История Полтавы

Воспоминания о Г. Г. Мясоедове

• 

Подробности

Просмотров: 16768

Оголевець Віктор Степанович. Спогади про Г. Г. Мясоєдова.

Публикуется по изданию: Оголевец В. С. Воспоминания о Г. Г. Мясоедове / Предисл. М. М. Пластининой. — М.: Искусство, 1981. — 95 с, ил.

Книга предоставлена Полтавской областной универсальной научной библиотекой имени И. П. Котляревского.

Перевод в html-формат и составление указателя имен — Борис Тристанов. Нумерация страниц перенесена на начало страницы. Для некоторых черно-белых изображений подобраны их цветные аналоги (просмотр по клику на ч/б изображении). Примечания для удобства продублированы в тексте публикации, а содержание – в начале публикации.

СОДЕРЖАНИЕ

 

 

 

ББК 85.143(2)1 0-39

Под редакцией М. М. Пластининой

Издательство "Искусство». 1981 г.

— 5 —

ПРЕДИСЛОВИЕ

Воспоминания В. С. Оголевца добавляют несколько любопытных штрихов к облику замечательного русского художника Г. Г. Мясоедова. Перед нами — один из тех крайне редких случаев, когда наш современник, человек XX века, в юности близко знал художника, чье творчество относится в основном к девятнадцатому столетию ¹.

Мясоедов принадлежит к числу наиболее интересных мастеров и самых активных деятелей классической поры русского реализма — эпохи передвижников. Необыкновенно высокий, бескомпромиссный нравственный критерий в оценке всей окружающей жизни, устремленность помыслов к народу, глубокая вера в его потенциальные силы, в его еще не раскрытую духовную красоту — вот лучшее, что внесло в русскую культуру передвижничество эпохи своего расцвета. Именно это и составляет самую сущность творчества Мясоедова. И хотя его нельзя назвать наиболее ярким выразителем идеалов этого движения, в своих работах он создал убедительные образы. Муза Некрасова, представшая перед поэтом сестрой крестьянки, наказываемой кнутом на городской площади, была, в сущности, и музой Мясоедова. Именно образ русского крестьянина, страдающего, но сохранившего нравственную силу и человеческое достоинство, принадлежит к лучшему из того, что было создано художником.

Еще юношей приехав в начале 1850-х годов в Петербург с тем, чтобы поступить в Академию художеств, Мясоедов попал в круг разночинной интеллигентной молодежи. В Академии он сблизился с будущим вождем передовых сил русского искусства И. Н. Крамским и с его окружением. Русская интеллигенция рубежа 1850-1860-х годов, времени революционного подъема в стране, находившейся в стадии глубокого кризиса крепостнической системы, была захвачена идеями крестьянской революции. Глубокий сочувственный интерес к русскому крестьянину пронизывал в ту пору все помыслы передовой части русского общества. Идея неоплатного нравственного долга интеллигенции перед народом была лозунгом времени. В этой атмосфере происходило формирование молодого Мясоедова как личности. Чрезвычайно любо-

¹ В основе публикуемых «Воспоминаний о Мясоедове» лежит небольшой очерк В. С. Оголевца, помещенный в составленной им книге «Г. Г. Мясоедов. Письма, документы, воспоминания» (М., 1972). Автор переработал очерк, дополнил его некоторыми новыми, любопытными подробностями, иллюстрировал новыми изобразительными материалами. В настоящем виде воспоминания имеют самостоятельный интерес, чем и объясняется издание их отдельной книгой.

— 6 —

пытно — особенно с точки зрения материалов воспоминаний — и то, что Мясоедов еще до поступления в Академию сблизился с представителями балакиревского музыкального кружка (позже получившего название «Могучей кучки»), с его ориентацией на национальные, народные начала в музыке. Г. Г. Мясоедов был близко знаком с Ц. А. Кюи, посещал университетские музыкальные вечера. Кюи и познакомил юного живописца с композиторами М. А. Балакиревым, А. Н. Серовым. В доме Балакирева собирались люди самых различных кругов прогрессивной интеллигенции. Здесь Мясоедов встретился со Стасовым, знаменитым вдохновителем и пропагандистом искусства демократического реализма.

Характерным отражением умонастроений эпохи были впечатления Мясоедова от пребывания за границей, где он жил в качестве пенсионера Академии художеств, после успешного ее окончания в 1862 году. Сила воздействия гражданских идеалов русского разночинного движения была столь велика, что классическое искусство Европы, за исключением немногих его образцов, оставило равнодушным молодого художника. Мясоедов разделил в этом отношении судьбу многих своих сверстников-художников. Гораздо внимательнее присматривался он к искусству современному. Его живо затронула экспозиция современного искусства на Международной выставке в Брюсселе, где он нашел произведения, серьезно трактующие современность. Характерно, что всюду молодой художник внимательно присматривался к организационным формам художественной жизни, к попыткам художников разных стран создать свободные выставочные объединения, независимые от официального покровительства и капризов меценатов. Именно эта область художественной жизни стала одной из главных для Мясоедова. Ему суждено было стать одним из организаторов первого в России свободного творческого союза художников.

Потребность в таком объединении назрела, и предпосылки его уже существовали. В 1863 году, когда Мясоедов еще только отправлялся за границу, группа выпускников Академии художеств отказалась писать необходимую при выпуске конкурсную картину на заданную тему, далекую от жизни. Покинув Академию, молодые люди организовали Артель по типу коммун, пропагандируемых Чернышевским, с тем, чтобы работать, не завися от официальных заказов, и, следовательно, иметь возможность идти в искусстве избранным ими самими путем.

По возвращении на родину в начале 1869 года Мясоедов сблизился в Петербурге с Крамским и членами уже распадавшейся тогда Артели, а в Москве с художниками, группировавшимися вокруг Московского Училища живописи, ваяния и зодчества — с Перовым, Саврасовым, Прянишниковым и другими. Их творчество, обращенное

— 7 —

к живой действительности, не могло не быть ему близким. Мясоедов предложил им создать независимое художественное общество и написал проект его устава. Идея объединения созревала и формулировалась Г. Г. Мясоедовым еще в Италии, при участии художника Н. Н. Ге, человека глубоко эрудированного, обладавшего необыкновенно возвышенным складом ума.

На призыв Мясоедова живо откликнулись Перов, Саврасов, Прянишников, Крамской, вернувшийся к тому времени в Россию Ге, Репин, Шишкин и многие другие. Таким образом, в новое творческое содружество вошли лучшие, наиболее передовые силы русского искусства. Они ставили своей целью просвещение и воспитание русского народа, приобщение его к искусству. Организационно содружество должно было представлять собой коллектив художников, дающих свои работы на общие выставки, «путешествовавшие» по крупным русским городам. Художники должны были жить на доходы от выставок и продажи экспонированных картин. Так начало свою жизнь знаменитое Товарищество передвижных художественных выставок, которому было суждено сыграть столь большую роль в истории русского искусства; первая выставка его открылась в 1871 году. Г. Г. Мясоедов много лет продолжал быть одним из самых активных деятелей Товарищества.

На первых же выставках появились одна за другой лучшие вещи Мясоедова, которыми он вошел в историю русского искусства: «Земство обедает» (1872, Третьяковская галерея) и «Чтение манифеста 19 февраля 1861 года» (1873, Третьяковская галерея).

Обе эти картины имеют злободневный социальный смысл. Первая раскрывает антидемократический характер земской реформы 1864 года, которая создавала иллюзию равноправного участия выборных из крестьян в делах земства. Вторая, изображающая тайное чтение крестьянами манифеста об освобождении от крепостной зависимости, всем своим замыслом была призвана отразить ту настороженность, скепсис и недоверие, с которыми деревня в действительности приняла эту несостоятельную правительственную попытку разрешения социальных конфликтов в стране.

Своей проникновенностью образы крестьян у Мясоедова ближе всего, вероятно, крестьянам Крамского и Максимова. В них выражено то же бережное, вдумчивое отношение к человеку из народа, к личности крестьянина, лишенное какой-либо надуманной «типизации», предвзятой «характерности». Обе картины Мясоедова написаны сдержанной, осторожной кистью. Пространство, объемная форма строятся здесь более соотношениями света и тени, нежели цветом; в этом ощущается близость мастера к живописи предшествующего десятилетия.

— 8 —

Однако нельзя сказать, что художник лишен чувства цвета. В теплой гамме коричневых и золотистых тонов второй картины есть своеобразная живописная выразительность, так же как и в общей «пыльной» гамме красок знойного полдня, объединяющей все, что изображено в картине «Земство обедает».

В более поздних работах художника — в «Дороге во ржи», в «Страде» — образ крестьянина сольется с лирическим обликом русской сельской природы. Художник сделает попытку придать этому образу даже некую символическую обобщенность, что особенно отчетливо выразилось в картине «Сеятель». В «Страде» (1887, Русский музей), в «Дороге во ржи» (1881, Третьяковская галерея), в «Зреющих нивах» (1892, Русский музей) мы видим поиски обобщенного образа русской природы и именно природы сельской, связанной с трудом крестьянина. По характеру мотивов и эмоций подобные пейзажи Мясоедова, вероятно, ближе всего Шишкину, его «Соснам во ржи» и «Полдню в окрестностях Москвы», хотя, разумеется, Шишкин обладал неизмеримо более значительным дарованием пейзажиста. Все же то скептическое отношение Мясоедова к собственным пейзажным опытам, о котором свидетельствует Оголевец, представляется излишне самокритичным; Мясоедовым вписано в историю русской пейзажной живописи несколько вдохновенных строк.

Характерно, что в «Страде», в пейзажных этюдах 80-х годов, по сравнению с работами предшествующих десятилетий, художник стремился применить некоторые приемы пленэрной живописи, то есть живописи, передающей взаимоотношения цвета и света в природе под открытым небом. Именно в 1880-е годы метод пленэра открывает русской реалистической живописи новые творческие горизонты. И хотя искания Мясоедова в этой области не сопоставимы с гениальными находками Репина, Сурикова и молодого Серова, все же они свидетельствуют о чуткости художника к веяниям времени.

Воспоминания В. С. Оголевца относятся к позднему периоду жизни Мясоедова — к 1890-1900-м годам. Это сложный и не самый плодотворный период его жизни, отмеченный спадом творческих сил. Здесь сказались не только личные обстоятельства жизни художника, но и особенности эпохи.

Последнее десятилетие XIX века — время обостренных социальных противоречий, вызванных бурным ростом капитализма. Социальные процессы изменяют характер действительности, выдвигая новые проблемы. Один из главных героев передвижнической картины, герой самого Мясоедова — русский крестьянин — меняет свой исторический облик. Крестьянство расслаивается, исчезает его патриархальная цельность, развивается деревенская буржуазия. В русскую историю

— 9 —

вступает новая сила: пролетариат. На смену разночинному периоду освободительного движения приходит период пролетарский, в свою очередь выводящий на арену общественной деятельности другого героя — пролетария, русского рабочего. Новая действительность требует от искусства своих сюжетов, своих методов и приемов изображения. Перед художниками открываются иные аспекты окружающего; меняется само понятие мастерства, становясь подчас более сложным, многогранным.

Г. Г. Мясоедову как человеку, целиком сформировавшемуся под влиянием идеалов 1860-1870-х годов, несомненно, трудно было ориентироваться в новых условиях. В частности, ему была, вероятно, чужда проблематика капитализирующейся деревни. Действительно, во всей своей сложности она была раскрыта уже иным поколением передвижников: С. В. Ивановым, С. А. Коровиным, Л. В. Поповым.

Сложный характер приобретают и отношения Мясоедова с Товариществом. К тому времени некоторые из крупнейших его деятелей, такие, как Крамской, Ге, Прянишников, уже умерли. На смену им пришла молодежь, смотрящая на мир по-иному. Многие представители старшего поколения, не имея верных ориентиров в оценке дальнейших путей искусства, видели смысл своей деятельности в верности идеалам 1860-1870-х годов. Внутри объединения между различными поколениями художников возникали разногласия. Мясоедов принадлежал к числу тех, кто, борясь за чистоту просветительских принципов передвижничества предшествующих десятилетий, порой с излишним недоверием относился к тому, что вносила в искусство, и в частности в передвижничество, изменившаяся историческая обстановка. Он проявляет известный консерватизм в оценке творчества молодежи. В 1900 году он, например, выступил против приема в члены Товарищества С. В. Малютина, Е. Д. Поленовой; в связи с этим из Товарищества вышла группа молодых художников во главе с В. А. Серовым.

Однако и в эти годы Мясоедов не теряет активного отношения к жизни. В конце 1890-х годов у него рождается замысел организовать передвижные выставки для рабочих районов и деревень, а еще в 80-х годах он мечтает устроить выставки в Сибири². Позже, в 1905 году, в Полтаве он живо откликнулся на события 9 января в Петербурге, присоединившись к протесту целой группы художников против правительственного произвола.

Одной из главных сфер деятельности в 1890 — начале 1900-х годов становится для него работа по упорядочению и расширению художественного образования в России. В 1893 году он в числе других передвижников входит в реформированную Академию художеств с намерением дать реалистическое направление русской художественной

² Масалина Н. Мясоедов. М., 1964, с. 53.

— 10 —

школе. В Академии он занялся постановкой художественного образования в провинции — в Харькове, Киеве, Одессе, Казани. Однако, как вскоре оказалось, горячность, с которой он требовал здесь реформ и улучшений, пришлась не ко двору академическому начальству, и Мясоедов в 1902 году оставил Академию. В 1903 году, недовольный к тому же некоторыми организационными изменениями в Товариществе, художник покинул Петербург, «не имея», по его собственным словам, «никакой возможности быть полезным делу искусства».

Содержанием жизни в Полтаве, как об этом пишет В. С. Оголевец, была музыка, беседы с избранным кругом друзей, занятия в саду, работа над этюдами и несколькими картинами. Последние, не принадлежа к числу лучших в творчестве мастера, тем не менее несут на себе отблеск его таланта и, что особенно интересно, типичны для своей эпохи.

Художник много работает над пейзажными этюдами, пишет уголки своего сада и прилегающих мест. Приезжая порой в Крым, где на даче, купленной еще первой женой, у него была мастерская, пишет окрестности Ялты и Гурзуфа. Видимо, пейзаж все время его занимает. Об этом свидетельствует и то место в воспоминаниях, где говорится о сюжете «Срубленного дерева», «Сумерек», о неосуществленных замыслах большой картины, которая должна была, по мнению художника, воплотить величие и красоту русской природы. Именно к этому времени относятся уже упомянутые «Зреющие нивы», а также «Родник», изображающий вид в Павленках, картина «Весной», или «Лесной ручей», написанная в саду художника.

В связи с этим нужно остановиться на приведенных В. С. Оголевцем высказываниях Мясоедова об «аллегорическом» характере некоторых произведений этого периода — тех же «Сумерек», «Срубленного дерева» и некоторых других полотен. Здесь необходима оговорка. Дело в том, что аллегория, как исторически сложившийся художественный прием, распространенный в русском искусстве в XVIII — первой половине XIX века, по своей природе была чужда демократическому реализму. Творчество же Мясоедова, в том числе и позднее, в своем подходе к сюжету, в понимании композиции, пространства, цвета и света целиком лежит в круге художественных приемов живописи демократического реализма. Что же касается того нового понимания аллегории, которое имело место в искусстве символизма, в сфере так называемого стиля «модерн», то оно осталось за пределами интересов Мясоедова. Таким образом, высказывания художника относительно аллегоричности той или иной его работы ни в коей мере не следует понимать как нечто касающееся его творческого метода. Речь тут должна идти, по-видимому, только о неких психологических ассоциа-

— 11 —

циях, участвующих в процессе рождения образа в сознании художника, ассоциациях, которые, по его мнению, должны передаваться и зрителю.

К позднему периоду жизни художника относятся несколько хороших портретов — И. И. Шишкина, Е. Ф. Юнге и некоторые другие, портретный характер носит картина «На пути к знанию» («Курсистка»), своеобразный портрет-тип, близкий по своему замыслу к таким широко известным работам Н. А. Ярошенко, как «Студент» (1881) и «Курсистка» (1883). Подобно этим изображениям, курсистка Мясоедова имеет реальный прототип — о женщине, служившей художнику моделью, с симпатией и уважением рассказывает автор настоящих воспоминаний.

Оголевец, подобно другим современникам, говорит о том, что Мясоедов последние годы жизни находился в состоянии глубокой душевной подавленности. Здесь помимо отхода от живой деятельности, к которой привык Мясоедов в предшествующие десятилетия, нашли свое выражение и некоторые качества его сложной, отнюдь не мягкой натуры, качества, в лучшую пору жизни подавляемые творческим подъемом, активной деятельностью. Некоторые работы этого времени, по-видимому, прямым образом отражают его состояние духа («Сам с собою», или «Игра в шахматы», 1907, местонахождение неизвестно), вероятно, тяжелое душевное состояние отразилось и в замысле полотна «Искушение». Картина типична для своего времени постановкой нравственных вопросов в сфере мифологического сюжета, что, как известно, было свойственно целому ряду художников второй половины XIX — начала XX века. Религиозный сюжет как некий выразитель нравственной проблемы современности мы можем найти у Крамского, Репина, Ге, Поленова, Нестерова наряду с сюжетами, непосредственно отражающими социальную действительность.

Вообще, большие полотна Мясоедова этих лет нельзя назвать удачными. Это относится прежде всего к картине «Чтение «Крейцеровой сонаты» Л. Н. Толстого» (1893). Здесь представлены участники петербургского художественного кружка, который собирался у Н. А. Ярошенко и И. Е. Репина; в числе изображенных — В. В. Стасов. Присутствующие были частыми гостями «сред» известного русского химика Д. И. Менделеева, также изображенного среди слушателей. В картине передана обстановка столовой в квартире ученого при Петербургском университете³. Композиция картины статична и рыхла; в сцене, где нет развернутого сюжета, где все построено, по замыслу художника, на психологических нюансах, нет достаточной доли внутреннего напряжения. Более любопытен этюдный материал к картине, передающей некоторые типические черты русской интеллигенции того

³ Там же, с. 50.

— 12 —

времени. Интересны натурные этюды, написанные с Д. И. Менделеева, В. В. Стасова. Картина, независимо от ее чисто художественных достоинств, имеет большое значение как еще один памятник, еще одно свидетельство того колоссального воздействия, которое имел Л. Н. Толстой на всю русскую культуру своего времени.

Обращение художника к «толстовскому» сюжету не случайно. Тема влияния идей Толстого на Мясоедова еще ждет своего специального исследования. Мясоедов познакомился с Толстым еще в 1880-х годах, в Москве, и бывал у него в Хамовниках; встречались они и в Крыму. Художник вел оживленную переписку с единомышленником и близким другом Л. Н. Толстого В. Г. Чертковым, был довольно близко знаком с некоторыми последователями великого писателя, о которых, в частности, пишет и В. С. Оголевец в своих воспоминаниях. Исследователи творчества Мясоедова говорят о преклонении художника перед Толстым, отмечают близость Мясоедову взглядов Толстого на крестьянство и церковь и расхождение с ним в некоторых вопросах, связанных с религией. Г. Г. Мясоедову, несомненно, было понятно толстовское осуждение лживой буржуазной морали, призыв к самосовершенствованию. С воздействием Толстого связываются такие работы Мясоедова, как «Вдали от мира» (1889, местонахождение неизвестно), «Встреча» (1891, местонахождение неизвестно), второй вариант «Сеятеля»⁴.

К тому времени, о котором рассказывает В. С. Оголевец, относится и вторая значительная по своему замыслу картина — «Пушкин и его друзья слушают Мицкевича в салоне Зинаиды Волконской» (1907). Если вклад Г. Г. Мясоедова в развитие русской бытовой живописи несомненно существен, то в исторической живописи он гораздо менее заметен. Картина «Бегство Григория Отрепьева из корчмы на литовской границе» (1862) характерна для 60-х годов интересом к драматическому, развернутому сюжету, к бытовым подробностям эпизода. Вместе с «Дедушкой русского флота» (1871) она написана в духе требований времени. Выразительна в своей драматической цельности картина «Самосожигатели» (1884), уже сильно уступающая, однако, общему уровню исторической живописи тех лет, который определялся такими гигантами, как Репин и Суриков.

Поздние же работы стоят в стороне от наиболее перспективных исканий русской исторической живописи и не достигают той высокой степени, которая присуща в это время понятию художественного мастерства. «Семья Годунова» (1896) написана уже после появления на выставках не только лучших вещей Сурикова, но и исторических полотен более молодых художников — С. Иванова и Рябушкина, с их ярким, обостренным чувством национальной стихии русского XVII века.

⁴ См.: Масалина Н. Мясоедов; Шувалова И. Мясоедов. Л., 1971; Г. Г. Мясоедов. Письма, документы, воспоминания. М., 1972.

— 13 —

Больше всего картина Мясоедова напоминает сценки из «боярской жизни» Маковского с их внешним, «костюмированным» историзмом.

Картина «Пушкин и его друзья слушают Мицкевича в салоне Зинаиды Волконской» появилась на свет одновременно с лучшими работами Серова, воплотившими образ Петра I, после таких работ Бенуа, как «Парад при Павле I». Рядом с этим сложным, ассоциативным пониманием исторического героя и самой исторической атмосферы эпохи работа Мясоедова кажется слишком прямолинейной, однозначной, мало передающей своеобразие времени, вялой по исполнению. Тем не менее он остается, подобно «Чтению «Крейцеровой сонаты», свидетельством неустанного стремления стареющего художника, русского интеллигента-демократа к темам, отражающим величие человеческого духа.

Публикуемые воспоминания яснее рисуют и последние дни художника. Они прибавляют какие-то новые черты к облику людей, окружающих Мясоедова в этот период и прежде всего к облику Т. Б. Васильевой, верной спутницы последних лет художника. Все это вместе с тем, что рассказывает Оголевец о самом Мясоедове, о его понимании искусства, имеет ценность как для историка, так и для всех, кто интересуется русской живописью.

М. М. Пластинина

— 14 —

ВОСПОМИНАНИЯ О Г. Г. МЯСОЕДОВЕ

Мне выпало на долю близко знать Григория Григорьевича в последние годы его жизни.

С тех пор прошло уже свыше шестидесяти лет, и у меня появилось острое желание восстановить в памяти историю моих встреч с художником. Это желание стало особенно сильным после того, как в 1940 году я посетил Полтаву, где не был очень давно. Я ходил по улицам родного города, вспоминал события своего детства и юности; тех людей, кого я знал, давно уже нет. И в памяти ярко возникла вся история моего знакомства с Григорием Григорьевичем, когда в его старом доме я переживал красоту гайдновских квартетов...

С детства я знал, что на своей даче в предместье Полтавы — Павленки — живет Г. Г. Мясоедов, выдающийся художник, академик, автор запоминающихся картин, которые наряду с другими показывались на приезжавших в Полтаву передвижных выставках. И хотя я был еще мал, мне очень хотелось познакомиться с Мясоедовым.

Мой отец, прогрессивный общественный деятель Полтавы С. Я. Оголевец, имел обширный круг знакомых в среде передовой демократически настроенной интеллигенции города. К их числу принадлежал и Мясоедов. Я надеялся, что при содействии отца познакомлюсь с художником. Так и случилось. Расскажу о том, как я впервые встретился с ним.

— 15 —

В конце 90-х годов прошлого столетия в Полтаве началось строительство театра, которое возглавляла исполнительная комиссия; ее председателем был мой отец.

От имени города он обратился к Мясоедову с просьбой написать для трехъярусного театра занавес-просцениум. Мясоедов согласился выполнить работу.

Узнав, что художник пишет занавес, я попросил отца повести меня на строительство, чтобы я мог посмотреть, как Мясоедов «рисует». Мы приехали на стройку и подошли к обширному деревянному сараю, приспособленному под мастерскую. Заглянув через приоткрытую дверь внутрь помещения, я увидел там фигуру Мясоедова в синем халате. Вооруженный длинными кистями и палитрой, он что-то писал на разостланном по полу огромном холсте.

Мы вошли в мастерскую. Скрип открываемой двери заставил Мясоедова поднять глаза. Увидев отца, он подошел к нам, и они стали разговаривать, причем Мясоедов показывал кистью на отдельные места холста, поясняя подробности изображаемого на занавесе сюжета. К моей радости он не возражал против того, чтобы мы побыли в мастерской. С любопытством и почтением я впервые так близко разглядывал художника, следил за его движениями, за выражением лица... С трудом я согласился покинуть мастерскую.

С того времени я навсегда запомнил высокую фигуру художника, его гордо поднятую голову, плотно сидящую на широких плечах, красивое лицо, обрамленное бородкой, выразительный орлиный нос, высокий лоб и несколько иронический острый взгляд глубоко сидящих умных глаз.

Некоторое время спустя я узнал, что Мясоедов закончил занавес, который и поднес в дар городу, категорически отказавшись взять за свой колоссальный труд хоть какое-нибудь вознаграждение. В этом отказе проявилось присущее художнику благородство и бескорыстие. На зана-

— 16 —

весе изображались живописные окрестности Полтавы. На переднем плане — дорога и по ней уходит вдаль запряженный парой серых волов чумацкий воз. Слева у дороги сидит кобзарь, в котором легко узнать Т. Г. Шевченко, и играет думы свои сидящему рядом прохожему с лицом Н. В. Гоголя. На дороге, опершись о палку, стоит девушка-пастушка. Она гнала домой стадо гусей, но забыла о них, прислушиваясь к родной песне. Вдали на высоком холме виднеется основанный в 1650 году монастырь. Овладев им, шведы в 1709 году отсюда громили пушками город. Вечернее небо покрыто тучами, сквозь которые прорываются лучи заходящего солнца...

Написанный широко, ярко, занавес Мясоедова украшал Полтавский театр до его разрушения в 1943 году немецко-фашистскими захватчиками. Он случайно уцелел в каком-то сарае, но в сильно попорченном состоянии и нуждался в солидной реставрации. Дальнейшая судьба занавеса мне неизвестна.

После рассказанного я часто видел Мясоедова среди публики на проходивших в Полтаве концертах. В антрактах он обычно стоял, окруженный слушателями, с которыми делился впечатлениями. Я нередко находился в такой группе и убеждался, что дельные и справедливые замечания Мясоедова обнаруживали солидную осведомленность в вопросах музыкальной теории и эстетики. Впоследствии я узнал, что привязанность Мясоедова к музыке является давней, что уже в пожилом возрасте он научился игре на скрипке и альте у профессора Ауэра и стал принимать участие в домашних камерных концертах.

В мае 1909 года, когда я был уже юношей, в Полтаву приехал со своим хором композитор В. Н. Гартевельд⁵, известный собиратель песен тюрьмы и сибирской каторги. Я пошел на концерт с отцом, проявлявшим особый интерес к песням тюрьмы, которые он слышал тридцать лет тому

⁵ Гартевельд Вильгельм Наполеонович (1862-1927) — композитор и пианист, по происхождению швед. С 1885 года жил в России.

— 17 —

1. В. С. Оголевец. Полтавский монастырь. Этюд

назад, когда, административно высланный в Восточную Россию за участие в революционном движении, шагал в этапной партии ссыльных по заволжским степям ⁶.

На концерте присутствовал и Мясоедов. В антракте я увидел, что у эстрады стоит группа слушателей, в центре которой — Мясоедов, беседующий с моим отцом. Заинтересовавшись, о чем они так оживленно говорят, я подошел поближе.

Увидя меня, отец обратился к Мясоедову:

— Позвольте, Григорий Григорьевич, представить вам моего сына. Он скрипач-любитель и, думаю, будет вам полезен.

⁶ Поводом для высылки С. Я. Оголевца, участника народнического движения 1870-х годов на Украине, послужило его появление в Киевском военно-окружном суде свидетелем защиты подсудимого Р. А. Стеблин-Каменского, обвиняемого в вооруженном сопротивлении жандармам и полиции (1879).

— 18 —

2. Бегство Григория Отрепьева из корчмы на литовской границе. 1862

— Спасибо, очень хорошо,— проговорил Мясоедов,— значит, нашего полку прибыло. А жизнь без музыки все равно, что цветок без аромата...— Он посмотрел на нас, видимо довольный своим афоризмом.

Отец рассказал мне, что Мясоедов организует домашний камерный ансамбль, что у него есть струнные инструменты, рояль, много нот, что сам он играет на скрипке и на альте. По окончании концерта Мясоедов пригласил всех участников ансамбля в ближайшее воскресенье прийти к нему на дачу, чтобы начать музицировать.

— 19 —

В состав нашего кружка входило двенадцать человек. Главным образом это были музыканты-любители: член окружного суда, земские служащие, художник, студенты, отставной генерал-майор — герой Плевны, две пианистки, принадлежащие к местной интеллигенции, и только двое были профессионалами — учителями скрипичной игры.

Из пианистов выделялась Мария Антоновна Шимкова, окончившая консерваторию. Ее игра отличалась высокой техникой, мягкостью, задушевностью; Мясоедов ценил ее мастерство, с удовольствием слушая ее игру. Первым скрипачом был талантливый ученик Ауэра Филипп Федорович Климентов, неутомимый, темпераментный исполнитель. Григорий Григорьевич был руководителем ансамбля и принадлежал к числу вторых скрипачей, брался и за партии альта.

Наш кружок был заметным явлением в культурной жизни Полтавы, но не имел целью публичные выступления. Играли мы или на даче Мясоедова, или в квартире моих родителей.

В одном из писем к А. И. Кривцовой⁷ осенью 1909 года Мясоедов писал: «Каждую субботу собиралась компания музыкантов и играли до ночи. Виолончель был Комиссаржевский Семен Семенович, очень приличный человек и виолончелист. В конце концов, я закончил устройство в Полтаве музыкального кружка, и дело как бы идет. К нам присоединяются очень многие, и мы начали собираться у некоторых любителей в городе (имеется в виду наша семья.— В. О.). Завязываются знакомства, а потом увидим»⁸.

Мясоедов собрал большую нотную библиотеку камерных произведений Баха, Генделя, Чайковского, Бородина, Гречанинова и многих других композиторов. Был у него рояль, набор струнных инструментов. Это было для нас удобно, так как не приходилось носить инструменты каждый раз с собою. Когда собрание происходило у нас, мы накануне шли к Мясоедову за нотами. Климентов приносил

⁷ Кривцова Анастасия Ивановна (1850-1940) — жена брата Е. М. Мясоедовой, первой жены художника, постоянный его адресат.

⁸ ОР ГТГ, ф. 133.

— 20 —

своего «Оле Булля»⁹ — так он называл свою фабричную скрипку, на которой играл блестяще. А для Мясоедова приносили скрипку и альт. Наша музыка затягивалась далеко за полночь, и мы возвращались домой пустынными переулками городского предместья, освещаемыми только Млечным Путем.

Григорий Григорьевич любил трио Чайковского, Аренского, Кюи, квартеты Чайковского, Бородина, Гречанинова. «Крейцерову сонату» Бетховена в исполнении Климентова и Шимковой готов был слушать каждый день, вспоминая Ясную Поляну и беседы со Львом Николаевичем Толстым. Ценил он струнные квартеты Гайдна, особенно выделяя «Семь слов Спасителя». Этим квартетом он часто открывал собрания, прочитывая по-латыни подзаголовки и переводя их на русский язык.

Когда музыкальное собрание откладывалось и Мясоедов начинал скучать без музыки, он, бывало, приглашал меня поиграть дуэты. В такие вечера мы подолгу сиживали с ним за пюпитрами, дружно исполняя несложные произведения Виотти, Вивальди, Боккерини. Эти вечера доставляли удовольствие исполнителям, а слушателей мы не имели. Сидя за пюпитром, художник был неутомим. Бывало, когда я, уже чувствуя усталость, просил его немного прервать музыку, он ничего и слышать не хотел:

— Еще немного, я ведь не устал, а вам спешить некуда.

Приходилось уступать.

Перед моим отъездом осенью 1909 года в Петербург Мясоедов поделился со мной планом организовать в столице ансамбль наподобие полтавского и выражал намерение встретиться со мной по этому поводу в Петербурге, когда он в ноябре приедет туда по своим делам.

В хмурый ноябрьский вечер петербургской осени я сидел в своей студенческой комнате на 6-й линии Васильевского

⁹ Булль Уле (Оле) (1810-1880) — знаменитый норвежский скрипач.

— 21 —

3. Поздравление молодых в доме помещика. 1861

острова за обычными занятиями. На улице уже стемнело. Комната тускло освещалась висящей над столом керосиновой лампой. В углу топилась железная печка. Мокрый снег запорошил окна низенького домика. Нева еще не застыла, и с реки доносились протяжные, заунывные гудки пароходов.

В это время ко мне кто-то постучался, и на мой пригласительный возглас на пороге показалась опушенная снежными хлопьями массивная фигура Мясоедова. Я обрадовался его неожиданному появлению, усадил в удобное кресло.

— 22 —

4. Портрет Е. М. Кривцовой, будущей жены художника. 1861

— Я вчера приехал из Полтавы,— начал он после первых приветствий,— у меня есть и письмо к вам от родных.— Он достал из кармана и положил на стол измятый конверт.— Я обещал побывать у вас, взглянуть на ваше житье-бытье и потом рассказать им... Но, конечно, я зашел бы и без письма, вы ведь, надеюсь, помните наш разговор о продолжении в Питере музыкальных вечеров?

— Это и сейчас мое желание.

— Так давайте, пока там все наладится, чтобы не терять дорогого времени, поиграем дуэты, нотами я запасся. — И он вздохнул, махнув рукой с досады.

— 23 —

5. Г. Г. Мясоедов в Испании. Фотография. 1867

— 24 —

Я вопросительно взглянул на него.

— Потому, мой друг, я так вздыхаю, что нет здесь Климентова, очень он ценный музыкант... да и прочие все... Но, надеюсь, подберем?

— Конечно, подберем!

— А пока вот что: приходите ко мне завтра вечерком со скрипкой. Поиграем Боккерини. А вот вам... — Он вынул огрызок карандаша и что-то написал на клочке бумаги. — А вот вам и мой адрес, я живу тут неподалеку, в 5-й линии, у набережной, с вами на одной стороне, так что можем, не опасаясь часа разведения мостов, играть до ночи!

Поговорили мы кое о чем, вспомнили Полтаву, родных, помечтали о питерской музыке. Он ушел, взяв с меня слово завтра быть у него не позднее семи вечера.

Перспектива оказаться в обществе Мясоедова за музыкой была так заманчива, что еще не было семи, когда я пришел к нему.

Он сам открыл мне дверь и тут же начал хлопотать о самоваре, не успокоившись до тех пор, пока на столе не появился этот аксессуар домашнего уюта. Наскоро закончив чай, мы расставили пюпитры.

Быстро промелькнули недолгие часы, проведенные мною за музыкой в обществе Григория Григорьевича, по-прежнему подкупавшего меня простотой и молодостью души. В это время я забыл и о зачетах, и о книгах, над которыми сидел вчера, когда он появился у меня, и о том, что ведь завтра надо так рано вставать.

Где-то на Неве пробило три, когда я возвращался домой по пустынной линии; навстречу мне попадались лишь запоздалые гуляки да сонные извозчики...

Вскоре Мясоедов уехал в Полтаву, и его план — организовать в Петербурге ансамбль — не осуществился. Зимой в Полтаве он жаловался мне на столичных друзей, не поддержавших его план. Но, возможно, причиной были усло-

— 25 —

вия его пребывания в столице, куда он приехал один и ненадолго, а нужно было отыскивать людей и прочее.

Мясоедов долго вел скитальческую жизнь. Детство его прошло в усадьбе отца Паньково. Затем он жил в Орле, где учился в гимназии, потом — в Петербурге. По окончании Петербургской Академии он провел пять лет в Западной Европе. Возвратившись в Россию, жил в Москве, затем — в Петербурге, Харькове, на хуторе в усадьбе первой жены Спасское-на-Зуше, в Ялте и других местах.

Все это было кое-как терпимо, пока у Мясоедова не было детей. Его брак с Елизаветой Михайловной Кривцовой¹⁰ оказался несчастливым, бездетным и много лет существовал только формально. В 1880 году супруги окончательно разошлись, и у Мясоедова появилась вторая жена, К. В. Иванова¹¹; в 1881 году у них родился сын¹². Теперь Мясоедову пришлось задуматься над тем, чтобы создать для семьи приемлемые условия жизни. Мясоедов намеревался приобрести дом, чтобы поселить в нем семью и притом получить возможность заниматься садоводством, его привлекавшим давно.

В 1885 году Мясоедов познакомился с Л. Н. Толстым, имевшим большое влияние на мировоззрение художника. В одно из посещений великого писателя в Москве, в Хамовниках, Мясоедов встретился с толстовцем, доктором А. А. Волкенштейном¹³. Узнав от художника о его неустроенности, Волкенштейн, уже давно живший в Полтаве, посоветовал Мясоедову поселиться в этом городе. Совет был принят, и в 1889 году Мясоедов при содействии Волкенштейна приобрел в полтавском предместье Павленки усадьбу с большим фруктовым садом, парком и прудом, где и поселился с семьей.

Десять лет продолжалась семейная жизнь Мясоедова. Отношения в семье были холодные. Но когда в 1899 году

¹⁰ Мясоедова Елизавета Михайловна, в девичестве Кривцова (1835-1907) — первая жена художника.

¹¹ Иванова Ксения Васильевна (ок. 1860-1899) — художница, экспонент передвижных выставок. На 26-й Передвижной выставке показала картину «Слава Богу!», где в образе больного отца представлен Г. Г. Мясоедов.

¹² Мясоедов Иван Григорьевич (1881-1953), впоследствии художник. О нем см. ниже.

¹³ Волкенштейн Александр Александрович (1853-1925) — земский врач, живший в Полтаве.

— 26 —

6. К. В. Иванова. Слава Богу! 1896

К. В. Иванова умерла от туберкулеза, Мясоедов тяжело переживал эту утрату и серьезно заболел.

Узнав о горе, постигшем товарища, его близкие друзья — художники П. А. Брюллов, Н. Н. Дубовской, В. Е. Маковский, А. А. Киселев и К. В. Лемох — обратились к нему с сочувственным письмом (оно не сохранилось), в ответ на которое Мясоедов писал:

«Дорогие товарищи Павел Александрович, Николай Никанорович, Владимир Егорович, Александр Александрович и Кирилл Викентьевич.

— 27 —

Очень Вам большое спасибо, что вспомнили меня, очень я был одинок и заброшен, целые дни проводил молча, и без движения, и без большой надежды. <.. .> Ваше письмо меня растрогало до слез, точно письмо из семьи. Я почувствовал близких и понятных, а то, что около толклось с кондоленсами, чуждое и непонятное. Теперь я встаю и могу ходить по комнате и вообще есть надежда на мое появленье в свете. Голова моя, как старая испорченная музыкальная табакерка, что-то шипит непонятное. Еще раз спасибо, что вспомнили и написали. Очень это хорошо. Будьте же здоровы, дорогие товарищи, и не впадайте, подобно мне, в напасть»¹⁴.

Итак, в возрасте пятидесяти пяти лет Мясоедов наконец нашел пристанище на своей «даче» в тихом провинциальном городе Полтаве.

А здесь было действительно тихо. Мясоедов в начале 90-х годов писал В. Г. Черткову:

«Как в Полтаве тихо! Тихо во всех отношениях, до глупости»¹⁵... «Вечером так тихо, как будто жизнь остановилась, догадавшись, что продолжать глупо, только в ухе звенит»¹⁶. ..

В Полтаве Мясоедов стал жить постоянно, лишь временами ненадолго выезжал в Москву и в Петербург по делам Товарищества передвижных художественных выставок и Академии художеств, а в особенно суровую зиму, когда на даче становилось невозможно жить из-за неприспособленности старого деревянного дома к большим холодам, перебирался в центр города, где снимал квартиру.

Уроженец Полтавы, я хорошо помню город времен Мясоедова. Живописный, весь в зелени садов, расположенный на берегах реки Ворсклы, город был прекрасен во все времена года. Здесь, по переписи 1897 года, насчитывалось пятьдесят три тысячи человек, которые жили главным образом в маленьких, крытых железом домиках, напоминающих простые украинские хаты. Кирпичных домов было

¹⁴ Частично опубликовано в кн.: Г. Г. Мясоедов. Письма, документы, воспоминания, с. 138.

¹⁵ Цит. по кн.: Г. Г. Мясоедов. Письма, документы, воспоминания, с. 102.

¹⁶ Там же, с. 103.

— 28 —

мало, да и не поднимались они выше двух этажей. Прямые, длинные, с деревянными тротуарами в три-четыре доски, улицы в центре города были замощены булыжником, окраины же вовсе не мостились, и дороги здесь в распутицу становились непроезжими. На улицах, в центре города, горели дуговые фонари Яблочкова, на окраинах же — редкие, неяркие керосиновые фонарики с закопченными стеклами. В домах электричества не было — керосиновые лампы и свечи. Транспортом служили одноконные и пароконные извозчики, водопровод был лишь в центре.

Высших учебных заведений не было вовсе, существовали средние: мужская классическая гимназия, реальное училище, кадетский корпус, духовная семинария, ряд женских учебных заведений.

Здравоохранение представляли хорошо организованная земская больница, несколько частных лечебниц, десятка два городских и земских врачей.

Редкие литературные вечера, концерты, небольшие художественные выставки устраивались в залах Купеческого собрания, земства и городской управы. Лишь в 1900 году был сооружен уже упоминавшийся городской театр имени Н. В. Гоголя на тысячу мест. Существовал хороший земский краеведческий музей, общественная библиотека. Городскими делами ведала городская дума, представленная рядом прогрессивных общественных деятелей; демократическая интеллигенция была сплочена — особенно с 1900 года, когда в Полтаве поселился В. Г. Короленко.

Усадьба Мясоедова находилась в четырех верстах от центра города. Постепенно художник освоился с условиями жизни, появились знакомые, стал работать, занялся садоводством. В усадьбе он находил полный отдых после огромных трудов всей жизни. Но Полтава в то же время означала для Мясоедова отрыв от творческой среды художников, разобщение с Товариществом передвижников.

— 29 —

7. Угол двора. 1885

Я хорошо помню усадьбу Мясоедова. Она тянулась вдоль переулка почти на сто саженей и была отгорожена от внешнего мира высоким деревянным забором, не представляя снаружи ничего примечательного. Внутрь можно было проникнуть через калитку с надписью «Во дворе злые собаки». Двор был занят сараями, конюшней, коровником.

В глубине двора стоял старый дом с мезонином, своим внешним видом и внутренним устройством напоминавший дома старосветских помещиков, какими можно их представить по описаниям Н. В. Гоголя. Невысокие стены, нависающие потолки, скрипящие на все голоса двери, прикрытые ставни окон, неподвижно стоящие на одних и тех же местах вещи, которых как будто не касалась рука человека... И в то же время особенный запах, свойственный му-

— 30 —

8. Дедушка русского флота. 1871

зеям и картинным галереям, происходящий от множества развешанных в комнатах картин, написанных самим хозяином и другими художниками. С одной стороны к дому примыкал балкон, а над домом возвышался мезонин, где помещалась мастерская художника, служившая одновременно и хранилищем его произведений.

В доме было семь-восемь комнат. Я помню зал — большую комнату в три окна. Здесь стоял концертный рояль красного дерева, помещалась нотная библиотека. Тут же находились этажерка со струнными инструментами, пюпитры, стулья. Через небольшой коридор мы попадали в столовую, где вокруг большого дубового стола, над которым висела керосиновая лампа, легко размещались многочислен-

— 31 —

ные гости. Из зала вела крутая деревянная лестница в мезонин — царство холстов Мясоедова.

От дома начинался огромный фруктовый сад с аллеями яблонь, груш, слив, орехов. Вокруг усадьбы росли пирамидальные и серебристые тополя, белые акации, липы, каштаны, придававшие саду особую поэтическую прелесть, Поодаль от дома, среди старых дубов и плакучих ив, располагался живописный пруд — любимое место отдыха художника, где он иногда и работал. Придя к нему, можно было застать его на берегу пруда у мольберта, с палитрой и кистями. В комнатах среди многочисленных произведений можно было видеть и написанные им этюды пруда. Место это отличалось от образцово подстриженного фруктового сада и парка своею запущенностью. Вода всегда была покрыта тиной и зеленой ряской. Мясоедов, очень требовательный к садовникам по уходу за садом, запретил чистить пруд или подрезать возле него деревья. Пруд много раз служил Мясоедову натурой. Так, в частности, картины «Весной» («Лесной ручей», 1890, Иркутск, Областной художественный музей), «Осеннее утро» (1893, ГТГ) написаны по этюдам этого пруда.

Прекрасен был сад Мясоедова в задумчивые весенние вечера, когда старый дом, освещенный огнями керосиновых ламп и свечей, наполнялся звуками классической музыки, а сквозь листву окружающих деревьев виднелось зарево заката. Чистый ароматный воздух вливался тогда в открытые окна вместе с запахом сирени, в роще неумолчно заливался соловей, в пруду лениво и протяжно поквакивали лягушки, и звуки природы сливались со звуками музыки, исполнявшейся в доме.

В Полтаве при Мясоедове жил сын Иван. С отцом он не общался и занимал отдельный небольшой флигелек подальше от дома. В описываемое мною время он вел рассеянный образ жизни и славился как циркач и борец, получая на

— 32 —

различных состязаниях премии за силу и красоту. Музыки он не понимал и к этому увлечению отца относился с иронией, называя в разговоре с отцом участников ансамбля «твои игрецы».

Иван был одаренным художником, и некоторые из общих знакомых в Полтаве утверждали, что он талантом превосходил отца. Однако Ивану не удалось полностью осуществить свои творческие возможности, чему виною была отчасти неудачно сложившаяся жизнь. Ходившие в Полтаве рассказы об обстоятельствах появления его на свет и первых годах жизни свидетельствуют о том, что он не был особенно желанным пришельцем в семью отца, который первое время был склонен и вовсе отказаться от сына. Не имея еще постоянного пристанища, отец старался как-нибудь пристроить сына; в частности, Мясоедов два раза отдавал Ивана на воспитание в семью А. А. Киселева, но трудный характер мальчика заставил Киселевых от него отказаться. К. В. Иванова не имела влияния на сына; в силу каких-то причин отец тщательно скрывал от мальчика, что Ксения Васильевна — его мать, сказав ему об этом лишь после ее смерти, когда Ивану было 17 лет. Это очень отразилось на взаимоотношениях отца и сына.

Что касается образования Ивана, то он окончил Полтавское реальное училище и поступил в Московское Училище живописи, ваяния и зодчества, затем в Академию художеств, которую окончил в 1911 году по классу Ф. А. Рубо с золотой медалью и правом на заграничную поездку за картину «Поход аргонавтов». Мне довелось видеть это замечательное полотно на выставке 1911 года в Петербургской Академии художеств.

И. Г. Мясоедов был способным портретистом. В картинах он придерживался классических сюжетов. Вслед за «Походом аргонавтов» писал амазонок, битву кентавров с лапифами и тому подобные сюжеты. Такое направление творче-

— 33 —

9. В. С. Оголевец. Пруд в усадьбе Г. Г. Мясоедова. Этюд

ства было не по душе отцу, убежденному художнику-реалисту, и служило предметом многих разногласий между отцом и сыном. Впрочем, Г. Г. Мясоедов никогда не настаивал на изменении направления творчества Ивана, предоставив ему полную свободу, а в необходимых случаях даже оказывал ему поддержку. В Полтаве у Г. Г. Мясоедова не было недостатка в знакомых.

В 90-е годы здесь жили передвижники Н. А. Ярошенко и Л. В. Позен, экспонент передвижных выставок В. К. Менк, а также постоянный житель Полтавы, замечательный художник В. А. Волков¹⁷. Они часто собирались на дружеские ве-

¹⁷ Волков Василий Алексеевич (1840-1907) окончил Академию художеств, экспонировался на передвижных выставках. Преподавал рисование в Полтавском кадетском корпусе.

— 34 —

10. Земство обедает. 1872

чера в доме Волкова, который был известен, в частности, тем, что талантливо читал Гоголя, либо на даче Мясоедова. Это были, по рассказам Мясоедова, очень интересные, содержательные собрания, на которых велись оживленные беседы об искусстве, обсуждались новые произведения художников, предназначенные к показу на выставках, читались статьи из только что полученных толстых журналов «Русское богатство», «Русская мысль», «Вестник Европы». Беседы часто затягивались далеко за полночь, и тогда Мясоедов оставлял гостей ночевать.

Кроме художников к числу близких знакомых и друзей Мясоедова принадлежали бывший директор Тимирязевской сельскохозяйственной академии профессор Андрей Петрович Шимков

— 35 —

11. Земство обедает. Фрагмент

— 36 —

12. Земство обедает. Фрагмент

— 37 —

и его жена Мария Антоновна, прогрессивная общественная деятельница, первоклассная пианистка, о которой шла речь выше, а также их дочь Анна Андреевна и ее муж, присяжный поверенный Сергей Георгиевич Семенченко. Человек передовых взглядов, эрудированный в вопросах искусства Семенченко впоследствии стал большим знатоком творчества Мясоедова и выступал в печати под псевдонимом "Nemo" «Сем-ч».

Г. Г. Мясоедова интересовали люди самых различных характеров и профессий. Среди его знакомых были общественный деятель, профессор Н. В. Склифосовский и его жена, жившие до 1904 года в своей усадьбе близ дачи Мясоедова. У него можно было встретить известного садовода Л. П. Симиренко, с которым Мясоедов советовался, благоустраивая свой сад, а также любителя-садовода, адвоката П. Г. Васькова-Примакова (Мясоедов изобразил его в числе слушателей «Крейцеровой сонаты»); любопытно, что в Полтаве Мясоедов написал несколько статей по садоводству и брошюру о разведении сада.

Бывали у него и дочери Васькова-Примакова: Варвара Петровна Ашхарумова, директор женской гимназии, Александра Петровна Бельговская, жена земского служащего, участница музыкального кружка Мясоедова; к кругу знакомых художника принадлежала и Е. Р. Дейтрих, начальница института благородных девиц, теща Л. В. Позена, также изображенная Мясоедовым в числе слушателей «Крейцеровой сонаты».

Из наиболее близких к Мясоедову людей в Полтаве должен быть назван уже упомянутый выше доктор, революционный народник и толстовец Александр Александрович Волкенштейн. Он, а также его вторая жена Ольга Степановна¹⁸ и сын Сергей были желанными гостями у Мясоедова. Доктор Волкенштейн, кроме того, на протяжении всей полтавской жизни Мясоедова наблюдал за его здоровьем.

¹⁸ Первая жена А. А. Волкенштейна, Людмила Александровна, узница Шлиссельбурга, погибла в 1906 году во Владивостоке, вернувшись из ссылки.

— 38 —

13. Чтение манифеста 19 февраля 1861 года

Бывал у Мясоедова и врач-психиатр Леонид Алексеевич Ионин, портрет которого был написан Мясоедовым в 1892 году (местонахождение неизвестно).

В Полтаве у Григория Григорьевича гостили художники Николай Николаевич Ге, И. К. Пархоменко, бывал у него писатель Иван Алексеевич Бунин, в 1890-х годах живший в Полтаве, наконец, полтавские толстовцы И. Б. Файнерман (журналист, писавший под псевдонимом Тенеромо), И. М. Клобский, художник-пейзажист М. В. Алехин, Б. Н. Леонтьев и другие.

— 39 —

14. Г. Г. Мясоедов. Фотография. Ок. 1870

— 40 —

15. Засуха. 1880

В Полтаве Мясоедов организовал свою школу рисования и живописи, успешно работавшую несколько лет. Несмотря на платное обучение, школа была наполнена учениками. Летом учащиеся под руководством Мясоедова выезжали на этюды в живописные окрестности Полтавы, зимой рисовали с гипсов и писали живую натуру.

Впоследствии в Полтаве открыл школу И. К. Пархоменко, которого Мясоедов снабдил гипсами и другими принадлежностями.

К числу наиболее выдающихся учеников Мясоедова принадлежал Г. И. Цысс, впоследствии ученик И. Е. Репина. Портрет Мясоедова работы Цысса находится ныне в Полтавском художественном музее.

Талантливой ученицей была и Мария Эрвиновна Бухгейм¹⁹. Фотография учителя, украшенная цветами, всегда стояла на ее столике. Впоследствии Мария Эрвиновна окон-

¹⁹ Годы ее жизни — приблизительно с 1879 по 1909 год.

— 41 —

16. Засуха. Фрагмент

— 42 —

чила Одесскую художественную школу. В Полтаве она была лучшей учительницей рисования. В юные годы я также учился у нее, впитав в себя тем самым некоторые приемы и принципы мясоедовской школы.

Мясоедов очень ценил дарование Марии Эрвиновны и симпатизировал ей, называя ее за глаза «Моя бедная Марусына», сочувствуя ее несчастью. Она была горбата после перенесенной в детстве тяжелой болезни. Ростом она была с десятилетнюю девочку, рисовала и писала левой рукой. М. Э. Бухгейм организовала в Полтаве детский рисовальный кружок, который мальчиком посещал и я. Приходили мы два раза в неделю. Мария Эрвиновна обучала своих учеников основам рисунка и живописи. Я учился у нее в течение трех-четырех лет. Начав с рисунка карандашом, она переходила к растушевке «соусом»; рисовали мы с гипсов. Затем она занималась с нами живописью, ставила натюрморты. Вскоре мы уже писали с натуры виды из окон ее дома. Уже закончив обучение, я бывал у Марии Эрвиновны, и мы вместе ходили на этюды, писали виды полтавских предместий. С грустью узнал я о ее безвременной смерти (она умерла в возрасте около тридцати лет) и навсегда сохранил теплую память о друге и человеке.

Встречи с Мясоедовым на полтавских музыкальных вечерах, общие беседы за чайным столом в перерывах между занятиями музыкой помогли мне хорошо узнать его как простого, сердечного, скромного и доступного человека, гостеприимного и радушного хозяина, интересного собеседника. Вместе с тем я хорошо познакомился с творчеством Мясоедова, когда по многу раз рассматривал большую коллекцию его произведений, сосредоточенных в его полтавском доме. Я видел здесь большой эскиз «Самосожигателей», вариант картины «Страда», картину «Чтение «Крейцеровой сонаты», картину «Искушение», эскизы и этюды к многофигурному полотну «Пушкин и его друзья слушают Миц-

— 43 —

17. И. Е. Репин. Иван Грозный и сын его Иван 16 ноября 1581 года. 1883

кевича в салоне Зинаиды Волконской», многие портреты и пейзажи.

Картины художника привлекали меня своей проникновенностью, человечностью, лиризмом. Они всегда чему-то учили, западали в душу, оставляли в ней глубокий след.

Эмоциональное воздействие композиций Мясоедова на меня всегда было необыкновенным. Помню, когда впервые — еще ребенком — увидел я его картину «Бегство Григория Отрепьева из корчмы на литовской границе», то не

— 44 —

18. И. Е. Репин. Этюд к картине «Иван Грозный и сын его Иван 16 ноября 1581 года»

— 45 —

19. И. Е. Репин. Иван Грозный и сын его Иван. Фрагмент

— 46 —

20. Страда (Страдная пора. Косцы). 1887

отрываясь смотрел на нее и в детском ажиотаже кричал Григорию: «Скорее, скорее!», боясь, что его могут задержать. Помню, какой жалостью наполнилось сердце, когда я увидел лица крестьян во время «Земского обеда», какие тяжелые переживания вызывало созерцание молящихся о дожде голодных темных людей, надеждам которых не суждено осуществиться. Зато какая радость при взгляде на торжество труда в картине «Страда»!

По сей день вспоминаю я рассказы художника в его полтавской мастерской о композициях картин «Земство обедает», «Чтение манифеста 19 февраля 1861 года», историю позирования Репину для картины «Иван Грозный и сын его Иван». Вот, например, что говорил Григорий Григорьевич о замысле картины «Земство обедает»:

— 47 —

«Как-то сидел я перед мольбертом, погруженный в работу, и не заметил, как за моей спиной появился Крамской.

— О чем это вы так крепко задумались, Григорий Григорьевич?— услышал я голос Ивана Николаевича.

— Могу поделиться. Я никогда не делаю секрета из своих работ и готов выслушать каждого, тем более что сам почти никогда не могу серьезно оценить свой замысел и его выполнение. Я не принадлежу к числу художников, которые считают совершенством каждый свой мазок. Поэтому мнение других художников бывает мне очень ценным и полезным.

Видите ли, я хочу написать картину, где затронут вопрос об «освобождении» крестьян. Взять хотя бы пресловутую земскую реформу 1864 года, когда верховные власти признали за благо привлечь крестьян к управлению своими земскими делами. Разве крестьяне-гласные стали равноправными с гласными помещиками? Конечно, нет. Мне уже пришла в голову мысль, как создать такую картину, которая говорила бы за себя и в которой заключалось бы негодование по поводу обмана народа.

Вы посмотрите сюда (Крамской взглянул на полотно), на этих крестьян, которых я рассадил у крыльца барского земского собрания. Вы понимаете, к чему я клоню? Изображается самое обыкновенное, обыденное, житейское явление — обед. Сидели господа гласные земского собрания во время своей очередной сессии, судили-рядили, переливая из пустого в порожнее и обратно. Заседание затянулось, и господа захотели есть. Председатель дал звонок, приглашая всех к обеду, и заседание прервалось. Господа в своих сюртуках и фраках, с белыми манишками и манжетами, оживленно потянулись в столовую (этого в картине не видно — происходит, так сказать, за холстом). Там уже повар приготовил вкусный обед с шампанским, рябчиками и фазанами.

— 48 —

21. Крестьянин-косарь. Этюд. 1886-1887

— 49 —

А мужички, эти бородатые их товарищи, не бритые, не подстриженные, не опрыснутые духами, со своими посохами и котомками, в своих лаптях и сермягах, бедняки работяги, пришедшие издалека, может быть, за сотни верст — ехать не на чем, да и дорого,— вышли из душного помещения земской управы, где происходит сессия, на свежий воздух и расселись у дома: кто на крыльце, кто у самой стены дома, прислонившись к ней спиной, а один даже заснул на земле.

У них у всех усталый, изможденный трудом и недоеданием вид, на всех чувствуется веяние голодной, невыносимо тяжелой жизни. И начали они рыться в своих котомках и сумочках, чтобы отыскать что-нибудь на обед, но не нашли там ничего, кроме ломтиков сухого хлеба да зеленого лука. Стали молча есть эти «бутерброды», посыпая их солью и запивая холодной водой. А там за сценой, в доме,— шум, говор, веселье, смех. Хлопают пробки, вылетая из бутылок, официанты не успевают подавать тарелки, подносить новые кушанья и напитки.

Как вы думаете, сцена, разработанная в таком плане, может ли дать зрителю возможность почувствовать фальшь и лицемерие призыва мужиков к управлению своими делами, пробудить у зрителя негодование по адресу «вершителей реформы»?

И теперь моя задача в том, чтобы сцена, разработанная в стиле повседневного жанра, сама говорила за себя, приобрела и обобщенное значение, чтобы каждый зритель почувствовал, что в этом случае дан образ современного положения крестьян, понял, на какой обман народа пошло правительство, давая реформу!»

Мясоедов блестяще справился с задачей. «Земство обедает» — шедевр Мясоедова, классический образец живописи передвижников. Картина принесла художнику славу, обсуждалась, как событие, в обществе и в прессе. Успех «Зем-

— 50 —

22. Сеятель. 1888

— 51 —

ства» побудил Мясоедова продолжать работу в том же направлении.

На 3-й выставке он выступил с картиной «Чтение манифеста 19 февраля 1861 года». В памяти автора воспоминаний остались полтавские беседы, где Мясоедов говорил: «Из истории известно, как много появилось у нашего народа надежд, а вместе с тем и сомнений, когда он впервые услышал слова о воле. Он был так угнетен невыносимостью существования, что не мог по-настоящему надеяться и верить. Очень трудная задача возникала передо мною при создании композиции — ведь я писал картину двенадцать лет спустя после этого события, когда смысл и значение его были уже ясны.

Как крестьянин принял царскую грамоту о воле, которую ждал столетиями? Верил ли ей? Нужно было правдиво показать его, не прибавлять своего, от своих надежд, своего ума и чувства. Народ обмануть нельзя: он может не суметь сказать, что чувствует, но чувство его будет верно во всем, что касается земли и воли. И думалось мне — в крестьянских лицах (буде бы им читали вслух царскую грамоту) радость, просветление, улыбка надежды и тому подобные выражения были бы пошлостью и неправдой. Я видел и написал эти лица с печатью недоверия, опасения и привычной безнадежности; слушают они не оживленно, не все вместе, а задумчиво и каждый сам по себе».

Всех крестьян и обстановку Мясоедов писал с натуры в селе Спасском. Условия работы в жаркие дни были трудны, но художник блестяще справился со своей задачей. «Чтение Положения» — оригинальное, запоминающееся, побуждающее к раздумью полотно.

Обе картины — и «Земство обедает» и «Чтение Положения»— в сущности, свидетельствуют о том, что Мясоедов глубоко понимал весь драматизм народного бесправия, которое не могло быть снято половинчатой, компромиссной

— 52 —

реформой 1861 года. Это относится и к картине «Засуха» (1878), изображающей население целой деревни, собравшееся в поле, около священника, на молитву о ниспослании дождя. Сам Мясоедов говорил об этой картине: «Она пессимистична, безотрадна, показывает, что крестьяне, лишь недавно освобожденные от барщины, все еще испытывают нужду и голод. Они забывают о том, что вместо того, чтобы «хором» обращаться к господу богу с жалобой на голод, они должны были сплотиться в труде, чтобы именно в нем найти выход из положения... Работать сообща, объединиться и сплоченно бороться против голода».

Особенно запомнилось мне то воскресенье, когда по окончании музыки мы все по приглашению Григория Григорьевича поднялись в мезонин. Мясоедов сел у стола. Татьяна Борисовна²⁰ подавала ему разные полотна, и он рассказывал, где, когда, при каких обстоятельствах их писал.

В ходе беседы Григорий Григорьевич вынул из ящика стола и разложил перед нами несколько этюдов, изображавших голову художника в разных поворотах.

— А этого вы узнаете? —спросил художник, прищурив глаза со свойственной ему слегка иронической улыбкой.

С первого взгляда можно было безошибочно сказать, что этюды, исполненные с большим мастерством, смело и живо, поражающие портретным сходством, принадлежали кисти большого художника.

Ответив Григорию Григорьевичу, что сразу же узнали его, мы забросали его вопросами, когда и кем написаны этюды, с какой целью сделаны.

— Да, любопытная история,— ответил Мясоедов и рассказал примерно следующее: —Этюды, которые вы видите, писал с меня Илья Ефимович Репин лет двадцать пять тому назад. Он в то время писал картину о том, как Иван Грозный убивает своего сына. Ему понадобилась натура для обоих действующих лиц. При всем своем мастерстве, разви-

²⁰ Васильева Татьяна Борисовна — близкий друг Мясоедова (о ней см. ниже).

— 53 —

23. Пушкин и его друзья слушают Мицкевича в салоне Зинаиды Волконской. 1907

той технике, богатом опыте и незаурядной творческой фантазии Репин не допускал создания образа без натуры, просто из головы. Казалось, что было ему проще, чем изобразить царя-злодея? Нет, видите ли, ему надо было написать царя и царевича обязательно с натуры. Впрочем, с точки зрения требований реалистической живописи, это правильно: все должно иметь в основе своей подлинную природу. Для царевича он пробовал было сделать этюд с художника Менка, но потом отказался от него и остановился на писателе Гаршине. А вот для Грозного он долго не мог найти подходящее лицо, как оно рисовалось его творческому воображению. Он говорил мне, что хотел было использо-

— 54 —

24. Пробный оттиск (Портрет И. И. Шишкина). 1891

— 55 —

25. Этюд к картине «Чтение «Крейцеровой сонаты» 1892-1893

— 56 —

26. Этюд к картине «Чтение «Крейцеровой сонаты» Фрагмент

— 57 —

27. Этюд к картине «Чтение «Крейцеровой сонаты» Фрагмент

— 58 —

28. Этюд к картине «Чтение «Крейцеровой сонаты» Фрагмент

— 59 —

29. Дорога во ржи. 1881

вать в качестве натуры для царя внешний облик композитора Бларамберга, но убедился в том, что он для этой цели не подходит... слишком, видите ли, у него мягкое выражение для лица Грозного...

И вот однажды, когда мы мирно беседовали с Репиным на разные художественные темы, и, между прочим, о его новой картине, он вдруг говорит мне: «Дон Григорио — так меня называли многие с легкой руки Николая Николаевича Ге, — а не согласитесь ли вы немного попозировать мне для Ивана Грозного? Я сделал бы с вашего лица несколько этюдов, по которым уже мог бы писать и самого царя».— «Да ну, уж и нашли натуру»,— огрызнулся я».— «Нет, кроме шуток». И он объяснил мне, что, по его наблюдениям, мое лицо как нельзя больше подходит для этой цели и по общему складу, и в особенности тем, что я способен придать и всему лицу и глазам то выражение — зверское! — какое надо было показать в лице Ивана Грозного в трагический для него момент жизни, причем в этом зверстве должно

— 60 —

проскальзывать и выражение крайнего сожаления, раскаяния, горя и боли о содеянном злодействе... «Долго искал и всех знакомых перебрал, и на улице высматривал — нигде не найду подходящего лица,— добавил он.— Пожалуйста!» И умоляюще сложил на груди руки...

Я пытался было отнекиваться: и уезжать-де мне надо, и выставку очередную открывать. Не говоря о том, что и задание-то очень ответственное... Не тут-то было, пристал, как с ножом к горлу. А я его знал: ежели уж пристанет, то не отстанет нипочем. К своей цели стремился упорно, напролом, пока не достигнет своего. Так было и теперь. Пришлось сдаться, но, в конечном счете, я сделал это охотно и даже с удовольствием. И вот я начал позировать. Ну, знаете, и намучил же он меня во время этих сеансов. Уж раз я согласился, Репин считал, что я поступил в полное его распоряжение в качестве собственности, и распоряжался мной, как хотел. Раз десять, а то и больше, он писал меня с разными поворотами головы, при разнообразном освещении, на различном фоне, заставлял подолгу оставаться без! движения в самых неудобных позах и на диване и на полу, ерошил мои волосы, красил лицо киноварью, имитируя пятна крови, муштровал в выражении лица, принуждая делать, как он говорил, «сумасшедшие глаза», примерно вот этак (рассказчик широко раскрыл и вытаращил глаза). Взыскательный художник упорно продолжал поиски и не замечал моих мук. Наконец, после продолжительных терзаний он заявил, что все готово, и отпустил меня с миром, оставив мне в память несколько этюдов, которые вы и видите. В них наглядно отражена пройденная мною школа. Как видите,— добавил он улыбаясь,— и художник иногда может быть натурщиком, а насколько удачно — судите сами».

Останавливаясь перед картиной Репина, я всегда всматриваюсь в нее и вспоминаю Григория Григорьевича и те

— 61 —

30. Зреющие нивы. 1892

этюды, которые он показал нам в Полтаве много лет назад. Как мастерски сумел Мясоедов сыграть перед Репиным роль Ивана Грозного и как помог художнику создать незабываемый образ обезумевшего царя, в порыве гнева убившего своего сына и теперь — увы, слишком поздно — раскаявшегося в своем злодеянии! Как замечательно и с каким совершенством кисть великого мастера использовала все то, что давали ему гордое, благородное лицо и выразительные, полные огня глаза Григория Григорьевича!²¹

Этюды Репина разделили общую участь той части художественного наследия самого Мясоедова, которая хранилась

²¹ Черты лица Мясоедова внесены Репиным в картину без существенных изменений, с соблюдением портретного сходства.

— 62 —

в его полтавском доме. Иван Мясоедов после смерти отца устроил в Полтаве две выставки его произведений (в 1912 и 1913 годах), присоединив к ним и оставшиеся у художника картины его товарищей: Репина, Маковского, Дубовского, Ге, Шишкина и других. Современники писали, что один из этюдов Репина попал на выставку 1913 года. Эта коллекция Мясоедова, хранившаяся в его полтавском доме, впоследствии была распродана его сыном.

Среди работ Мясоедова, увиденных мною в его доме, хорошо запомнилось небольшое полотно «Срубленное дерево». Громадный дуб, срубленный под корень, падая, разбил стоявшую поблизости березку. С увядшими листьями, она лежит теперь на земле, а рядом виден расщепленный на изломе пенек. В этом пейзажном мотиве художник создал незабываемый образ, и сейчас у меня перед глазами эта картина, иносказательно повествующая о горе, постигшем молодое существо, жизнь которого разбита безжалостным случаем: образное зрелище судьбы, вовлеченной в катастрофу другой жизни.

Картина висела в большом зале, где мы собирались на музыку.

«Смотрите, смотрите на эту картину,— говорил художник,— она глубоко символична. В моем творчестве меня часто занимала аллегория. Аллегорической картиной у меня является и полотно «Срубленное дерево»; иначе могу назвать ее «Сила судьбы». Срубленный дуб, падая, сломал выросшую в опасной близости хрупкую березку. Ее жизнь разбита злым роком. Не так ли часто случается и с людьми, жизнь которых бывает сломлена злыми силами судьбы. Глядя на картину, вы поймете заложенные в нее эмоции, которые владели мною, когда я ее создавал. Кто этот дуб, кто эта береза? Примеров в жизни достаточно...

Наиболее аллегоричны у меня «Сумерки». Сама по себе картина имеет пейзажный характер. По внешнему виду —

— 63 —

31. Родник (Пейзаж с водовозом. Вид в Павленках). 1890 — начало 1900-х годов

как будто «Свидание на берегу моря». Но я заложил в нее иносказание, которое выражено и в самом названии картины — «Сумерки». Это сумерки жизни двух людей, когда между ними уже все сказано и дальше — ночь. В данном случае присоединяется автобиографический элемент — я хотел сказать о сумерках своей личной жизни».

— 64 —

Общий характер рассуждений Мясоедова на эту тему, как они мне запомнились, позволяет предположить, что, по-видимому, аллегорической была до известной степени и картина «Дорога во ржи» (другое название— «После грозы»), где изображен человек, уходящий навстречу ночи. Быть может, здесь отражена судьба самого художника, идущего в неизвестность после того, как была разбита его жизнь.

«В картину «Сеятель» я заложил аллегорический портрет Л. Н. Толстого,— говорил Мясоедов.— Не случайно я придал сеятелю черты великого писателя, полагая в нем того сеятеля добрых начал, какого мы знаем в лице Толстого. Я пришел к этой мысли давно, но лишь в последнее время постарался придать лицу и фигуре сеятеля черты Толстого, тем самым усилив аллегорический характер картины»²² .

В этот же поздний период своего творчества, в 1904 году, Мясоедов задумал большую композицию на тему о встрече польского поэта Мицкевича с Пушкиным в салоне княгини Зинаиды Волконской, одной из самых просвещенных женщин своего времени. Избрав темой произведения дружбу двух великих людей того времени, Мясоедов показал родство культур двух близких по духу народов.

Написав законченный эскиз картины, несколько переросший форму обычного эскиза (чтобы «оставаться на твердых ногах», как художник пояснил живописцу А. А. Киселеву), он послал последнему снимок эскиза. Киселев указал Мясоедову на некоторые недочеты. В ответном письме Мясоедов сообщал, что указанные недостатки он устранил, добавив:

«Ваше сравнение с тайной вечерей даже очень мне польстило, ведь собрание у Волконской (эта семья всегда отличалась свободомыслием) было собранием апостолов от цивилизации, и в собраниях этих людей сеялись семена свободы, оттуда вышли частью и декабристы. Мицкевич был

²² В 1887 году Мясоедов написал картину «Сеятель» (Рига, Гос. музей латышского и русского искусства), а в 1908 году сделал эту картину в большом размере и вместе с «Чтением «Крейцеровой сонаты» подарил Толстовскому музею в 1911 году («Толстой — сеятель», музей ИРЛИ АН СССР). По поводу этой картины В. Г. Короленко писал: «В одно время замечали сходство «Сеятеля» с фигурой великого старца, в картине чувствовалось символическое значение. В настоящее время сходство с ушедшим от нас великим писателем еще подчеркнуто» («Русские ведомости», 1911, 28 авг.).

— 65 —

32. Т. Б. Васильева и Г. Г. Мясоедов. Фотография. 1911

— 66 —

33. Весной. 1890

делегат от Европы, вроде апостола Павла, так что это собрание и было собранием христиан Культуры и, в конце концов, было разогнано полицией»²³.

Мясоедов долго и упорно работал над этой композицией, для чего Академия художеств предоставила ему квартиру и мастерскую в помещении Академии в Петербурге. Живописно расположенная группа русских писателей и поэтов, богатый интерьер, обстановка, костюмы — все это было тщательно проработано на натуре и по достоинству оценено современниками, зрителями и критикой. Здесь Мясоедов

²³ Цит. по кн.: Г. Г. Мясоедов. Письма, документы, воспоминания, с. 147.

— 67 —

убедительно показал, что в годы суровой реакции после разгрома декабристов лучшие люди страны не переставали мечтать о свободе. В этом главное значение картины. Она была показана на Передвижной выставке 1908 года. Ныне это полотно — во Всесоюзном музее А. С. Пушкина в городе Пушкин.

В связи с этой картиной мне вспоминается еще одна беседа с художником.

Как-то в Полтаве в воскресный день он пригласил меня поиграть дуэты. Придя к нему, я застал его в большой комнате, где обычно мы собирались для музицирования. Он стоял перед эскизом упомянутой композиции «Пушкин и его друзья слушают Мицкевича в салоне Зинаиды Волконской», погруженный в раздумье. Мне показалось, что его глаза увлажнены...

— Я не помешал вам, Григорий Григорьевич?

— О нет, ведь я звал вас,— любезно ответил он.— Я сейчас ничего не делаю, созерцаю мою «лебединую песню».

— Почему же лебединую?

— Понятно. Теперь уже вряд ли сделаю что-нибудь серьезное, стоящее, ведь мне семьдесят пять, а это, знаете ли...— Он сделал выразительный жест.

— Но вам нечего жаловаться, Григорий Григорьевич, у вас еще так много бодрости, много замыслов,— отвечал я в надежде смягчить горечь его слов.

— Пожалуй, это и так, но я теперь пишу только этюды, чтобы не отсутствовать на выставках, а на большее не хватает, голубчик... А вообще, если оглянуться назад, то выходит, что многого не сделал из того, что замышлял! Мечтал, например, еще лет тридцать тому назад воплотить в композиции образ Петра Великого — не того юноши, мальчика, который нашел в хламе английский ботик, а великого преобразователя России; революционера на троне, всколых-

— 68 —

нувшего тут все... да! А ведь ничего не вышло: наступили! сумерки жизни, которые так и не рассеялись...

— Но вы сделали и без того так много: ваши полотна — слава русского искусства, а одно Товарищество! . . Я верю в то, что ваша кисть не оскудела...

— Нет, не говорите: сейчас у меня одна забота — думать о станции назначения... Ну да что говорить? Давайте лучше поиграем Боккерини. В музыке великая сила и ценность, она никогда не обманывает, а все эти потуги... — Он с досадой махнул рукой, и в этом жесте было так много горечи разочарования!

Поиграв, как обычно, часа два, мы пошли в столовую. Здесь продолжался разговор, прерванный Боккерини.

— Вот, дорогой мой, у вас все впереди, не допускайте же ошибок, подобно мне, не задавайтесь многим, чтобы не упустить малого. Вот, к примеру, я все время задумываюсь над тем, чтобы сотворить что-то новое в пейзаже, и не удается... Вот и теперь перед моим умственным взором рисуются бесконечные просторы русских полей, лугов, лесов— все то, что можно выразить словами «святая Русь». Я так и понимал бы свое назначение в настоящее время — дать картину этой святой Руси — великий обобщенный образ нашей родины. Но, боюсь, силы не хватит, хоть это и просто на словах... — Он поднялся из-за стола, и мы снова пошли к своим пюпитрам.

Разговор больше не продолжался.

Интересно, что беседа не случайно зашла о Петре I. К образу Петра I Мясоедов обращался дважды. На Первой передвижной выставке он дал картину «Дедушка русского флота», изображающую Петра живым подростком, с любопытством рассматривающим удивительное суденышко.

Весной 1878 года Мясоедов писал жене, Е. М. Мясоедовой, о замысле новой картины — «Петр в Саардаме»: «На обороте ты найдешь рисуночек: это сюжет моей буду-

— 69 —

34. Г. Г. Мясоедов. Фотография. 1910

щей картины, он должен меня поставить на место, о котором я мечтал, а если этого не случится, вина будет моя <...> Это Петр в Саардаме <...> гигант молодой и необузданный, его мозг полон планов <...> отсюда выйдут те перевороты, та революция, которая должна быть на его лице выражена в данный момент. <...>

Если я сделаю это, как мне кажется и как я хочу, то все ляжет плашмя около моей картины. Сбереги этот рисуночек, он — первый штрих, который я сделал, как я от него отойду — интересно будет знать»²⁴.

Картина не была написана художником. Академик А. В. Гордлевский, женатый на племяннице Е. М. Мясоедовой,

²⁴ Цит. по кн.: Г. Г. Мясоедов. Письма, документы, воспоминания, с. 78-79.

— 70 —

рассказывает, как был обнаружен рисунок и о возможных причинах неосуществления замысла: «Разбирая в 1912 году в усадьбе Кривцовых на Зуше старые бумаги, я нашел между ними письмо Г. Г. Мясоедова, адресованное из Петербурга жене. Главный интерес письма в эскизе карандашом — единственный материальный отголосок задуманной картины».

Мясоедов хотел разрешить в своей композиции внутреннюю коллизию молодого царя, но, по-видимому, взял на себя непосильную задачу, и картина была оставлена. И трудно сказать, насколько были основательны слова «все ляжет плашмя около моей картины»: Мясоедов иногда увлекался. Среди причин этой неудачи были и личные обстоятельства: брак с Елизаветой Михайловной оказался несчастливым, через два года — около 1880 года — произошел разрыв.

Настроение художника в полтавские годы не отличалось светлыми чертами. Художник был внутренне сосредоточен, часто мрачен. Все более и более терял он связь с Товариществом передвижных художественных выставок. В 1902 году он порвал и с Академией художеств, представив в академический совет «Мнение», где изложил мотивы, побуждающие его отказаться от участия в делах Академии. Прямота и честность, с которыми он защищал свои прогрессивные взгляды, приходились не ко двору и великому князю Владимиру Александровичу, президенту Академии художеств, и ее вице-президенту графу И. И. Толстому. «Особые мнения», подаваемые Мясоедовым, клались под сукно, рассматривались как желание поставить палки в колеса Академии или как «вынесение сора из избы». «Мне остается только отойти в сторону,— писал Мясоедов,— чтобы избавить себя от ответственности за неисполнение свободно принятых на себя обязанностей».

В эти годы Мясоедов чаще всего обращается к темам углубленно-созерцательного, отвлеченного характера и ре-

— 71 —

35. Г. Г. Мясоедов на этюде в усадьбе Левицких «Одинцово». Фотография. 1903

— 72 —

лигиозного содержания. Такова его работа «Вдали от мира» (местонахождение неизвестно; сохранившийся этюд к ней «Голова монаха» находится в Полтавском художественном музее), картина «Сам с собою» (тоже утрачена), где изображается человек, одиноко сидящий за шахматной доской.

Произведением, созданным в Полтаве, является картина «Искушение» (1897): среди пустыни в раздумье стоит Христос, от которого только что отошел искушавший его дьявол. Над этим огромных размеров полотном художник работал упорно и долго, но картина получилась ходульной, надуманной, выхолощенной и невыразительной.

Картина была показана на 25-й и 35-й Передвижных выставках, затем оставалась у автора и попала на посмертную выставку 1912 года в Полтаве.

С. Г. Семенченко писал в газете «Полтавская речь» по поводу «Искушения»: «Полотно «Искушение» представляет Христа в пустыне в момент внутренней борьбы с кем-то, кого он поборол. Эти сложные, не конкретные идеи, как и те отвлеченные понятия, которые Спенсер так выразительно назвал «точками подвижного равновесия»,— всегда колеблются в индивидуальном представлении людей. По самой сущности все картины, темой которых избирается изображение Христа, обречены на общую участь быть понятыми лишь теми, чье понимание совпадает с пониманием автора»²⁵.

В Полтаве была написана картина «Чтение «Крейцеровой сонаты» Л. Н. Толстого» (1893, Ленинград, музей ИРЛИ). Она имеет и другие названия: «Новые истины», «Между мраком и светом». Здесь художник отразил интерес к жизни русской интеллигенции, внимание к философским, моральным, социальным проблемам, затронутым Л. Н. Толстым в его произведении. Идеи, внесенные в русскую жизнь Л. Н. Толстым, играли большую роль в мироощущении художника этого периода. Художник познакомился с Толстым еще в 1880-х годах, вел оживленную пе-

²⁵ «Полтавская речь», 1912, 12 дек.

— 73 —

реписку с В. Г. Чертковым, другом и последователем великого писателя. По-видимому, Мясоедову, с сочувствием относящемуся к патриархальной русской деревне, были близки многие идеи, проповедовавшиеся в кругу Толстого.

Художник разделял некоторые воззрения Толстого на крестьянство; ему была понятна толстовская критика лживой буржуазной морали, деятельности различных общественных и государственных учреждений, наконец — призыв к нравственному самоусовершенствованию.

Композиция представляет собой групповой портрет некоторых представителей передовой интеллигенции России того времени. Здесь мы видим В. В. Стасова, Н. К. Михайловского, Н. Н. Ге, П. П. Забелло, Д. И. Менделеева, брата Н. А. Ярошенко, П. Г. Васькова-Примакова, Е. Р. Дейтрих.

Короленко писал о картине: «В комнате, освещенной настольной лампой, читается, очевидно, только что вышедшая повесть. Желтый свет падает на лица чтеца и ближайших слушателей. В постепенно сгущающемся сумраке виднеются стоящие и сидящие фигуры, и на всех лицах веяние глубокого, захватывающего интереса. Картина писана в Полтаве, многие лица списаны с натуры с значительной отчетливостью. Но воображение художника населило полутьму фигурами известных писателей и художников, не присутствовавших на чтении в данный момент и в данной обстановке. Вся эта композиция полна глубокого интереса»²⁶.

Картина была показана на 21-й Передвижной выставке в 1893 году, после чего находилась у автора в Полтаве. В 1911 году Мясоедов подарил ее вместе с «Сеятелем» Толстовскому музею в Петербурге.

Смысл и значение картины, конечно, не в том, что вот известные люди собрались для чтения. Важно то, что читается нечто открывающее людям «новые истины», ведущие «от мрака к свету»... И вообще мне представляется, что двойное название картины: «От мрака к свету» («Чте-

²⁶ «Русские ведомости», 1911, 28 авг.

— 74 —

ние «Крейцеровой сонаты») более соответствовало бы замыслу художника.

«Крейцерову сонату» Толстого Мясоедов очень любил и так же проникновенно относился к скрипичной сонате Бетховена, именем которой названа повесть Толстого; он мог слушать ее каждый день.

Для картины Мясоедов писал портретные этюды: Стасова, Забелло, Ге. К сожалению, художественное исполнение самой картины ниже того уровня мастерства, который обычен для Мясоедова.

В Полтаве же Мясоедов написал картину «Семья Годунова», по мотивам драмы Пушкина (1896, Москва, частное собрание). Нарочитое противопоставление добра (юные, беззащитные дети Годунова) и зла (убийцы с ножами в руках) делает картину мелодраматичной, театральной. Картина, по существу, является не особенно удачной иллюстрацией к драме Пушкина.

В начале девятисотых годов Мясоедов много работал и над этюдами. Кроме того, в Полтаве он занимался и повторением своих ранних произведений. В 1892 году художник написал вариант-повторение «Страды», в 1906 году — повторение «Искушения». В 1908 году он создал картину «Толстой — сеятель» как вариант картины 1888 года «Сеятель».

В 1904 году Мясоедов написал картину «На пути к знанию» («Курсистка»). Картина эта имеет особое значение в творчестве Мясоедова. Как художественное произведение картина едва ли идет многим далее портрета, лишь снабженного некоторыми многозначительными аксессуарами (череп, кусок простого хлеба и т. п.), которые, тем не менее, свидетельствуют о том, что художник стремился придать образу обобщенный характер. Сюжет портрета — в названии «На пути к знанию». За столом при свете лампы сидит девушка. За окном брезжит рассвет. Усталый взгляд кур-

— 75 —

систки свидетельствует о бессонной ночи, об упорном, постоянном труде. В годы, предшествовавшие первой русской революции, многие художники уделяли внимание изображению представителей русской интеллигенции, будущих активных участников событий 1905 года.

Моделью для картины послужила Т. Б. Васильева, на долю которой выпало разделить одиночество художника в последние семь лет его жизни.

При своих частых посещениях Москвы Мясоедов в 1904 году познакомился с семьей Васильевых, где его тепло принимали, «удручая избытком любезности и угощения», как он писал А. И. Кривцовой. Здоровье его к этому времени пошатнулось. К тому же он ушиб ногу, когда был сбит на Невском проспекте зазевавшимся ломовиком («и я зевака»).

Тридцатилетняя Татьяна Борисовна Васильева стала за ним присматривать в качестве сиделки.

В одном из следующих писем Кривцовой из Петербурга Мясоедов писал:

«Думаю убраться в Москву, где хочу сделать подготовительную работу для будущей картины («Мицкевич у Волконской».—В.О.), из Москвы поеду в Полтаву, где пробуду недели две или три, займусь реставрацией дома и садом, и только оттуда направлюсь в Ялту, где и начну заниматься своей особой, и то, если Васильева согласится опять за мной присмотреть, а один я все перезабуду и никакого толка из меня не будет»²⁷.

Васильева в Ялту приехала, а оттуда вскоре последовала за Мясоедовым в Полтаву, где и оставалась при нем до конца его жизни. Ее присутствие и постоянные заботы облегчили Мясоедову его тяжелое одиночество. Созданная ею жизненная обстановка делала возможным для художника дальнейшее творчество и, несомненно, помогла ему справиться со сложной задачей написания громадной картины.

²⁷ ОР ГТГ, ф. 133.

— 76 —

Положение этой самоотверженной женщины в доме Мясоедова, с точки зрения окружающих художника людей, было несколько неопределенным, и она это сознавала, судя по той настороженности, с которой она порой держалась, как бы чего-то опасаясь. Он же не стремился раскрыть перед своими друзьями характер их отношений. Вероятно, здесь, как и во многом, проявилась одна из странностей Мясоедова, поставившего, например, свою вторую жену, К. В. Иванову, на положение воспитательницы при собственном сыне. Однако нет нужды доискиваться подлинного характера отношений Мясоедова и Татьяны Борисовны. Последняя определила их лучше всего сама, возложив на гроб художника венок «от друга».

Мне довелось познакомиться с Татьяной Борисовной в 1909 году в Полтаве, когда начались наши памятные музыкальные вечера.

Появившись впервые на даче Мясоедова, я обратил внимание на присутствие в доме молодой женщины, на вид лет тридцати, шатенки, выше среднего роста, принятой мною за обыкновенную экономку. Внешне мало интересная, молчаливая и задумчивая, она, как мне показалось, и по культурному уровню стояла ниже хозяина дома. Мясоедов никого из нас, участников ансамбля, с нею не познакомил, а когда все мы в перерыве между музыкой вышли, как обычно, из зала в столовую к чайному столу, он обратился к ней с лаконичными словами:

— Татьяна Борисовна, это участники нашего кружка. Угостите-ка нас чайком...

Я пожал ее мозолистую шершавую руку, обнаруживавшую прикосновение к грубым работам. На ее серьезном лице лежала печать какой-то озабоченности. За столом она не участвовала в общих разговорах, уделяя все внимание только Мясоедову: «Не устали ли вы уже от игры, Григорий Григорьевич?», «Не выпьете ли еще чашечку чая?» и т. п.

— 77 —

Музыкальные собрания происходили попеременно то на даче Мясоедова, то в квартире моих родителей. К нам от его дачи было минут тридцать ходьбы через пустынные переулки Полтавского предместья. И вот вижу, бывало, как они идут к нам на музыку через двор: впереди Мясоедов, а за ним Татьяна Борисовна, несущая скрипку и альт. Если были нужны для текущего концерта какие-нибудь ноты, их несла та же Васильева. Когда Мясоедов приглашал меня к себе поиграть дуэты, в перерывах между собраниями, то часто под конец вечера Татьяна Борисовна появлялась в зале якобы по хозяйственным делам, на самом же деле с тем, чтобы напомнить Мясоедову об отдыхе.

Она прочно вошла в жизнь художника и оказалась ему очень нужной и полезной при его убывающих силах. Она ухаживала за ним, охраняя его покой, вела счета по хозяйству, собирала урожай сада, читала книги и газеты, сопровождала в поездках за границу (1908, 1910-1911 годы).

Сохранилось несколько ее писем к А. И. Кривцовой, написанных вскоре после смерти Мясоедова. Они говорят о ее теплом чувстве к художнику, давая картину его последних дней. Эти письма обнаруживают в ней человека интеллектуально развитого, тонкого. Она же проводила его в последний путь, возложив венок «От друга Т. Б. В.».

Весь 1906 год прошел в упорной работе над композицией «Мицкевич в салоне Волконской». В конце 1907 года Мясоедов писал А. И. Кривцовой: «...кончаю картину, кругом равнодушие и недоброжелательство, хотя я убежден, что сделал серьезное дело, но так это ненужно и чуждо, такая кругом царит чушь, что этого никаким пером не опишешь»²⁸.

Вот как сам он характеризовал свое состояние в другом письме ей же того же года: «Написать Вам что-нибудь о состоянии моего здоровья хорошего не могу. Главное — это ветхость, которая отнимает у меня всякую возможность ду-

²⁸ Цит. по кн.: Г. Г. Мясоедов. Письма, документы, воспоминания, с. 149.

— 78 —

ховного праздника. Будни всегда... Только музыка и живопись дают какое-то развлечение и хотя тихую, но все-таки радость. Не знаю, понятно ли Вам, как на старости человек начинает подыматься от земных радостей и все видеть с птичьего полета, и глаз видит только издалека, и ухо не терпит треска пустой болтовни, и голова отказывается понимать глупое, личное, мелкое, и начинаешь в этой суете видеть ясно, как много глупых усилий делается для целей, ни к чему не ведущих.. .»²⁹.

Весною 1908 года вместе с Татьяной Борисовной Мясоедов совершил поездку на Адриатику (Люсинпикколо) для поправки здоровья.

1909 год — последний год активной жизни — Мясоедов провел главным образом в Полтаве, где весной организовал музыкальный кружок, занимался музыкой и садом. В конце года он писал в Ялту А. И. Кривцовой: «Живу до такой степени однообразно, что даже писать-то не о чем. Пишу потому, что такую скверную взял привычку, ковыряю и режу в саду, потому что вообразил, что это интересно, и все это делается потому, что иначе ведь подохнешь со скуки...»³⁰.

В сентябре 1910 года Мясоедов писал Кривцовой: «Уж как давно должен был написать Вам, и все молчу. А что заставляет меня молчать? Иногда хотел бы говорить, и все как-то не говорится. Очень давно как-то забыл правду простую и привык ходить около правды.. .»³¹. И в конце октября того же года: «Что будет не знаю, так как нахожусь в конце болезни и не владею еще своими способностями вполне... Что это было? Одни говорят — вступление в паралич, другие что-то другое... Но дар слова я на некоторое время потерял, а потом мало-помалу опять начал балакать... Невольно глаза обращены в окно и следят за листьями, дрожащими от дождя после бури, только улегшейся. Так и в глубине души что-то улеглось, но едва ли совсем»³².

²⁹ ОР ГТГ, ф. 133.

³⁰ Там же.

³¹ ОР ГТГ, ф. 133, ед. хр. 22.

³² ОР ГТГ. 133, ед. хр. 23.

— 79 —

В октябре 1910 года Мясоедов с Татьяной Борисовной выехал на Ривьеру для лечения. Через полгода вернулся больным и 24 мая писал Кривцовой: «...Я уже месяц как вернулся из-за границы и в настоящую минуту больной, по приказу доктора лежу в постели. <...> Вопрос идет о серьезной болезни. <...> За границей провел полгода, и все было хорошо, но последний месяц простудился и переутомился. Целый месяц пролечился и кое-как доехал домой. <...>

Я проехал часть Французской Ривьеры, часть Тироля и в городе Арко заболел...

Сейчас сижу у себя на даче, где тоже хорошо и зелено, и цветет, и плоды завязываются»³³.

Весной 1911 года, вернувшись в Полтаву из Петербурга на каникулы, я узнал от родных о тяжелой болезни Мясоедова. Когда он немного поправился, я, перед отъездом в Петербург, навестил его на даче, где он жил под присмотром Васильевой. Он выглядел плохо, постарел, похудел, осунулся, говорил медленно, не совсем внятно, путая отдельные слова. С помощью Татьяны Борисовны с трудом передвигался по комнатам, держась за окружающие предметы.

Когда он узнал, что я собираюсь в столицу, то просил не задерживаться там.

— Мы еще должны поиграть с вами дуэты. Я уже давно не играю, Александр Александрович (Волкенштейн.— В.О.) не велит, а без музыки очень тяжело. Хорошо еще, что Мария Антоновна частенько заглядывает, поиграет на рояле, да иной раз Филипп Федорович забежит, из «Крейцеровой» попиликает... А то и совсем было бы плохо. Приезжайте...

Я уехал, а когда на рождественские каникулы вернулся в Полтаву, уже не застал Григория Григорьевича в живых: накануне моего приезда, 17 декабря, он скончался.

Бывшие при нем до конца близкие рассказывали, что, находясь уже почти без сознания, он просил играть ему на

³³ Цит. по кн.: Г. Г. Мясоедов. Письма, документы, воспоминания, с. 163.

— 80 —

рояле. Мария Антоновна исполняла Баха, Бетховена, Шопена, и это облегчало его страдания. Так он и ушел из жизни под звуки «Аппассионаты» Бетховена.

О болезни и его последних днях рассказывала Татьяна Борисовна в письме к А. И. Кривцовой от 30 декабря 1911 года:

«Заболел Григорий Григорьевич в апреле 1910 года. Зиму 1910/1911 года провел за границей, был довольно бодр, но в апреле 1911 года в г. Арко (Тироль) его свалил первый сердечный припадок, с тех пор сердце уже не поправилось. Поправившись, насколько можно, он приехал в Полтаву, откуда сам Вам писал, что сильно болен. В мае 1911 года удар повторился, он сопровождался потерей речи. Речь вернулась, но писать он не мог уже до конца жизни. Лето прошло довольно хорошо, и хотя доктора и не ожидали, что он протянет еще долго, но все-таки надеялись, что дотянет до весны. Дыханье, всегда плохое, еще ухудшилось к концу ноября, и тут быстро покатило под гору. Ваня готовился в Петербурге к конкурсу на третью заграничную поездку. Григорий Григорьевич с присущей ему деликатностью не хотел ему мешать в работе и просил только написать ему о своей тяжелой болезни. Но чувствуя, что рискует не увидеть его совсем, послал за неделю телеграмму: «Если хочешь, приезжай повидаться». Иван Григорьевич приехал и последние дни и ночи дежурил у постели больного отца. Но, к сожалению, сознание больного стало меркнуть все более и более, и в субботу 17 декабря в 10 час. 15 мин. вечера он скончался.

По его желанию, гражданские похороны совершились на Павленках в саду его. Он стоически ждал смерти и распорядился всем...»³⁴.

На другой день после кончины Мясоедова вся пресса, русская и зарубежная, возвестила о смерти патриарха передвижников. Местные газеты писали, что в траур о нем об-

³⁴ ОР ГТГ, ф. 133, ед. хр. 33.

— 81 —

лекается вся страна. «Память о нем останется в сердцах благодарных потомков, и не только как о великом художнике, но и как о человеке в буквальном смысле слова»... «Со смертью Григория Григорьевича,— писали газеты,— город потерял одного из деятельнейших сограждан...»³⁵. Вспоминали о его заслугах в создании громадного театрального занавеса, который он поднес в дар городу.

С. Г. Семенченко в некрологе отмечал почетное место в искусстве, принадлежащее Г. Г. Мясоедову как инициатору и организатору Товарищества передвижников, указывал, что девизом его жизни было: «Не делай другому того, что не желаешь себе»; о воззрениях Мясоедова писал, что он не принимая полностью учения Толстого, к духу этого учения был, по-видимому, близок. Вспоминал о знакомстве Мясоедова с Толстым, у которого художник бывал в Ясной поляне и имел счастье принимать его у себя на даче в Ялте³⁶.

М. А. Шимкова вспоминала, что Мясоедов осенью 1909 года ставил в театре живые картины к поэме Шевченко «Катерина», написав к ним музыку, как в ноябре 1911 года собирался устроить в Полтаве выставку своих произведений в пользу Общества трудящихся женщин, но по болезни отложил это намерение. Отмечала отзывчивость Мясоедова, на вид сурового и сосредоточенного человека...³⁷.

Мясоедов завещал похоронить себя без обрядов в усадьбе. Полиция воспрепятствовала погребению в усадьбе, и прах художника был предан земле на городском кладбище.

В туманный морозный день 20 декабря 1911 года мы прощались с ним. В два часа дня в городской квартире Мясоедова собрались его знакомые и почитатели, здесь были супруги А. А. и О. С. Волкенштейн, А. П. и М. А. Шимковы, С. Г. и А. А. Семенченко, адвокат Старицкий с женой, А. П. Бельговская, В. П. Ашхарумова, участники музы-

³⁵ «Полтавская речь», 1911, 20 дек.

³⁶ Там же.

³⁷ «Полтавская речь», 1911, 29 дек.

— 82 —

кального кружка, представители столичной и местной прессы. Из Москвы приехал скульптор С. Д. Меркуров, сделавший слепок с головы Мясоедова. Были возложены венки: «От друга Т.Б.В.», от Общества трудящихся женщин, от Общества изящных искусств, от друзей и почитателей.

Скромная процессия без священников, без крестов и певчих двинулась на кладбище. Мясоедов просил написать на его надгробии «Царство божие внутри нас». Мне представляется, что эти слова хорошо выразили его мировоззрение в те годы.

И когда я возвращался домой, я думал: «Для того, кто прожил жизнь, как он, смерть не страшна: для него она представляет лишь кристаллизацию духа в великой сокровищнице всемирной культуры...»

Через два часа после того, как прах Мясоедова был предан земле на кладбище, пришло разрешение из Петербурга хоронить в усадьбе. 24 декабря сын художника Иван перенес прах отца в усадьбу и похоронил на точно указанном отцом месте. Здесь и поныне могила Мясоедова. Над нею скромный гранитный обелиск с надписью: «Выдающийся русский художник Г. Г. Мясоедов. 1835—1911»³⁸.

В 1975 году на территории бывшей усадьбы Мясоедова сооружен одноэтажный домик на месте, где прежде стоял его дом. В новом домике устраивается мемориальная комната Мясоедова, где будут собраны реликвии, связанные с именем художника.

³⁸ В действительности Г. Г. Мясоедов родился в 1834 году.

— 83 —

КРАТКАЯ ХРОНОЛОГИЯ

— 84 —

— 85 —

— 86 —

— 87 —

— 88 —

 

— 89 —

— 90 —

ПРИМЕЧАНИЯ

¹ В основе публикуемых «Воспоминаний о Мясоедове» лежит небольшой очерк В. С. Оголевца, помещенный в составленной им книге «Г. Г. Мясоедов. Письма, документы, воспоминания» (М., 1972). Автор переработал очерк, дополнил его некоторыми новыми, любопытными подробностями, иллюстрировал новыми изобразительными материалами. В настоящем виде воспоминания имеют самостоятельный интерес, чем и объясняется издание их отдельной книгой.

² Масалина Н. Мясоедов. М., 1964, с. 53.

³ Там же, с. 50.

⁴ См.: Масалина Н. Мясоедов; Шувалова И. Мясоедов. Л., 1971; Г. Г. Мясоедов. Письма, документы, воспоминания. М., 1972.

⁵ Гартевельд Вильгельм Наполеонович (1862-1927) — композитор и пианист, по происхождению швед. С 1885 года жил в России.

⁶ Поводом для высылки С. Я. Оголевца, участника народнического движения 1870-х годов на Украине, послужило его появление в Киевском военно-окружном суде свидетелем защиты подсудимого Р. А. Стеблин-Каменского, обвиняемого в вооруженном сопротивлении жандармам и полиции (1879).

⁷ Кривцова Анастасия Ивановна (1850-1940) — жена брата Е. М. Мясоедовой, первой жены художника, постоянный его адресат.

⁸ ОР ГТГ, ф. 133.

⁹ Булль Уле (Оле) (1810-1880) — знаменитый норвежский скрипач.

¹⁰ Мясоедова Елизавета Михайловна, в девичестве Кривцова (1835-1907) — первая жена художника.

¹¹ Иванова Ксения Васильевна (ок. 1860-1899) — художница, экспонент передвижных выставок. На 26-й Передвижной выставке показала картину «Слава Богу!», где в образе больного отца представлен Г. Г. Мясоедов.

— 91 —

¹² Мясоедов Иван Григорьевич (1881-1953), впоследствии художник. О нем см. ниже.

¹³ Волкенштейн Александр Александрович (1853-1925) — земский врач, живший в Полтаве.

¹⁴ Частично опубликовано в кн.: Г. Г. Мясоедов. Письма, документы, воспоминания, с. 138.

¹⁵ Цит. по кн.: Г. Г. Мясоедов. Письма, документы, воспоминания, с. 102.

¹⁶ Там же, с. 103.

¹⁷ Волков Василий Алексеевич (1840-1907) окончил Академию художеств, экспонировался на передвижных выставках. Преподавал рисование в Полтавском кадетском корпусе.

¹⁸ Первая жена А. А. Волкенштейна, Людмила Александровна, узница Шлиссельбурга, погибла в 1906 году во Владивостоке, вернувшись из ссылки.

¹⁹ Годы ее жизни — приблизительно с 1879 по 1909 год.

²⁰ Васильева Татьяна Борисовна — близкий друг Мясоедова (о ней см. ниже).

²¹ Черты лица Мясоедова внесены Репиным в картину без существенных изменений, с соблюдением портретного сходства.

²² В 1887 году Мясоедов написал картину «Сеятель» (Рига, Гос. музей латышского и русского искусства), а в 1908 году сделал эту картину в большом размере и вместе с «Чтением «Крейцеровой сонаты» подарил Толстовскому музею в 1911 году («Толстой — сеятель», музей ИРЛИ АН СССР). По поводу этой картины В. Г. Короленко писал: «В одно время замечали сходство «Сеятеля» с фигурой великого старца, в картине чувствовалось символическое значение. В настоящее время сходство с ушедшим от нас великим писателем еще подчеркнуто» («Русские ведомости», 1911, 28 авг.).

²³ Цит. по кн.: Г. Г. Мясоедов. Письма, документы, воспоминания, с. 147.

²⁴ Цит. по кн.: Г. Г. Мясоедов. Письма, документы, воспоминания, с. 78—79.

²⁵ «Полтавская речь», 1912, 12 дек.

²⁶ «Русские ведомости», 1911, 28 авг.

²⁷ ОР ГТГ, ф. 133.

²⁸ Цит. по кн.: Г. Г. Мясоедов. Письма, документы, воспоминания, с. 149.

— 92 —

²⁹ ОР ГТГ, ф. 133.

³⁰ Там же.

³¹ ОР ГТГ, ф. 133, ед. хр. 22.

³² ОР ГТГ. 133, ед. хр. 23.

³³ Цит. по кн.: Г. Г. Мясоедов. Письма, документы, воспоминания, с. 163.

³⁴ ОР ГТГ, ф. 133, ед. хр. 33.

³⁵ «Полтавская речь», 1911, 20 дек.

³⁶ Там же.

³⁷ «Полтавская речь», 1911, 29 дек.

³⁸ В действительности Г. Г. Мясоедов родился в 1834 году.

— 93 —

СПИСОК ИЛЛЮСТРАЦИЙ

Фронтиспис. И.Е.Репин, Портрет Г. Г. Мясоедова. 1886. Гос. Третьяковская галерея

1. В. С. Оголевец. Полтавский монастырь. Этюд.

2. Бегство Григория Отрепьева из корчмы на литовской границе. 1862. г. Пушкин, Всесоюзный музей А.С.Пушкина.

3. Поздравление молодых в доме помещика. 1861. Гос. Русский музей.

4. Портрет Е. М. Кривцовой, будущей жены художника. 1861. Тула, Областной художественный музей.

5. Г. Г. Мясоедов в Испании. Фотография. 1867.

6. К. В. Иванова. Слава Богу! 1896.

7. Угол двора. 1885.

8. Дедушка русского флота. 1871. Ташкент, Гос. музей искусств УзССР.

9. В. С. Оголевец. Пруд в усадьбе Г. Г. Мясоедова. Этюд.

10. Земство обедает. 1872. Гос. Третьяковская галерея.

11. Земство обедает. Фрагмент.

12. Земство обедает. Фрагмент.

13. Чтение манифеста 19 февраля 1861 года (Чтение Положения 19 февраля 1861 года). 1873. Гос. Третьяковская галерея.

14. Г. Г. Мясоедов. Фотография. Ок. 1870.

15. Засуха. 1880. Омск, Художественный музей.

16. Засуха. Фрагмент.

17. И. Е. Репин. Иван Грозный и сын его Иван 16 ноября 1581 года. 1885. Гос. Третьяковская галерея.

18. И. Е. Репин. Этюд к картине «Иван Грозный и сын его Иван 16 ноября 1581 года». Частное собрание.

19. И. Е. Репин. Иван Грозный и сын его Иван. Фрагмент.

20. Страда (Страдная пора. Косцы). 1887. Гос. Русский музей.

21. Крестьянин-косарь. Этюд. 1886-1887. Гос. Третьяковская галерея.

22. Сеятель. 1888. Рига, Музей латышского и русского искусства.

— 94 —

23. Пушкин и его друзья слушают Мицкевича в салоне Зинаиды Волконской. 1907. Ленинград, Всесоюзный музей А. С. Пушкина.

24. Пробный оттиск (Портрет И. И. Шишкина). 1891. Пенза, Картинная галерея.

25. Этюд к картине «Чтение «Крейцеровой сонаты». 1892-1893. Москва, Гос. музей Л. Н. Толстого.

26. Этюд к картине «Чтение «Крейцеровой сонаты». Фрагмент.

27. Этюд к картине «Чтение «Крейцеровой сонаты». Фрагмент.

28. Этюд к картине «Чтение «Крейцеровой сонаты». Фрагмент.

29. Дорога во ржи. 1881. Гос. Третьяковская галерея.

30. Зреющие нивы. 1892. Гос. Русский музей.

31. Родник (Пейзаж с водовозом. Вид в Павленках). 1890 — начало 1900-х годов. Ленинград, частное собрание.

32. Т. Б. Васильева и Г. Г. Мясоедов. Фотография. 1911.

33. Весной. 1890. Иркутск, Областной гос. музей.

34. Г. Г. Мясоедов. Фотография. 1910.

35. Г. Г. Мясоедов на этюде в усадьбе Левицких «Одинцово». Фотография. 1903.

— 95 —

СОДЕРЖАНИЕ

 

  Указатель имен  

Алехин Митрофан Васильевич: 38

Аренский Антон Степанович: 20

Ауэр Леопольд Семёнович: 16, 19

Ашхарумова Варвара Петровна: 37, 81

Балакирев Милий Алексеевич: 6, 83

Бах Иоганн Себастьян: 19, 80

Белозерская Н. А.: 88

Бельговская Александра Петровна: 37, 81

Бетховен Людвиг ван: 20, 74, 80

Бларамберг Иван Фёдорович: 59

Боккерини Луиджи: 20, 24, 68

Бородин Александр Порфирьевич: 19, 20

Брюллов Павел Александрович: 26

Булль Уле (Оле): 20

Бунин Иван Алексеевич: 38

Бухгейм Мария Эрвиновна: 40, 42

Васильева Татьяна Борисовна: 13, 52, 75, 76, 77, 78, 79, 80, 88, 89

Васьков-Примаков П. Г.: 37, 73

Верещагин Василий Васильевич: 85

Вивальди Антонио: 20

Виотти Джованни Баттиста: 20

Владимир Александрович, вел. кн.: 70

Волкенштейн Александр Александрович: 25, 37, 79, 81

Волкенштейн Людмила Александровна: 37

Волкенштейн Ольга Степановна: 37, 81

Волкенштейн Сергей Александрович: 37

Волков Василий Алексеевич: 33, 34

Волконская Зинаида: 64

Гайдн Йозеф: 20

Гартевельд Вильгельм Наполеонович: 16

Гаршин Всеволод Михайлович: 53, 86

Ге Николай Николаевич: 7, 9, 11, 38, 59, 62, 73, 74, 84

Гендель Георг Фридрих: 19

Гоголь Николай Васильевич: 16, 29, 34

Гордлевский А. В. (вероятно Гордлевский Владимир Александрович): 69

Гречанинов Александр Тихонович: 19, 20

Дейтрих, Екатерина Романовна: 37, 73

Дубовской (Дубовский) Николай Никанорович: 26, 62

Забелло Пармен Петрович: 73, 74

Иванов Сергей Васильевич: 9, 12

Иванова (Мясоедова) Ксения Васильевна: 25, 26, 32, 76, 85, 86, 87

Ионин Леонид Алексеевич: 38

Киселев Александр Александрович: 26, 32, 64

Климентов Филипп Федорович: 19, 20, 24, 79

Клобский Иван Михайлович: 38

Комиссаржевский Семен Семенович: 19

Коровин Сергей Алексеевич: 9

Короленко Владимир Галактионович: 28

Крамской Иван Николаевича:  5, 6, 7, 9, 11, 47, 84

Кривцова Анастасия Ивановна: 19, 75, 77, 78, 79

Кривцова (Мясоедова) Елизавета Михайловна: 19, 25, 68, 70, 83, 84, 85

Кюи Цезарь Антонович: 6, 20, 83

Лемох Кирилл Викентьевич: 26, 84

Леонтьев Б. Н.: 38

Маковский Владимир Егорович: 7, 26, 62

Малютин Сергей Васильевич: 9

Марков Алексей Тарасович: 83

Менделеев Дмитрий Иванович: 11, 12, 73

Менк Владимир Карлович: 33, 53

Меркуров Сергей Дмитриевич: 82

Михайловский Николай Константинович: 73

Мицкевич Адам: 64

Мясоедов Иван Григорьевич: 25, 31, 32, 33, 62, 80, 82, 85, 88

Некрасов Николай Алексеевич: 5

Нестеров Михаил Васильевич: 11

Нефф Тимофей Андреевич: 83

Оголевец Виктор Степанович: 5, 8, 10, 11, 12, 13

Оголевец, Степан Яковлевич: 14, 15, 16, 17, 18

Пархоменко Иван Кириллович: 38, 40

Перов Василий Григорьевич: 6, 7, 84

Петр I: 68

Позен, Леонид Владимирович: 33, 37

Поленов Василий Дмитриевич: 11

Поленова Елена Дмитриевна: 9

Попов Лукиан Васильевич: 9

Прянишников Илларион Михайлович: 6, 7, 9

Пушкин, Александр Сергеевич: 64

Репин Илья Ефимович: 7, 8, 11, 12, 46, 40, 52, 53, 59-62, 86

Рубо Франц Алексеевич: 32

Рябушкин Андрей Петрович: 12

Саврасов Алексей Кондратьевич: 6, 7, 84

Семенченко А. А.: 81

Семенченко Сергей Георгиевич: 37, 72, 81

Серов Александр Николаевич: 6

Серов Валентин Александрович: 8, 9, 13

Симиренко Лев Платонович: 37

Склифосовский Николай Васильевич: 37

Старицкий: 81

Стасов Владимир Васильевич: 6, 11, 12, 73, 74, 83

Стеблин-Каменский, Ростислав Андреевич: 17

Суриков Василий Иванович: 8, 12

Толстой Иван Иванович: 70

Толстой Лев Николаевич: 12, 20, 25, 64, 72, 73, 74, 81, 86, 87, 88, 89

Тютрюмов: 85

Файнерман Исаак Борисович: 38

Цысс Григорий Иванович: 40

Чайковский Петр Ильич: 19, 20

Чернышевский Николай Гаврилович: 6

Чертков Владимир Григорьевич: 12, 27, 73, 86

Шаляпин Федор Иванович: 88

Шевченко, Тарас Григорьевич: 16, 81

Шимков Андрей Петрович: 34, 81, 89

Шимкова Анна Андреевна: 37

Шимкова Мария Антоновна: 19, 20, 37, 79, 80, 81

Шишкин Иван Иванович: 7, 8, 11, 62, 84, 86

Шопен Фредерик: 80

Юнге Екатерина Фёдоровна: 11

Ярошенко Василий или Виктор Александрович: 73

Ярошенко, Николай Александрович: 11, 33, 73