне с неудовольствием переймали варварские слова, свидетельствовавшие о их порабощении, — и с уничтожением власти Татарской, приметно начало уничтожаться влияние чуждого языка на язык наших предков. Жаль, что Южные Россияне не могли в сем подражать своим Северным братьям! — Не уступая им в храбрости и любви к Отечеству, они отстали от них в народной гордости, и не разделяясь в духе, начали разделяться в языке. Может быть, причина сего несчастия заключалась в той мягкости характера и добродушной лености, которой всегда отличались предки нынешних Малороссиян от жителей Северных Княжеств России Великой. Может быть, миролюбивая их непредосторожность не могла приметить, что варварский язык будет со временем иметь влияние на самый их нравственный характер. — И кроткий пастырь степей Малороссийских, бродя с унылою душей по своим пажитям — единственно для того, чтобы по крайней мере не сидячего Татаре взяли, не примечал, что его песни — отголосок

Кулжинский И. Некоторые замечания касательно истории и характера малорусской поэзии — № 1, 49

прежней свободы — начинали отзываться дикими криками жителей Орды!

Как бы то ни было, но следы Татарского владычества и теперь еще приметны в языке Малороссийском. Кроме довольного количества варварских слов, самый Дух языка отзывается какою-то грубостью и дикостью. Юный Малороссиянин умеет выражать свою любовь мягкими и нежнейшими словами; но самая нежность его может иногда испугать просвещенный слух своей дикостью. Желая похвалить прелести своей милой, он прежде ей скажет!: Ой яка ты уродлива! — а потом уже прибавит: Румяная, чернобрива. — Заметьте грубость чувства, перешедшую в самый язык. Нежная душа, пленяясь изящным, боится оскорбить оное неприличием своего выражения; но грубый человек крайность добра и зла, красоты и гнусности выражает одним общим, неприязненным словом. Он любит, но самая любовь его похожа на некоторую зависть к любезному предмету, — и наилучшая из уст его похвала есть, которая как бы соединена с некоторым чувством внутренней неприязни. Таким образом, уродливый, означая на общем языке Российском человека безобразного, принято Малороссиянами

Кулжинский И. Некоторые замечания касательно истории и характера малорусской поэзии — № 1, 50

для означения совершеннейшей красоты: Ой яка ты уродлива — совем не по Славянски! Такой учтивостью могут только одолжать уста, украшенные Татарскими усами.

Жаль, что время и память человеческая не оставили нам песней, близких к тому несчастному времени, когда Россия страдала под игов Татарским. Все необычайные происшествия Отечества обыкновенно сохраняются в народных песнях; но имена Батыя, Тамерлана и других варваров и посю пору не слышны ни в одной. Может быть, Муза народной Поэзии стыдилась произносить такие гнусные имена. Но за то сколько пало храбрых Князей и воинов невоспетых! — Вся нынешняя Малороссия есть не что иное, как обширное кладбище, сохраняющее в себе остатки древних сынов брани, положивших свой живот за отечество. Под каждым почти городом встречаешь длинный ряд древних курганов — свидетелей народной храбрости. И земледелец Черниговский, распахивая землю на могилах своих праотцев, с горестным вздохом говорит своему сыну: вот тут лежат наши пращуры, побитые Батыем! — Ах, кому нелюбопытно знать историю Церны, Черниговской Княжны, которая бросилась вниз

Кулжинский И. Некоторые замечания касательно истории и характера малорусской поэзии — № 1, 51

из красного терема, (*) и доказала Батыю, что смерть для нее приятнее Ханской чалмы?

Уже красное солнце начинало выходить из-за темного леса, и первые лучи его, блеснувшие по высотам Болдынским, возвещены были жалобным криком воронов, терзавших трупы Христианские! "На что ты восходишь теперь, красное солнце?" — вопрошает один древний Летописец, коего полусогнившая рукопись недавно попалась мне в руки — "Уже не кому у нас любоваться твоею красотою! Прекрасные девы и юноши лежат на распутьях обезглавлены, и примерзли к земле с своею запекшеюся кровию. Мудрые старцы и служители Божии остаются непогребенными или догорают вместе с остатками храмов, дымящихся в пепле... Уже земледел не выходит

(*) Красный терем есть довольно высокая башня, составляющая часть большого Черниговского Собора. В летописях Черниговских часто упоминается сие имя — интересное по Историческим происшествиям как-то: по несчастной кончине Церны, по трагической смерти Святого Митрополита Киевского, бывшего невинным поводом к раздору братьев — Князей, и проч. — Сочин.

Кулжинский И. Некоторые замечания касательно истории и характера малорусской поэзии — № 1, 52

в поле с радостною песнью; одни голодные волки бегают по улицам города, и воют надгробные песни над смердящими телами. Стадо плотоядных птиц летает вслед за волками, и своими пустынными криками оспаривает у них страшную добычу. — Нигде не видно ни ноги, спешащей на служение своим братиям, ни руки, выражающей сердечное движение, ни возвышенного чела, осененного мудростью — нигде не видно души Христианской! Одна Церна, прекрасная Церна, сидит заключенной в возвышенном тереме, и встречая своим взором смерть на всех концах города, приготовляет собственное сердце к мучительной смерти. — "Нет моего милого! нет моей жизни! И солнце взошло, но моего милого нет! Напрасно вы улыбаетесь предо мною, родные луга и дубравы — уже я не приду к вам с моим милым! — увы! что я вижу? В чистых струях Двины жестокие Татары полощут свои широкие ножи, покрытые Христианскою кровью!.. Покажите мне, "варвары, тот нож, которым пронзено сердце моего друга! Дайте погляжу на ту драгоценную кровь, которая кипела ко мне чистою страстью! — Ах! уже не видать мне сих ясных очей, в которых сияло

Кулжинский И. Некоторые замечания касательно истории и характера малорусской поэзии — № 1, 53

мое счастье! уже не видать сих смеющихся уст, с улыбкою коих улыбались долины и пригорки! уже не лобзать мне сих полных ланит, блиставших румянцем! — "Сестра Великих Князей Российских будет наложницей безбожного Татарина? Разлучившись на веки с драгоценным моим милым и с моей родиной, я буду ласкать и нежить раба Могометова? Нет! не жить более Церне! Пускай не думает безбожный Батый, что я буду его жертвою! Что мне из той жизни, которой не могу разделять с любезным моим другом? Что мне из той жизни, которую буду влачить в рабстве и поношении? Боже мой, Боже мой! боюсь твоего правосудия, но боюсь и быть жертвой страсти Батыевой! Нет, не жить более Церне! Прощай, красное солнце! Прощайте, родные луга и дубравы!" Тут — что далее сделалось, не могу никак дочитаться в древней летописи; время истребило многие слова из манускрипта и оставило нам одни темные понятия — бросилась ... череп .... и тяжелое для сердца аминь, которым заключается жизнь Церны и самое сочинение! —

Мир праху твоему, Княжна православная! Ты окончила свою жизнь отчаянной героиней страсти. Могила твоя сравнялась с

Кулжинский И. Некоторые замечания касательно истории и характера малорусской поэзии — № 1, 54

землей — вмести с могилами простых смертных! Никто не знает, где покоится прах твой; — ни один Бард не воспел твоей несчастной кончины; ни один Бард не вызвал тебя из области теней!

(Продолжение в следующем No.)

Кулжинский И. Некоторые замечания касательно истории и характера малорусской поэзии — № 2, 89

Некоторые замечания касательно истории и
характера Малороссийской Поэзии.

(Продолжение)

Между песнями Малороссийскими, кажется, одна только напоминает нам несчастное время, в которое имя Татарина было предтечею ужаса и смерти. Мы рассмотрим ее тогда, когда будем говоришь о Малороссийских песнях. (*) Гений языка Малороссийского, убегая от варварских лиц кровожадных Монголов, не мог сокрыться от вероломных Литовцев. — Великие поражения, кои претерпел дух Малороссиян от сих последних, навеки отомщены в сердце и языке жителей Малороссии. И теперь

(*) Я намерен сделать подробный разбор лучших Малороссийских песень, с показанием эстетического их достоинства. Почему — всех любителей Малороссийского слова прошу покорнейше сообщать мне все, какие могут почесться рндкими, Малороссийские песни. Место моего жительства в Чернигове, звание Учитель, а фамилия — Кулжинский.

Кулжинский И. Некоторые замечания касательно истории и характера малорусской поэзии — № 2, 90

еще обитатели древней Северии неиначе отзываются об остатках древних Литовцев, как под именем безбожной Литвы. А ежели захотите вы позабавить себя карикатурами, то стоит только разговориться вам с умным мужиком Малороссийским о Поляках. Вот здесь то обширное поле народного красноречия, прямо льющегося из сердца. — Вы услышите тысячу смешных историй о происхождении Поляков, — тысячу смешных подробностей о нравах и жизни прежних Краковян и Варшавцев. И все сии рассказы будут одушевлены патриотическим жаром чернобрового Чичероне, — будут сопровождаемы хитрой и торжествующей улыбкой казака Малороссийского. Знай наших! — воскликнет он наконец, притопнув ногой, и радостное чувство самодовольствия просияет на его лице, заблистает во взорах! Так мстит угнетенный некогда народ своим бывшим притеснителям.

Предлагая в залог своих добрых намерений чувство родства и дружбы, Литовцы ворвались в Южные Княжества России, и в то время, как оратай Малороссийский простирал свои объятия на встречу гостям, — сии вероломные гости оковали его дружелюбных руки поносными цепями рабства. Про-

Кулжинский И. Некоторые замечания касательно истории и характера малорусской поэзии — № 2, 91

щай милая свобода! прощайте радостные песни! — Утешаясь новостью приобретения, Литовцы хотели показать, что сие приобретение им дорого, и показали — в бедствиях Малороссиян! Малороссия, как робкая дева, разлученная с своею материю, с ужасом увидела себя в объятиях чуждых, и сии объятия были для нее хладны, как объятия смерти! Не смотря на грубость тогдашнего времени, Литовцы знали великую тайну завоевателей, т. е. что для совершенного покорения народа, нужно покорить себе его разум и отнять у него природный язык. Слава Богу, что средства к достижению сей цели употреблены были жестокие! Без того бы — жители древних Княжеств России навеки распрощались с духом и доблестями своих Северных братьев.

Уже от истоков Днепра до страшных его порогов — везде гремело имя Витовта. Благочестивые пастыри Церкви поминали оное при священных жертвенниках, хотя сердце их втайне молилось о любезной России. Уже Русские не узнавали Киевлян и Черниговцев, одетых в новое платье покроя Литовского. И самые Малороссияне уже начинали привыкать к новым переменам; но сердце их все принадлежало России. Там

Кулжинский И. Некоторые замечания касательно истории и характера малорусской поэзии — № 2, 92

жил верховный начальник их совести, — оттуда они получали своих Епископов и учителей, и, разделившись в Отечестве земном, они не преставали называть небо своим общим Отечеством. — Наконец злобный Витовт задумал отнять у них сию последнюю радость, — и Малороссия уже ни в чем не зависела от России. Духовенство, принадлежа к высшему сословию людей, прежде всех, кажется, заразилось языком Литовским, в имея влияние на своих духовных чад, неумышленно сообщило им сию заразу. В последствии времени, когда Литва соединилась с Польшей, сия зараза так далеко пустила свои корни, что уже не оставалось почти никакого различия между Поляком и Малороссиянином. Все наши проповедники тогдашнего времени учились искуству слова у Поляков; вся философия Малороссиян состояла в Польских сентенциях и адагиях. Не нарушая языка священных книг, Пастыри Малороссийской церкви все свои поучения и приказы писали на языке Польском — Славянскими буквами. Какого языка можно было после сего требовать от народа? — Счастливы еще были бы Малороссияне, если бы в одной церкви им должно было напрягать свое внимание к Польским словам; но сие несчастие

Кулжинский И. Некоторые замечания касательно истории и характера малорусской поэзии — № 2, 93

встречало их и во всех святилищах правосудия. Все оракулы тогдашней юстиции заговорили по-Польски, — и добродушный потомок древних Славян, ощущавший в груди своей Русскую кровь, принужден был променять свой язык на язык своих притеснителей.

Таким образом язык Малороссийский почти неприметно терял природные качества языка Славянского, и привыкал к лясцивным напевам Ляхов. Но — хвала великому народу, который умеет дорожить собственным характером! Тяжкие искушения рока не сокрушают его, а исцеляют; и в обширной Истории Российского Государства нет, кажется, такого бедствия, которого бы Россияне не употребили в свою пользу. Малороссиянин с горестью наклонял свою выю под ярмо Польского владычества; но сие ярмо притерло несколько его природную грубость. Поляки, опередив нас на поприще гражданской образованности, прежде нас почувствовали красоты своего языка, и начали стараться о удовольствиях вкуса. В то время, как Русские жены и девы сидели, скучая, в возвышенных теремах, вдали от взоров людей и от невинной свободы сердечной, Поляки умели уже бренчать на бандурах пред своими

Кулжинский И. Некоторые замечания касательно истории и характера малорусской поэзии — № 2, 94

красавицами, и их любовные песни уже отзывались сладкою негою сердца. — Чувство красоты и чувство добра бывают в своем начале нераздельны. Любя красоту, кажется, любишь добро воплощенное, а любя добро, всегда воображаешь оное под видом духовной красоты, которой лобзание сладко для нашего сердца. Итак не будем неблагодарны пред красотою! Прежде нежели строгий рассудок начинает образовать нас своими правилами, она, как нежная мать, бывает первой нашей наставницей в драгоценном искусстве любить добро, и следствием милых ее уроков всегда бывает счастливая гармония наших способностей душевных. Счастлив тот народ, который может похвалиться образованным вкусом! Но ежели сей вкус будет единственно обращен на предметы, не имеющие нравственного достоинства, то порча народного характера делается несомнительной. — Благодаря судьбе, Малороссияне умели только перенять у Поляков все, возможные в то время прелести людкости. Язык Малороссийский много обязан Полякам за свою нежность и музыкальность, как равно и нравственный характер Малороссиян не останется неблагодарным пред Поляками за искусство наслаждаться, и за какую-то пре-

Кулжинский И. Некоторые замечания касательно истории и характера малорусской поэзии — № 2, 95

лестную, лукавую затейливость в наслаждении. Кто умеет чувствовать красоту уменьшительных слов, употребляемых кстати, тот пусть читает Малороссийские песни. Приведем несколько примеров.

У сосида хата била,
У сосида жинка мила;
А у мене ни хатинки,
Нема счастья, нема жинки....

Жинка мила, ни хатинки, нема жинки — какая приятность в сих коротких выражениях! О музыке слов и чувствований ни слова: побережем наши восторги на дальнейшее время.

Полюбила Петруся,
Да й сказати боюся.
Ой лихо, не Потрусь:
Било личко, черный ус!

или:

Сонце низенько, вечер близенько,
Выйди до мене, мое серденько! и проч.

Петрусь, личко, низенько, близенько, серденько — какая милая детская нежность! Надобно слышать, как произносит сии слова прекрасная Малороссиянка; тогда мы не захотим ехать в Париж, чтобы затерявшись в кругу милых ветренниц, уповаться очаровательно музыкой человеческого слова.

Но неужели язык Малороссийский может защищать свою нежность одними уменьши-

Кулжинский И. Некоторые замечания касательно истории и характера малорусской поэзии — № 2, 96

тельными словами? Неужели прекрасные девушки Малороссийские умеют только ребячиться с своими женихами, а степенное, кроткое чувство любви им неизвестно? — Напротив того свидетельствуюсь всем, что есть изящного и прекрасного b любви чистого сердца, — что едва ли на другом каком языке название милого друга может быть так нежно и выразительно, как на языке Малороссийском. Имейте терпение выслушать мои доказательства, заимствованные из мест Риторических.

Нежность в чувствах, а следовательно и нежность в выражении чувств, также трудно определить, как и трудно определить изящное. От Аристотеля до последнего учителя народной школы — напрягались умы и вечно будут напрягаться к открытию истинного начала изящного; но изящное, как будто наперекор, сокрывается от желательных взоров Фебовых чад, и только издали иногда является им под видом высокого, прекрасного, Грации, — а в самом существе своем есть ничто более, как токмо — изящное — непостижимая загадка! Умея наслаждаться, человек никогда еще не давал себе правильного отчета в своих наслаждениях; и общий девиз, при-

Кулжинский И. Некоторые замечания касательно истории и характера малорусской поэзии — № 2, 97

личный всякому человеческому сердцу есть — так мне нравится. Не спрашивайте о причинах; вместо всяких доказательств вам только скажут: потому, что нравится. Такова судьба познаний человеческих! Первые причины покрыты для нас непроницаемым мраком; мы можем только замечать явления, а рассуждать о внутренних движущих силах — трудное, очень трудное дело. Тщетно некоторые ученые силились создать теорию подражательной гармонии слова; все их глубокие исследования остаются только доказательством слабости человеческого разума. Мы знаем, что не есть изящное, не есть нежное; но что есть нежное и изящное? об этом никогда не дадим удовлетворительного ответа. Читайте произведения лучших Стихотворцев — и наслаждайтесь! Наружное чувство слуха, и внутреннее чувство красоты укажут вам те места, кои сладко отзовутся в вашем сердце. Всякий почти раз, когда вы тронетесь изящным и прекрасным, небесная музыка в сладчайших, любезнейших тонах прильется но вашему сердцу.... Но откуда несутся сии пленительные гласы? что производит сладостное трепетание во всем вашем существе? Это выше сил нашего

Кулжинский И. Некоторые замечания касательно истории и характера малорусской поэзии — № 2, 98

разумения. Может быть, сии восторги суть умиленные вздохи нашей души, которая, подобно Аббадоне, видит сквозь туман прекрасные рощи милого Рая, помнит их прохладу, желает успокоиться под их благодатной сенью; но оковы чувственности увлекают ее к земле: с тем различием, что душа, пленница плоти, все надеется достигнуть когда-нибудь потерянного совершенства; и по сей-то причине все тени такового совершенства, примечаемые в произведениях Природы или Искусств, бывают для нее так милы и любезны. Может быть... Мы не смеем далеко заходить в лабиринт изящного, но по крайней мере осмеливаемся думать, что всеобщность вкуса есть общий жребий человечества — наслаждаться изящным, и в самых наслаждениях своих чувствовать одну лишь потерю совершенства, а следовательно и воздыхать о возвращении милого потерянного. Счастлив тот Поэт, который своими песнями может возвысить душу до сего высокого, прекрасного чувства! Счастливы те формы человеческого слова, которые своей красотой пробуждают в человеке понятие о красоте совершеннейшей, вечной! — Например, как вам кажется? Все, что вечность имеет в себе прелестного для лю-

Кулжинский И. Некоторые замечания касательно истории и характера малорусской поэзии — № 2, 99

бящего сердца, не должно ли сие чудесное все ясно и громко отзываться в нежном названии любимца нашей души? Но разберите на всех языках имена сердечного друга, — и я на перед уверен, что язык Малороссийский будет иметь в сем случае преимущество. Боюсь показаться пристрастным; но по крайней мере позвольте представить мое мнение наудачу. Греческое φιλτχτε, Латинское mi charissime, Немецкое libfter Freunb, и французское mon cher ami отзываются в моих ушах одной только приятностью любить, напоминают мне более красоту наружную предмета любимого и, может быть, еще — нежную душу; а о небесных восторгах чистой страсти, о постоянстве любви, переживающей самую вечность, сии красивые слова не говорят моему сердцу ничего. Слушая Грека, Француза, или Немца, я останавливаюсь на приятных чертах его друга, любуюсь его красотой, — и воображение не представляет мне ничего возвышеннейшего. Послушайте ж теперь, как нежная Малороссиянка будет в исступлении страсти называть своего возлюбленного. Все, что можно сказать о стыдливом желании взоров, о тайном трепете грудей, о стыдливом румянце — измене любви; все это есть общее красавицам целого света; но в изъяснении

Кулжинский И. Некоторые замечания касательно истории и характера малорусской поэзии — № 2, 100

любви короткими, несвязными, и вместе всевыражающими словами — великая разность!

Уже Наталка не краснеет, когда Петрусь (*) прижимает ее к своему сердцу. Во взорах Петруся она читает клятву вечной любви, чего ей бояться? С детской доверенностью смотрит она на своего друга, и все ее существо дышет одною любовью. Петрусь, окруженный темнотой ночи, в присутствии звезд небесных, повторяет свои клятвы; нежная дева вздыхает, и кроткие лучи взошедшего месяца освещают на ее глазах крупные слезы. — О сладкие слезы любви! как приятно ощущать вас поцелуями! Петрусь при сиянии месяца любуется своею милою, — и взоры их невольно между собою встретились. Тихая, прелестная улыбка была отзывом сердца на устах прекрасной. Во взорах Петруся блистало пылкое желание счастия. В сладостном молчании склонила нежная дева свою легкую голову на плечо Петруся, и кто может описать целомудренные вздохи пламенной страсти? Мий милый кохане! мий милый кохане! — вот

(*) Главные действующие лица в новой прекрасной Опере, под названием: Наталка Полтавка, сочиненной на Малорос. языке известным нашим Поэтом Г. Котляревским.

Кулжинский И. Некоторые замечания касательно истории и характера малорусской поэзии — № 2, 101

все, что может сказать влюбленная невинная девушка любимцу своего сердца! Взор ее устремлен на звзедное небо: там, в неприступном сиянии света, видит она всеблагого Бога, пред страшным престолом которого скоро соединят ее с Петрусем неразрывные узы. Мій милый кохане! какие нежные, выразительные, благородные звуки! Для любящего существа, в минуты восторга, вся исчезает вселенная, и в обширной сфере бытия остается одна только невеста, да утешительная Вечность. Я уже не вижу сего ясного месяца, сих ярких звезд; я уже не слышу сих теплых зефиров, играющих моими кудрями: мое сердце упоено очаровательной музыкой — мий милый кохане! Мий милый кохане! —

Говоря о нежности Малороссийского языка, надлежало бы, в угодность строгим Критикам, доказать, что сия нежность скрывается в самых первоначальных элементах слова; но доказательства такого рода лучше можно чувствовать слухом и сердцем, нежели выводить из утонченных теорий. Кто не знает, что и самая глубочайшая теория бывает иногда неприятна? nimium ubique nocet.

(Окончание в следующ. No.)

Кулжинский И. Некоторые замечания касательно истории и характера малорусской поэзии — № 3, 178

Некоторые замечания касательно истории и
характера Малороссийской Поэзии.

(Окончание)

Золотой век Малороссийских песен есть то незабвенное в летописях время, когда Казаки, Основав из себя народ независимый и гордый, долго оставались предметом соблазна для честолюбия и спокойствия своих соседей. О происхождении сих могучих сынов брани и раздора можно тоже сказать, что говорится о происхождении Римлян. Шайка молодых людей, недовольных судьбой и, может быть, собственным сердцем, удалилась от взоров людей в обширные степи, и основавши там свое общество, страшными воинскими криками дала знать людям о своем существовании. — Буйные вопли несчастия имеют в себе какую-то ужасную, и вместе любезную привлекательность. Бедное сердце, огорченное жизнью, слышит издали, где страдают другие сердца, ему подобные, и — бросая последний прощальный взор на добродетель, с го-

Кулжинский И. Некоторые замечания касательно истории и характера малорусской поэзии — № 3, 179

рестью влечется туда, где не слышны советы здравого разума. — Пожалеем о несчастных товарищах Ромула, и о дружине Ермака, но отдадим должную справедливость славным их потомкам! Человеческому сердцу не сродно упорствовать в ненависти к добру, и кто мог быть, по стечению обстоятельств, врагом добродетели, из того можно еще надеяться самого ревностного служителя ее олтарей. Таким образом имя Казака, сопровождаемое разбоем и грабительством, вскоре соделалось любезным названием военного человека, который умеет грозно потрясать своим копьем, и забавлять своими прекрасными песнями. Красивые усы и черные брови юного Запорожца не раз прельщали невинных украинских девушек; но Запорожец оставался верен общему обету дружины, — и стрелы Амура не действовали на его сердце. В цветущих летах юности оставить свою родину, где все призывает к любви и наслаждению, и оставить единственно из привязанности к страннической, Казачьей жизни — этого нельзя назвать слишком обыкновенным в жизни человеческой. Многие тысячи людей, соединяются в одно общество, избирают постоянное место для своего жительства, правителей и судей для внутренней расправы,

Кулжинский И. Некоторые замечания касательно истории и характера малорусской поэзии — № 3, 180

строят жилища, хотят наслаждаться жизнью, и не имеют между собой ни одной женщины! — Кто не знает по собственному сердцу, что один ласковый взор какой-нибудь Лидии, одна страстная улыбка прекрасной Лилеты часто производят чудесное преображение во всем нашем существе? Но Запорожец, как будто наперекор собственному счастью, избегал всех случаев, могущих напоминать ему о прелестях любви. Единственный друг его — конь, спаситель в жарких боях, и товарищ под сенью домашней кущи. Во время покоя, он лелеет его и разговаривает с ним о прошедших победах, — а скучное время длинных походов сокращает своими томными песнями.

Отдыхая после бранных подвигов за свободу своей любезной сечи, Запорожец с геройским равнодушием курит свою трубку, и смотря сквозь облака дыма в туманную даль, напевает о радостях казачьей жизни. Не думаете ли вы, что для него жизнь красна любовью, и что любовь дышит его устами? — Напрасно!

Мини с жинкой не возиться;
А тютюн да люлька
Козаку в дорози знадобится....

Вот сокращение господствующего чувство-

Кулжинский И. Некоторые замечания касательно истории и характера малорусской поэзии — № 3, 181

вания, которое управляет всеми сердечными движениями Запорожца и сообщает, в глазах его, целой природе свей собственный колорит, свои собственные краски отменные и необыкновенные. Воспитанник ратных побед — Казак забывает, что человечество не состоит из одних всадников, и что есть другой еще пол — прекрасный и милый. А где нет сердечной памяти о сем прелестном поле, о сих существах, наполняющих радостью дни жизни нашей, — там сердце непременно делается вместилищем других страстей могучих и сильных. Какие же страсти обладают сердцем Запорожца? Не богатство ли обращает на себя все его попечения? — Нет! он от юности учится той утешительной истине, что Бог не без милости, а Казак не без доли — и богатство никогда не бывало предметом его желаний. Не честолюбие ли мучит его сердце? — Но очаровательное поле честей не граничит с пустынными степями, на коих пасутся табуны коней. Все его страсти соединяются в одном горестном чувстве глубокого самоотвержения, которое кладет свою темную печать на все его радости, и на все самые обыкновенные действия. Может быть, причиной сего преобладающего чувства были те бедствия и

Кулжинский И. Некоторые замечания касательно истории и характера малорусской поэзии — № 3, 182

несчастья, которые со всех сторон окружали Запорожцев. Может быть, сердце человеческое и из самых горестей умеет составить для себя характер... Как бы то ни было, но и самая горесть имеет свою сладость, которая иногда бывает даже милее восторгов счастья. Действие такового горестного и вместе сладкого чувства, не останавливаясь в сердце, разливается во всех казацких песнях и простирается на самый язык Малороссийский. Надобно прислушаться к разговорам сельских старейшин, когда они с длинными старческими посохами, воссядут около радостного кубка, и станут рассуждать о худе, о добре и о благосостоянии своего общества. Тяжелое падение слов, сопровождаемых привычным вздохом, разительные образы речи, блестящие высоким соединением небесного с земным, и мерное движение посоха, устремленного в землю, и пламенный взор, ищущий своего счастья в небе — все вам укажет потомков того удивительного народа, который, не прельщаясь житейскими радостями, всю свою жизнь проводил в темном искании чего-то сокрытого, в горестном желании чего-то непонятного. Так неприметным образом характер предков переходит в в самое потомство!

Кулжинский И. Некоторые замечания касательно истории и характера малорусской поэзии — № 3, 183

Но человеческому сердцу не долго бороться с природой! В то самое время, как мы решаемся навеки не любить, сердце — изменник уже имеет свои тайные связи. Запорожцы, забывшие думать, что у них есть внутренний орган любви и наслаждения, не могли забыть, что у них есть чувства. И поелику любовь начинается от взора, сладко льется в нашу душу чрез органы слуха, и возрастает, будучи согреваема дыханием прелестных уст; то какое существо, объявляя свои права на имя человека, позволит себе мысль, что его сердце может оставаться свободно от любви? Любовь есть жизнь человеческого сердца! Пускай себе, что угодно, выдумывает самонадеятельная гордость в защищение своей нелюдимости; но пока побудительной причиной нашего самоотвержения будут другие сокровенные страсти, а не верховное благо — Бог, до тех пор мы находимся в ужасном заблуждении, и оскорбленная природа приготовляет для нас в будущем жесточайшее наказание. — Счастлив тот, кто успеет избежать такового мщения природы, и освободив, так сказать, свое сердце от насилия могучих страстей, поспешит отдать оное прелестнейшей и добродетельнейшей красавице своего края! — Хотя и останутся в нем некоторые следы

Кулжинский И. Некоторые замечания касательно истории и характера малорусской поэзии — № 3, 184

прежней сердечной грубости, но любовь есть самый лучший учитель; она умеет преобразовать существо человека так, что и подобный льву разъяренному долается подобным кроткому агнцу.

Таким образом, пока с именем Казака соединялось понятие о человеке, не уважавшем законными требованиями природы, до тех пор никакое нужное чувство не входило в состав нравственного его характера. Но смотря потому, как Запорожцы стали заглядываться на украинских девушек — сердце их мало по малу начало чувствовать цель своего бытия. Построение Черкаска было уже хорошим признаком для всех благомыслящих защитников супружеских связей. Постоянное жилище естественно предполагает в человеке прекрасную склонность к тихим удовольствиям; а где умеют уже любоваться чистой светлой комнаткой, приятным садиком и мирными пожитками, там сердце скоро начнет вздыхать и о подруге. Таким образом Казаки не устояли в гордом обете своей дружины, и начали жениться. Вслед за таковой прекрасной переменой сердца, переменился и весь образ их жизни. Меткое копье, свиставшее в ушах неприятелей, поставлено в почтенном углу хижины, — а на место его взяли

Кулжинский И. Некоторые замечания касательно истории и характера малорусской поэзии — № 3, 185

забытую coxy и начали распахивать поле. Верный конь получил отдых, и круторогие волы замычали под рукой казацкой. — Хвала премудрому Промыслу, невидимо управляющему судьбою народов! Малороссия, долго блуждавшая по распутьям иноплеменным, наконец возвратилась в недро своего отечества, и согревшись после политических бурь и непогод, почувствовала в себе новые силы. Гений народа, любящий тишину и покой, проснулся, и прекрасные песни раздались от светлой Десны до тихого Дона!

Много есть Малороссийских песен, но сочинители оных большей частью неизвестны. Одно только имя Климовского славится в Малороссии. Благословенный от природы редкой чувствительностью сердца, живым, пламенным воображением и глубокой проницательностью рассудка он, как любимец Аполлона, восседал между старшинами Казацкими, и — между красными девушками Малороссийскими. Все слушали милого певца с восхищением, и никто не мог его наслушаться. Но его сердце предано было одной; одна воодушевляла его во всех нежных и чувствительных песнях; одна бросала его рукой меткое копье на врагов отчизны, — и любовь к ней была общей мыслью, общим

Кулжинский И. Некоторые замечания касательно истории и характера малорусской поэзии — № 3, 186

характером как его жизни, так и его песен.

Свиснув Козак на коня:
Оставайся молода! —
Я прииду, як не згину,
Через три года...

Скажем к похвале нашего Поэта, что сия песня переведена на Немецкий язык и нравится Германским красавицам.

После незабвенного Климовского, Малороссия может похвалиться еще другим гением, Сковородой. Но сей певец был совсем другого рода. Обладая обширной ученостью и глубоким познанием древних языков, он мало обращал внимания на язык природный, Малороссийский, и сочинял свои (впрочем довольно пиитические) Псальмы на языке Славянском. — Убегая, по своей философии, женщин, он прославлял своими песнями Бога и мирную жизнь добродетели. Но вообще можно сказать, что Сковорода славен для Малороссиян — более Поэзией своей жизни, нежели своими песнями.

Наконец долг справедливости требует, чтобы мы принесли благодарность Г. Котляревскому за его Енеиду. Мы уверены, что сия прекрасная Пародия дойдет до позднейшего потомства; и ею будут заниматься

Кулжинский И. Некоторые замечания касательно истории и характера малорусской поэзии — № 3, 187

так, как теперь занимаются Руническими буквами, или древними медалями, ускользнувшими от едкости времени.

Все пройдет!.. И место, где жили вдохновенные певцы, исчезнет из памяти людей, и могилы их сравняются с землей! Но песни истинных Поэтов никогда не умирают! Подобно отдаленному грому, они отзовутся в мрачности времен, и там, где не станет уже времени, приятные звуки их сольются с вечностью. — Счастлив тот, кому улыбаются Музы! Счастлив тот, на чьем возвышенном челе блистает печать вдохновения!..

И. Кулжинский.

Чернигов.
1824.