История Полтавы

Журнально-газетные статьи и материалы по южнорусской истории

• 

Подробности

Просмотров: 462

Ф. Н. Журнально-газетные статьи и материалы по южнорусской истории.

Подається за виданням: Ф. Н. Журнально-газетные статьи и материалы по южнорусской истории. — «Киевская старина», 1885, т. 11, кн. 3, с. 599-606. Известия и заметки. (Резюме статьи Н.М.В. [Минский Николай Максимович, псевд. Н. М. Виленкина]. Иван Петрович Котляревский. (Критико-биографический очерк). — «Новь», 1884, т. 1, с. 702-703; т. 2, 1885, с. 126-133).

Джерело: Internet Archive.

Переведення в html-формат: Борис Тристанов.

Ф. Н. Журнально-газетные статьи и материалы по южнорусской истории — 599

Журнально-газетные статьи и материалы
по южнорусской истории

В конце прошлого года стал выходить в Петербурге новый двухнедельный журнал «Новь», с неслыханно пестрым содержанием. В двух его книгах (т. I, № 4 — вторая половина декабря 1884 г., и т. II, № 5 — первая половина января 1885 г.), в отделе критики и библиографии, приютилась весьма интересная историко-литературная статья г. Н.М.В. под заглавием: Иван Петрович Котляревский. Критико-биографический очерк.

Русская литература, начинает автор, выгодно отличается от других европейских литератур одним весьма важным достоинством, подмеченным уже давно и повторенным покойным Тургеневым в речи на пушкинском празднике в Москве, — «прямодушной правдою, отсутствием лжи и фразы, простотою, откровенностью и честностью ощущений». Достоинство это принадлежит ей давно, с первых шагов ее самостоятельного развития, тогда как иностранная литература начинает выставлять эти начала только теперь, и то как pia desideria. Какие же причины этого явления?

«Одна из причин, недостаточно выясненная нашей критикой, заключается в том, что в создании русской поэзии участвовала не одна народность, но две, хотя единоверные и единокровные, но выработавшие свою духовную физиономию под такими различными условиями быта, истории, климата и почвы, что было бы нелепо их национальные свойства смешивать в одну народную сущность. Наоборот, в русской литературе отразились и слились две народные сущности, не противоположные, но взаимно восполняющие одна другую, и в этом заключается тайна ее скорого и пышного расцвета. Подобное слияние имело место не только у нас, но и в других европейских литературах и везде служило залогом высокого развития... Каждая народность, предоставленная самой себе, спешит довести свои врожденные свойства до крайнего развития, — и цивилизация такой народности будет отличаться исключительной односторонностью, а литература, в которой должен преобладать элемент или рассудочный, или чувствительный, будет носить в себе признаки разложения и фальши... Исключительность и правда враждебны одна другой. Только при сочетании двух элементов является художественная правда. Тургенев эти два элемента называет восприимчивостью и самодеятельностью, началом женским и мужским.

Ф. Н. Журнально-газетные статьи и материалы по южнорусской истории — 600

В русской литературе, к счастью, эти два элемента слились воедино, поточу что в ее создании участвовали две народности, общие по происхождению, но различные по характеру, — народности великорусская и малорусская». (Т. I, № 4-й, стр. 702-703).

Участие малороссов в выработке общерусской культуры начинается очень рано.

«В XVI и XVII столетиях киевская ученость была возбуждающей силой для Москвы. Константин Острожский, Смотрицкий, Петр Могила, Епифаний Славинецкий, Симеон Полоцкий — вот единственные проводники между европейской ученостью, правда — схоластической, и допетровской Москвой. Петр выбирал среди малороссов ревностных поборников своих реформ, как например Стефана Яворского, Дмитрия Ростовского, Феофана Прокоповича, Варлаама Коссовского, Феодосия Яновского, Гедеона Вишневского, Феофилакта Лопатинского и др.» (Ibid. стр. 703).

Впоследствии малоросс Гнедич первый создает русский гекзаметр и двадцать лет трудится над переводом Илиады, Капнист своей «Ябедой» первый после Фонвизина создает серьезную общественную комедию, Богданович «Душенькой» освободил русскую литературу от оков ложно-классицизма и «оживил ее духом шутки и бодрой веселости».

«Но центральным поэтом, сосредоточившим в себе весь своеобразный гений Малороссии и приобщившим этот гений нашей литературе, был Гоголь. Он, можно сказать, вдохнул душу живую в нашу поэзию и первый придал ей тот характер правдивости и человечности, которым мы по справедливости так гордимся. Да, этот характер придал ей Гоголь, а не Пушкин, не потому чтобы он был талантливее Пушкина, а потому, что он заставил звучать в великорусской поэзии струны ей дотоле чуждые, — примиряющего юмора, непритворной чувствительности и горячей любви к человеку, ко всякому человеку вообще. Только Гоголь сделал у нас навсегда невозможным возвращение к фальши и условности, только он приготовил появление Тургенева, Достоевского и Льва Толстого». (Ibid., стр. 704).

После Гоголя малорусская народность, почуяв собственные силы, направила их к созданию собственной литературы. Пока литература эта воспроизводила чисто народные идеалы, ей достаточно было и исключительно малороссам свойственных качеств — сосредоточенной глубины чувства и юмора, «в котором нераз-

Ф. Н. Журнально-газетные статьи и материалы по южнорусской истории — 601

рывно сливаются злоба и нежность, насмешка и любовь». Апогеем развития в этом направлении были произведения Шевченко. Но лишь только малорусские писатели захотели коснуться культурных сторон общественной жизни, национальных качеств малорусского характера оказалось недостаточно; а так как они пожелали замкнуться исключительно в кругу этих качеств, то вырождение малорусской поэзии пошло быстрым шагом.

Все малорусские писатели, до Шевченко, должны быть изучаемы, как элементы, подготовлявшие почву для появления его гения.

«Но есть и другая исходная точка при изучении украинских писателей. Юмор и чувствительность малорусского гения оказали громадное влияние на нашу литературу, служили основным элементом при ее созидании, — и поэтому всякое проявление этого гения для нас факт не случайный, а глубоко поучительный, имеющий связь с нашей родной поэзией. Изучение малорусских писателей для нас крайне важно, и в особенности таких, в произведениях которых наиболее ярко отразились основные свойства малорусской натуры. Родоначальником этих писателей по справедливости следует считать Котляревского, и потому его жизнь и поэтическая деятельность имеют такое же право на наше внимание, как и на внимание природных малороссов». (Ibid., стр. 705).

Затем автор излагает биографию Котляревского, совместно с его литературной деятельностью и оценкой его произведений. На фактах биографий мы не будем останавливаться, так как они и без передаваемой нами статьи хорошо известны, а посмотрим, как г. Н.М.В. смотрит на «Энеиду», «Наталку-Полтавку» и другие творения Котляревского.

По окончании полтавской гимназии Иван Петрович поступил домашним учителем к одному помещику малороссу. Здесь, к концу 1795 года, 26 лет от роду, он начинает набрасывать начерно строфы «Энеиды».

«Прежде чем выяснить значение этой поэмы, нам сперва необходимо определять, как она зародилась в мозгу поэта, какие жизненные явления вызвали идею о ней. Глухая Украина конца прошлого столетия и пародия Вергилия, патриархальные помещики С-ие с их балбесами-племянниками и насмешка над классическими богами и героями, все это такие разительные контрасты, которые невольно наводят на размышление. Каким образом бурсацкий виршеплет понял художественную несостоятельность «Энеиды», как Эней очутился в золотонош-

Ф. Н. Журнально-газетные статьи и материалы по южнорусской истории — 602

ском уезде Полтавской губернии, переодетый в малороссийскую свиту и чоботы? В самом деле, прежде чем очутиться в таком медвежьем углу, Эней совершил довольно далекое странствие, переменив на себе не один костюм и не одну маску». (Ibid., стр. 706).

Впервые «Энеида» подверглась пародированию у француза Скаррона, этого «шута, поэта и философа в одно и то же время». Другая замечательная переделка Энеиды появилась в 80-х гг. прошлого века в Вене и принадлежала перу немца Блумауера. Эта пародия попала в руки российского стихотворца Николая Осипова и окончательно «разделана им под орех», выражаясь применительно к кабацкому языку произведения Осипова. В то время как Скаррону и Блумауеру нужен был только предлог для сатиры над их отечественными пороками, цель Осипова заключалась единственно в кабацком смехотворстве, так как публика, которой адресована была российская «Энеида» не имела ровно никакого представления о предмете, подвергшемся вывороту на изнанку. Эта то знаменитая поэма Осипова «в Энеевом вкусе» и попалась Котляревскому и послужила стимулом к его «Виргилиевой Энеиде, на украинскую мову перелицованной». Вопрос о том, кто для кого послужил образцом, Котляревский ли для Осипова, или наоборот, решается автором в пользу первенства Осипова на основании следующих соображений:

«Первое издание «Энеиды» Котляревского было сделано в 1798 г., без его ведома, каким-то черниговским помещиком Парпурою, которому автор дал поэму только для списания. Вот этот то Парпура, по отзывам всех биографов Котляревского, был осмеян в строфе о «мацапуре» и осмеян не за присвоение себе чужого творчества (в издании г. Парпуры автором назван Котляревский), а лишь за промысел чужим добром. Первое же издание «Энеиды» Осипова появилось в 1791 году, следовательно за семь лет раньше малороссийской переделки. Но мы знаем, что еще к концу 1795 года Котляревский писал на лоскутках свою «Энеиду», в то время никому неизвестную даже в Малороссии, а тем менее в Петербурге. В 1791 году Котляревскому было всего 21 год, он был еще в бурсе, но ни один из его товарищей по бурсе не упоминает, чтобы он уже тогда писал свою «Энеиду». Принимая же во внимание, что «Энеида» Осипова представляет искаженную копию с переделки Блумауера, мы приходим к неопровержимому выводу, что первенство

Ф. Н. Журнально-газетные статьи и материалы по южнорусской истории — 603

по времени принадлежит поэме Осипова, которому несомненно подражает Котляревский». (Ibib., стр. 708).

Как же вышло, что подражание такому шутовскому произведению, как «Энеида» Осипова, сделалось бессмертным творением? Причины этого — как в таланте писателя, так и в исторических обстоятельствах времени появление поэмы. Малороссы, обреченные на усвоение чуждых, соседних культур, всегда однако хранили в себе бессознательно любовь к родному языку, обычаям и, главное, к славной своей истории. Усвоенная культура обрекала все эти вещи на посмеяние, как принадлежащие простонародью, а внутреннее чувство тяготело к ним. Вот почему малороссийские паны упивались смешными украинскими анекдотами, полными национального юмора. Они относились к ним свысока только потому, что ложный стыд культурного человека мешал признаться к народным произведениям, стать открыто на сторону народного гения. Нужен был только писатель, «который, под предлогом насмешки, раскрыл бы пред культурными людьми все сокровища языка и духа украинского простонародья, предуготовывая таким образом путь для будущего вдохновенного певца».

«Этим писателем и был Котляревский, который, приступая к своей поэтической деятельности, имел вначале только одну сознательную цель: смешить образованную публику сценами из простонародного быта, написанными на малороссийском языке. Но, изучая для этого народный язык и нравы, Котляревский бессознательно исполнял великую историческую миссию. С течением времени, по мере того как он проникал все глубже в народную жизнь, его отношение к ней меняется, бессознательная миссия разъясняется в его душе, и он пользуется знанием народной жизни не для издевательства над ней, а для поэтического ее воспроизведения, пробудив своими прежними произведениями интерес и любовь культурных читателей к языку и быту простонародья. Таким образом деятельность Котляревского распадается на два периода: бессознательного народничества и сознательного. К первому периоду относится большая часть «Перелицованной Энеиды», ко второй — последние песни этой поэмы и, главным образом, драматические произведения Котляревского». (Стр. 709-710).

Из сказанного вытекают и достоинства и недостатки «Энеиды».

«Главное достоинство ее — народность, выражающаяся, во-первых, в языке, подслушанном у народа и впервые отлитом в литературные формы, во-вто-

Ф. Н. Журнально-газетные статьи и материалы по южнорусской истории — 604

рых, в народном быте, описанном живыми и талантливыми штрихами и в третьих, в народном юморе, разлитом по всему произведению. Главный недостаток «Энеиды» — отсутствие цельности в замысле и в исполнении: народная поэма была задумана в намерением позабавиться на счет народа!... Цельность поэмы страдает и от того, что последние песни, когда отношение Котляревского к народу стало изменяться, написаны в другом тоне, нежели первые». (Ibid., стр. 712).

Успех «Энеида» имела колоссальный. Она разошлась в громадном количестве списков до напечатания, а по напечатании в 1798 году, в течении 11 лет, выдержала 4 издания. Один экземпляр попал даже в походную библиотеку Наполеона I и завезен им Париж. Общественное мнение признало «Энеиду» основанием малорусской поэзии, «но не столь согласны были приговоры о ней критики».

Далее разбирается двукратное суждение об «Энеиде» Кулиша: одно, 60-х годов, в котором он не находит слов для порицания Котляревского за карикатурное изображение малорусского народного характера и за насмешку над народным языком, другое 80-х годов, где Котляревский превозносится за демократизм, за то, что «он стащил с олимпийских высот богов и богинь с полубогами... и все олимпийское барство обратил в мужицкую простоту». «Выходит, следовательно, остроумно замечает г. Н.М.В., что Котляревский имел намерение смеяться не над простолюдином, а над барством, над сильными мира, но так искусно скрыл свое намерение, что г. Кулишуу понадобилось 20 лет размышлений, чтобы проникнуть в него».

Выше автор заметил, что ко второму периоду настроения Котляревского, времени искренней любви к народу, относится создание его драматических произведений: «Наталки-Полтавки» и «Москаля-Чаривныка». Первую пьесу г. Н.М.В. называет «комедией типов» и защищает ее от упрека в тогдашнем общерусском литературном сентиментализме.

«Правда, в «Наталке-Полтавке» несомненно звучит сентиментальная нотка; правда и то, что в русской литературе в конце прошлого и начале нынешнего века господствовало сентиментальное направление; но между сентиментальностью Карамзина и его последователей, с одной стороны, и Котляревского — с другой, лежит целая бездна. У Карамзина чувствительность была болезненная, заимство-

Ф. Н. Журнально-газетные статьи и материалы по южнорусской истории — 605

ванная с Запада, чуждая великорусскому характеру, и потому успех ее был крайне недолговечен... Не то было с Котляревским. Чувствительность в его пьесах была ничуть не заимствованная извне, а почерпнутая из самых тайников национального духа украинцев» (Ш. Н., № 5-й, стр. 129).

Затем автор для иллюстрации к только что высказанному им проводит параллели между аналогичными положениями персонажей Карамзиновской «Бедной Лизы» и «Наталки-Полтавки» Котляревского, и каждый раз находит, что лица «Наталки-Полтавки» поступают вполне естественно, сообразно с данными обстоятельствами и своим национальным характером, между тем как в «Бедной Лизе» они просто ломаются.

«Москаля-Чаривныка» автор называет «забавным водевилем из народной жизни, в котором много шаржа и случайностей, но веселее которого нет ни одной пьески среди всех, посвященных изображению народного быта».

Художественная деятельность Котляревского оканчивается 1819 годом. В 1822 году его избрали членом петербургского общества любителей российской словесности; литературная известность его к этому времени достигла довольно обширных размеров. Иван Петрович умер в 1838 году, на 70-м году жизни, в родной Полтаве, среди всеобщей любви и почитания.

«В 1869 г. кружок полтавцев торжественно отпраздновал столетний юбилей дня рождения Котляревского, имя которого навсегда останется памятным в Малороссии не столько потому, что Котляревский был великий талант, как потому, что ему выпало счастье быть инициатором, первым народным поэтом, отцом малорусской литературы. Струны юмора и чувствительности, впервые им затронутые, продолжали звучать во всех последующих произведениях украинской поэзии. Но особенно явное подражание Котляревскому видно в следующих произведениях малорусской литературы: в «Горпиниде» П. П. Белецкого-Носенкоо, «Гараськиных одах» П. П. Артемовского-Гулака, «Жабомышодраковке» К. Д. Думитрашкова, «Патрете» Квитки-Основьяненко, затем — в комедиях и операх Гоголя-отца, Я. Кухаренко в др. Котляревский принадлежит к тем немногим литературным инициаторам, произведения которых имеют не одно историческое, но и художественное значение и спустя почти столетие после своего написания еще читаются с живым интересом. Котляревский бросил первое зерно той богатой жатвы, которую впоследствии собрал Шевченкоо, и недаром этот в лучшем

Ф. Н. Журнально-газетные статьи и материалы по южнорусской истории — 606

смысле слова народный певец посвятил памяти Котляревского одну из самых прочувствованных своих дум»... (Ibid., стр. 133).

Хорошо сделал автор переданной нами статьи, что в конце ее приложил для интересующихся предметом «библиографический указатель сочинений Котляревского и о Котляревском», который мы дополним указанием на статью о Котляревском в галицко-русском журнале «Свит» за 1881 год, где между прочим высказано обе оде Котляревского «до князя Куракина» мнение, замечательно сходное с мнением о том же г-на Н.М.В..

Заметим кстати, что в одной из тех же книжек «Нови», именно в т. I, № 4-м, напечатан новый рассказец П. А. Кулиша — «Дедушкин завет», заслуживающий упоминания на страницах нашего журнала хотя бы потому, что сам г. Кулиш теперь некоторым образом принадлежит уже истории.

Ф. Н.