История Полтавы

Несколько заметок к Автобиографической Записке И. И. Сердюкова, помещенной в ноябрьской книжке "Киевской Старины" за 1896 г.

• 

Подробности

Просмотров: 6730

Номис Матвей Терентьевич. Несколько заметок к Автобиографической Записке И. И. Сердюкова, помещенной в ноябрьской книжке "Киевской Старины" за 1896 г.

Публикуется по изданию: М. Номис. Несколько заметок к Автобиографической Записке И. И. Сердюкова, помещенной в ноябрьской книжке "Киевской Старины" за 1896 г. // "Киевская старина",  т. LVII, 1897 г., апрель, стр. 157-162.

Перевод в html-формат: Борис Тристанов.

— 157 —

Несколько заметок к Автобиографической Записке
И. И. Сердюкова, помещенной в ноябрьской книжке
"Киевской Старины" за 1896 г.

Касаюсь, в своих заметках, сообщений Записки, имеющих более или менее историческое значение.

1) По Записке (стр. 193) "в 1830 г., во время восстания Польши, в Малороссии формировались казачьи полки по Манифесту Императора Николая Павловича". Восемь малорос. казачьих полков, о которых в Записке здесь говорится, сформировались вследствие Высочайшего указа Правит. Сенату от 6 Мая 1831 г.; следовательно, ни в каком случае они в 1830 г. не формировались.

2) В Записке говорится (стр. 194) ".... в январе месяце 1832 г. на имя генерал-губернатора последовал новый Манифест или рескрипт: бывших 8 казачьих полков собрать и из них 6-ть распределить в регулярные войска, а 2 сформировать в один и отправить на Кавказ".... Может быть, Петербург в это время и входил в какую либо переписку с кн. Репниным о предстоящей судьбе казач. полков, но разрешена их судьба, да и вообще судьба малорос. казаков, особенно относительно воинской повинности, Высочайшим указом Правит. Сенату от 25 Июля 1832 г., — при чем (и это особенно надо принять во внимание в данном случае) о дальнейшем распределении казаков в указе обещано сделать вслед за сим особое распоряжение.

3) На той же 194 стр. говорится: "несчастные казаки, вопреки обещанию и примеру 1812 г., вместо домов должны

— 158 —

были возвратиться в полки на 18 лет". Помянутый в предыдущей заметке указ 25 июля 1832 г. хотя и определил на будущее время для малорос. казаков ежегодный рекрутский набор, но срок воинской службы для них ограничил 15-ю годами, в том числе и для казаков 8 полков 1831 г., с зачетом для последних, в такой 15-ти-летний срок, и времени состояния их в своих казачьих полках.

4) На стр. 194 и 195 рассказывается: что пунктами для сбора казаков и сдачи их офицерам регулярных войск назначены Полтава, Лубны и Чернигов, и распорядителями в эти пункты — в Полтаву сам кн. Репнин, в Чернигов Устимович, а в Лубны — Ханыков и сам автор Записки Сердюков; что Ханыков и Сердюков выехали в Лубны в феврале 1832 г., что занимались там своим делом по генварь 1833 г., сдали казаков прибывшим офицерам и т. д.; что при этом Ханыков и Сердюков всякий день объезжали расставленных по деревням казаков, ласкали их, поили сбитнем, кормили калачами и хорошим обхождением облегчали жалкую их участь... Надо полагать, что посылки Ханыкова и Сердюкова в Лубны в феврале 1832 г. (т. е. раньше указа 25 июля 1832 г.) были распоряжением подготовительным, может быть сделанным вследствие того сношения Петербурга с кн. Репниным, о котором упоминается выше в 3-й нашей заметке; но во всяком случае, распределение казаков в Лубнах в армию последовало лишь пред Рождеством (приблизительно около 20 декабря) 1832 г. и сделано лично самим князем Репниным — чему я был лично очевидцем. Удивительно, что в Записке вовсе не упомянуто даже о пребывании тогда в Лубнах Репнина, и это тем более удивительно, что распределение им самим казаков дело очень характеристическое, произведшее в Лубнах глубокое впечатление. Расскажу о нем поподробнее: кажется, здесь будет это у места; да кстати тут получит некоторое освещение и повествование Записки о сбитне, калачах и т. п. — Когда вступили казаки в Лубны (во второй половине декабря 1832 г.), у нас уроки еще не прекращались (я был тогда в Лубенском училище, девяти-

— 159 —

летний мальчик); но вот уроки прекратились; можно, значит, самому пойти на площадь и поглядеть, как они там собираются, что с ними будет делать Реприй (в Лубенском уезде, в простонародье Репнин был известен больше под таким именем), когда приедет. И ходил я преусердно каждый день на площадь целых два дня, просиживал там с утра до вечера, не смотря на лютые морозы... Казаки все бравый народ был; у некоторых была еще и форма: у кого шапка, у кого шинель — некоторые были даже и при саблях. Но в массе — обыкновенная сельская парубоцкая одежа. Приводят их бывало рано на площадь, старшие поставят лавами. "Стойте же смирно, ничого не вытивайте", скажут и пойдут кому куда надо, а больше всего до козы (к сбитеньщику), приютившейся тут же у площади. Казаки держатся сначала лавы, болтают меж собою, тупают ногами, чтобы их согреть — холодно! Потом лавы начинают понемногу расстраиваться, расползаются по площади, образуют кучки, борятся, гоняются друг за другом, у тиснои бабы играют где-нибудь под забором... Потом вся эта масса впезапно, мов гедзь ии укусив, как лавина обрушивается на ряды торговок, облепляет их — мужской регит, женский визг и брань... Но вот от козы летят старшие, огреют ципками казаков одного-другого — и лавина быстро отдала назад, шикуєтся в ряды... а торговки оправляются, ругаются на чем свет стоит пред соболезнующими старшими... но стоит им только взглянуть одна на другую — хохот между ними поднимается всеобщий... "Тьфу", плюнут старшие, и направо кругом к казакам; снова лавы, слова: ничого не вытивайте, коза, лавина, тьфу и т. д. На третий день рано по всему городу разнеслась весть, что ночью Реприй приехал: весь город высыпал на площадь... Казаки, уездами, построились в громадное каре, тихо, понурые... возле гауптвахты, за нею и за железными лавками офицеры с своими командами, явившиеся забирать себе казаков — в парадной форме; на гауптвахте, вместо конных артиллеристов, квартировавших в Лубнах, заняли караул жолтые уланы или гусары — не помню... Но вот является Репнин, седой старик, в шубе и фуражке, из-под шубы вид-

— 160 —

неются красные лампасы на брюках... возле него какой-то помоложе военный, тоже в шубе и фуражке. ("Кто это? что это?" шепчутся в толпе. — "Отютянт"! важно произнесла стоявшая недалеко от меня какая-то щедушная барыня)... Тихо, с серьезным лицом, вошел в каре Репнин, за ним толпою двинулись все подъехавшие офицеры и всякое начальство, не весть откуда взявшееся... Репнин пошел сначала по всем четырем фасам каре, здороваться с казаками, а поздоровавшись, вышел на средину на 1-е и велел казакам громким голосом слушать царское повеление. Адъютант прочел царское повеление тоже громким голосом, но его никто не разобрал, да и разбирать было не зачем: все знали наперед, в чем дело — раскассировывались казацкие полки... Тем не менее, по прочтении, Репнин снова пошел по всем фасам, коротко разъясняя казакам царскую волю, чтобы они послужили в армии, каждый раз, за разъяснением, спрашивая — "поняли"? Кто буркнул: поняли, а большею частию молчали. Обошедши вси четыре фаса кругом, Репнин снова пошел вдоль первого фаса и, ставши посредине: "Ну, ребята", спрашивает, "где бы вы желали служить — в уланах, гусарах, артиллерии — где"? — Молчание. — "Говорите — где?" — Снова молчание. Репнин снова начал идти вдоль фаса и, приблизившись к саженному фланговому, в каптанке и черной смушевой шапке, — "Ну, ты бы, например", спрашивает, "где бы желал служить?" Фланговой схватился было за шапку; но или вспомнил, что в строю шапок не снимают, или просто побоялся уши выставить на мороз, остановился на полдороге: "В казаках хочу служить, ваше благородие!" — отрапортовал. — "Эх ты!", говорит Репнин (и при этом мазнул гиганта рукою по шапке сверху вниз, так что шапка надвинулась тому на глаза): "в казаках!... нельзя в казаках!,.. Господа!" поворотился он к наехавшим офицерам, "выбирайте себе!", пошел на средину каре и там остановился со всем начальством, а офицеры бросились звать в каре своих солдат и выбирать... Тут начались сцены неописуемой гадости. В средине каре в не-

— 161 —

сколько тысяч человек, окруженных почти всем населением города и окрестных деревень, приехавшими к казакам отцами и матерями, а может быть и женами, — офицеры с солдатами ходят по фасам, и кто им понравится, — выводят из рядов, осматривают их, ощупывают, велят рот открывать — туда заглядывают: точь-в-точь, как на невольничьем рынке, а еще проще — как на ярмарках на лошадином или рогатого скота точке... В публике вокруг каре начало замечаться какое-то движение, кое-где послышались женские рыдания... Репнин не выдержал!... "Прочь!" закричал он каким-то рвущимся скрипучим голосом, "прочь, прочь! казаки по местам!" Солдаты бегом бросились из каре, офицеры в свиту за Репнина, казаки в свои места в ряды... А Репнин, подошедши к одному из фасов, сам начал: "Раз, два, три, четыре... десять — уланов! раз, два, три, четыре... десять — гусаров!", а уланы, гусары и т. д. только бегом за ним, подхватывают для них отсчитанное и уводят за каре в ближайшие улицы... Чрез час все казаки были разделены и уведены куда-то, Репнин и начальство тоже куда-то девались, публика, повесивши головы, разбрелась по домам... Так-то в Лубнах казаки лично самим Репниным разделены в полки и оттуда они тотчас и совершенно исчезли.

5) Здание Полтав. Института, построенное бывшим малороссийским генерал-губернатором, князем Н. Г. Репниным, Записка (стр. 198[7]) называет четырехэтажным, а оно теперь, как и было в 1841 г., при оставлении Г. Сердюковым Полтавы, лишь в три этажа.

и 6) Причиною отозвания Репнина из Полтавы и случая в Царском селе в 1835 г. Записка выставляет (стр. 195 и 196) недостаток казенных сумм (т. е. сумм Приказа Общественная Призрения). По всей вероятности, оно так было, хотя, по ходившим слухам, тут сильно примешались (особенно в истории в Царском Селе 1835 г.) дворские интриги. Как бы, впрочем, не было, тут не лишнее иметь в виду, что под осень 1832 г. (а может быть 1833 г., точно не помню,) го-

— 162 —

сударь был в Лубнах (смотр делал стоявшей там конной артиллерии: я лично его там видел), а из Лубен поехал в Полтаву [Николай І посетил Полтаву 11 сентября 1832 г. - Т.Б.]; следовательно, он в это время лично мог познакомиться с постройкой института и с вопросом о недочете сумм в Приказе.

М. Номис.