История Полтавы

И. П. Котляревский

• 

Подробности

Просмотров: 473

Александра Ефименко. И. П. Котляревский.

Подається за виданням: Ефименко А. Я. И. П. Котляревский. Речь, произнесенная при открытии памятника Котляревскому в Полтаве в торжественном заседании Думы 30 августа 1903 г. — «Журнал для всех», 1903, кн. 10, с. 1223—1227.

Джерело: Российская национальная библиотека.

Переведення в html-формат: Борис Тристанов.

Ефименко А. Я. И. П. Котляревский — 1223

И. П. Котляревский

Скромное литературное наследство оставил нам Котляревский. Скромно оно по объему: Энеида, Наталка-Полтавка, Москаль-Чаривник — вот почти и все. Скромно оно и по содержанию, по крайней простоте и беспритязательности этого содержания. Энеида, столетие появления в свет которой и вызвало настоящее торжество, — это пародия, правда, неподражаемая по своему простонародному, несколько грубому на современный вкус, юмору, но все-таки только пародия. Наталка-Полтавка — идиллически-привлекательная драматическая картинка народной жизни, полная песен, нечто в роде своеобразной оперетты, по современной терминологии. Москаль-Чаривник — живой, совершенно безыскусственный водевиль-шутка, не больше. Одна пародия, одна оперетта, один водевиль: конечно, такое литературное наследство мы обязаны признать скромным.

Но и в скромном по числу и объему, беспритязательном по содержанию литературном достоянии могут проявиться великие творческие силы. Проявил ли их Котляревский?

Да, он обладал бесспорным талантом. Над его произведениями уже произнес свой непререкаемый приговор величайший критический авторитет — время. То, что выжило сто лет и еще способно передаваться как живое литературное достояние, бесспорно, отмечено печатью таланта. Столетняя давность — тяжелое критическое испытание, которое способно выдержать, на ряду с произведениями поэзии народной, лишь очень и очень немногие произведения литературы искусственной. И если талант Котляревского вышел с честью из

Ефименко А. Я. И. П. Котляревский — 1224

этого испытания, то он уже не нуждается ни в каком ином.

И тем не менее я решаюсь утверждать, что на литературной физиономии Котляревского нет отпечатка гениальности. При всем своем несомненном таланте, он не принадлежал к числу тех исключительных натур, где творческие силы овладевают личностью, подчиняют ее себе, своим, иногда даже не сознаваемым личностью, целям, делают человека своим жрецом, а случается, и жертвой.

Нет, Котляревский не принадлежал к таким людям. Достаточно сказать, что он умер почти семидесятилетним старым холостяком, и в течение этого, так сказать, полного срока, отпущенного природой человеку на его жизненный обиход, в условиях существования скромного, но все-таки свободного от материальной нужды и острых треволнений и скорбей, — он все-таки оставил нам только то, что оставил.

И однако это немногое, эта безделица, так сказать, выброшенная талантливым человеком, как случайный плод досуга, как прихоть творческой фантазии, — делается пьедесталом для фигуры этого скромного человека, этого капитана с мундиром или майора в отставке, тихо прожившего всю свою долгую жизнь в своей хатке в Полтаве в качестве надзирателя дома воспитания детей бедных дворян, попечителя богоугодного заведения. И вот вся Русь украинского языка, и наша и заграничная, галицкая, откликнулась на призыв, сделанный пять лет тому назад, почтить память этого скромного человека. Явилась мысль воздвигнуть ему памятник, сложилась и выросла в трудных условиях, и воплотилась в факт, — и мы собрались и стоим перед лицом этого факта. Не место

Ефименко А. Я. И. П. Котляревский — 1225

ли, не время ли спросить себя: в чем причина того благоговейного почтения, которое захватывает нас, — почтения, не слишком обычного душе современного культурного человека?

Кинем беглый взгляд назад, на исторические судьбы малорусского народа, и мы легко поймем, в чем дело.

Сто лет прошло с тех пор, как появилась в свет печатная Энеида, и больше ста лет, как сложилась духовная личность Котляревского, сложилась, естественно, в зависимости от той среды, какая ее окружала. Что же это была за среда? Припомним ее главнейшие черты. С небольшим за сто лет до рождения Котляревского, левобережная Украина, или Малороссия, родина поэта, отделилась окончательно от государственного организма Польши. Начался процесс ее прививки к могучему организму русского государства — процесс длительный, болезненный, как обыкновенно бывают такие процессы; но к концу XVIII-го века, ко времени появления Энеиды, он был уже закончен. Малороссия сделалась периферией русского государства; циркуляция физических соков, между этой периферией и государственным центром была уже совершившимся фактом.

Как мы все хорошо знаем, процесс этот сопровождался глубокими изменениями в социальном строе Малороссии. Масса малорусского народа, по образцу народа великорусского, перешла в крепостное состояние. Высший класс, отделившийся в самое короткое время от народной массы в качестве казацкой старшины, сознательно закреплял за собой свою привилегированность путем объединения с великорусским дворянством между прочим и на почве общей культуры, языка, школы, литературы. Все сильное, в том числе и литературный талант, спешило отделить свое дело от, казалось, окончательно проигранного дела этой бессильной, темной народной массы. Малорусская народность сделалась простонародьем, без культурного класса, без печат-

Ефименко А. Я. И. П. Котляревский — 1226

ного слова, без органов сознательной духовной жизни, без будущности.

Котляревский был дворянин, был для своего времени вполне образованным человеком, имел несомненный литературный талант. Перед ним лежала широкая, торная дорога. Он мог сделаться новым российским Пиндаром; мог пойти по стопам своего земляка Капниста и сочинять нравоучительные комедии или чувствительные романы, создававшие своим творцам лестную всероссийскую известность; мог... да мало ли чего не мог бы делать с выгодой для себя, не без пользы для других талантливый человек на поприще тогдашней русской литературы, уже снабдившей себя образцами всех родов словесности пиитической и прозаической?

Но Котляревский не пошел по этой торной и потому легкой дороге. Кроме литературного таланта, у него было еще что-то. Что именно? Может быть, это было тонкое эстетическое чувство, подсказывавшее ему, что поэт, как мифический Антей, получавший силу от прикосновения к матери-земле, могуч лишь стихией родной речи; может быть, это был атавизм, переживание чувств старого украинца, гордившегося родной речью, как принадлежностью родной народности; может быть, наконец, чуткая совесть нашептывала ему что-нибудь о темной, безгласной народной массе... Не знаю.

Робок, неуверен был первый шаг, который сделал Котляревский по пути, куда влек его внутренний инстинкт, по пути литературного творчества на языке малорусском. О, конечно, форма пародии, какую он дал своему первому произведению, есть лишь выражение этой неуверенности. В нем жило яркое чувство богатства, силы, красоты родной речи; но ведь в нем же таился и ветхий человек тогдашней культуры, по кодексу которой язык "грубого и подлого народа", — как выражался просвещенный XVIII-ый век, — не годился для выражения благородных, высоких и изящ-

Ефименко А. Я. И. П. Котляревский — 1227

ных понятий. Форма пародии давала известный выход этому противоречию.

Как бы то ни было, первый шаг был сделан, а чтобы сделать его, нужен был не только талант, а то, что мы называем нравственной стойкостью, гражданским мужеством. Появление Энеиды нельзя рассматривать как простой литературный факт. Это был нравственный подвиг человека, который встал поперек господствующего течения, борясь не только с понятиями окружающей среды, с расчетом личной выгоды, со страхом общественного порицания и насмешки, но и с раздвоенностью своего внутреннего существа.

И подвиг получил достойную награду. Сам не сознавая этого, Котляревский сделал по истине великое дело, одно из тех великих

Ефименко А. Я. И. П. Котляревский — 1228

дел, какие выпадают на долю лишь немногих счастливых избранников: связал порванную культурную нить, приобщил малорусскую народность к потоку общечеловеческого движения.

Есть в одном стихотворении Шевченко выражение незаурядной силы и значения:

"И на сторожи коло их поставлю слово". Это как раз то, что должно сказать о Котляревском. Он, действительно, поставил "слово — на сторожи коло" малорусской народности и ее существеннейших интересов!.. И пока этот верный страж, "слово", облеченное в броню печати, не покинет своего поста, — не погибнет живое дело, к которому оно приставлено.

А. Ефименко.