История Полтавы

Рецензия: Стешенко И. Поэзия И. П. Котляревского

• 

Подробности

Просмотров: 635

Агатангел Крымский. Рецензия: Стешенко И. Поэзия И. П. Котляревского.

Подается за изданием: Крымский А. Е. Рец.: Стешенко И. Поэзия И. П. Котляревского (К столетнему юбилею его «Энеиды»). 1. Котляревский и Осипов. 2. Котляревский в свете критики. К., 1898. — Этногр. обозрение, 1901, кн. 50, № 3. с. 143—148.

Источник: Електронна бібліотека "Чтиво".

Перевод в html-формат: Борис Тристанов.

В книгу И. Стешенко вошли его работы, которые публиковались в "Киевской старине": И. П. Котляревский и Осипов в их взаимоотношениях (1898, т. 62, кн. 7—8, с. 1—82) и И. П. Котляревский в свете критики (1898, т. 62, кн. 7—8, с. 83—151; кн. 9, с. 267—316; т. 63, кн. 10, с. 1—32).

Крымский А. Е.. Рецензия: Стешенко И. "Поэзия И. П. Котляревского" — 143

И. Стешенко. Поэзия И. П. Котляревского. (К столетнему юбилею его Энеиды). 1. Котляревский и Осипов. 2. Котляревский в свете критики. Киев. 1898. Стр. 1-332.

Произведена т. н. творца новой малорусской литературы И. П. Котляревского имеют такое важное этнографическое значение, что вполне уместно поговорить на страницах "Этнографического Обозрения" о книге г. Стешенко. Общая мысль первой части труда г. Стешенко, носящей заглавие: "Котляревский и Осипов", вкратце заключается вот в чем. Форма перелицованной малорусской Энеиды Котляревского вполне сходна с формой перелицованной русской Энеиды Осипова как по стихотворному размеру, так и по построению строф; по содержанию же многие строфы обеих Энеид, малорусской и русской, совпадают довольно близко, а иные — почти буквально; но так как Энеида Осипова вышла в 1791 году, а Энеида Котляревского уж в 1798 году, то надо заключить, что подражал Котляревский Осипову, а не Осипов Котляревскому. Справедливость этого замечания подтверждается еще тем обстоятельством, что в обеих Энеидах есть места, вполне сходные с более ранней пародической Энеидой Блумауэра (1784), написанной на немецком языке, которого Котляревский, по свидетельству биографов, не знал; совпадения Котляревского с Блумауэром могут объясняться, значит, только тем, что Блумауэром пользовался Осипов, а Осиповым Котляревский. Достаточно было бы страниц даже четырех, чтобы вполне научно мотивировать эти положения; но г. Стешенко счел нужным произвести это на 82 страницах довольно мелкой печати. Такой большой объем происходит не столько от обстоятельности в деле исследования, сколько от нагромождения ненужных сырых материалов, от частых повторений одной и той же мысли и от наклонности опровергать такие догадки, который едва ли могли кому-нибудь прийти в голову. Взглянем для образца на стр. 34-37, где у г. Стешенко приведены параллельные выписки из Энеиды Котляревского и Энеиды Осипова и где в числе параллелей есть, например, такие:

Крымский А. Е.. Рецензия: Стешенко И. "Поэзия И. П. Котляревского" — 144

Предсказания Сивиллы:

Описание благородной женской красоты:

Окончивши эту последнюю порнографическую выписку, г. Стешенко говорит: "Прежде всего напрашивается обычный в таких случаях вопрос: не является ли близость между обеими переделками именно потому, что авторы одинаково пользовались общим первоисточником — Энеидой Вергилия? Но небольшая доза сообразительности (даже очень небольшая! А. К.) и, кроме того, самое сравнение общих мест славянских переделок с римским их оригиналом дает на упомянутый вопрос чисто отрицательный ответ" (стр. 34). Высказавши свою уверенность, что небольшая доза сообразительности избавит читателя от мысли искать у Вергилия военных артикулов смерти, шутовского языка Сивиллы и скабрезных описаний девственной красоты, г. Стешенко все таки посвящает затем стр. 34-37 доказательствам, что серьезный характер Вергилиевой национальной поэмы не допускает сатирического, насмешливого отношения к национальным богам и героям, и что Вергилий не мог же писать сам на себя пародию. Для каких дикарей-читателей предназначено это обстоятельное разъяснение, не понятно. Во всяком случае, оно совершенно напрасно занимает немало места в книге Стешенко, который, занявшись сличением чисто внешней стороны разных Энеид, упустил из виду сличение их внутреннего родства или неродства, т. е. выяснение самостоятельности

Крымский А. Е.. Рецензия: Стешенко И. "Поэзия И. П. Котляревского" — 145

Котляревского. Правда, г. Стешенко много раз повторяет, что малорусская Энеида Котляревского, несмотря на свою подражательность русской Энеиде Осипова, есть произведение вполне самостоятельное, потому что отличается талантом и юмором, которого нет у Осипова. Но в чем же, собственно, виден неталант Осипова и самостоятельный талант Котляревского? От литературного исследования, озаглавленного "Котляревский и Осипов" и трактующего о независимости новой малорусской литературы, мы вправе ждать ответа прежде всего на этот вопрос. В труде П. И. Житецкого "Энеида Котляревского" (вышедшем уже после появления в свет книги г. Стешенко) показано фактически, осязательно и обстоятельно, каким образом Котляревский влагал и юмор и талант в переделку бездарного сочинения Осипова. У г. Стешенко этот самый существенный пункт совершенно не выяснен, хотя в то же время исследователь, как видим, считал нужным уделять время излишнему и несущественному опровержению мнений тех воображаемых читателей, которые вздумают искать Сивиллу-шутовку у Вергилия.

Совершенно иначе написана г. Стешенко первая часть второго отдела его книги, озаглавленного: "Котляревский в свете критики". Исследователь тщательно ознакомился со всем, что когда-либо писано было о Котляревском с 1816-го года, не исключая даже самых мелких заметок и случайных, попутных упоминаний в одну-две строки. Хронологическому обозрению и подробному изложению всех сведений и отзывов о Котляревском посвящены стр. 83-151 его книги, т.-е. более трети. Помнится, где-то в печати было недавно указано, что г. Стешенко должен был употребить на свой труд более года, и этому поверить можно, так как ему приходилось усердно рыться во всяких старинных изданиях, редких и малодоступных, — например, в провинциальных газетах. Те отзывы и мнения о Котляревском, которые носят характер, благоприятный для него, г. Стешенко только излагает, а неблагоприятные сопровождает небольшими полемическими замечаниями. Таким образом, кропотливый труд его совершенно ясно показывает эволюцию взглядов общества (и обыкновенной читающей публики, и ученых историков литературы) на деятельность Котляревского.

Сделавши обзор чужих воззрений, г. Стешенко старается подвести им резюме и, уж от себя, окончательно определить историческое значение литературной деятельности Котляревского и эстетические достоинства его произведений: "Перелицьованої Энеїды", "Оды до князя Куракина", "Наталки-Полтавки" и "Москаля-Чаривника". Этот отдел (стр. 151-200) — самая слабая часть в исследовании г. Стешенко. Требуется, например, прежде всего решить вопрос, была ли пародированная Энеида Котляревского, панегирическая "Ода до князя Куракина" и прочие его произведения достойным, национальным проявлением малорусского духа, или же, как утверждал Кулиш, это была антинациональная балаганщина, предназначенная для потехи обруселых панов, насчет простого народа, и крайне обидная для малорусского национального самосознания.

Крымский А. Е.. Рецензия: Стешенко И. "Поэзия И. П. Котляревского" — 146

Единственным способом решить этот вопрос фактически, а не априорно, было бы научное сличение произведений Котляревского с целым рядом произведений малорусской литературы XVIII века. Такое сличение (теперь уже произведенное П. И. Житецким) выяснило бы тесную, органическую, генетическую связь Котляревского с прежней малорусской литературой, показало бы, что перелицованная Энеида является больше всего прямым продолжением литературы "дяків-пиворізів", а драматические произведения Котляревского, в частности, — преемственным продолжением малорусских интерлюдий, что, одним словом, по выражению Житецкого — "корни Энеиды лежат в ее прошлом". Раз это выяснено, то уж излишним делается самый вопрос, патриотом ли был Котляревский или непатриотом. Необходимость таких исторических исследований сознает сам г. Стешенко, и в заключительном отделе своей книги он настойчиво утверждает, что сочинения Котляревского — преемственное продолжение малорусской литературы XVIII столетия, но как и в чем видна эта преемственность — этот вопрос г. Стешенко не выяснен; научных исследований и сличений в области старинной малорусской литературы г. Стешенко не предпринимает, и таким образом для доказательства национальной серьезности перелицованной Энеиды у него остаются преимущественно априорные соображения о малорусском патриотизме Котляревского, которые, конечно, всегда есть возможность оспаривать. Приведу наиболее характерные места из стр. 152-154: "У Осипова, автора русской перелицованной Энеиды, было целью дать карикатурное изображение приключений Энея, способное потешить публику ¹⁾ насчет представителей классического мира. Для достижения своей цели Осипов поставил последний в великорусскую обстановку. Прочитав русскую Энеиду, Котляревский, в противоположность ей, захотел создать Энеиду украинскую, захотел облечь богов и героев ее в народно-национальные одежды. Чему же приписать появление национальной ²⁾ формы последней? Котляревским в данном случае руководила народная гордость". Далее г. Стешенко сообщает, что у многих малоруссов конца прошлого века действительно была национальная гордость. Но ведь отсюда еще не следует обязательно, что она поэтому должна была быть и у творца потешной "Энеиды", а все предыдущее априорное рассуждение г. Стешенко прямо-таки несостоятельно. В самом деле: кто, подобно Кулишу, будет утверждать, что Котляревским руководило только антинациональное желание поиздеваться над простым малорусским народом, тот всегда может возразить, что применение Котляревским малорусского языка и малорусской обстановки для целей смехотворных, перенесение богов и героев в малорусские хаты и вложение в их уста мужицкого языка малорусского в качестве высшей комической ненормальности, способной вызвать сугубый смех, служит самым сильным доказательством нарочитого презрения к

¹⁾ Курсив мой.

²⁾ Т. е. малорусской.

Крымский А. Е.. Рецензия: Стешенко И. "Поэзия И. П. Котляревского" — 147

этому языку. Только историческое изучение малорусской литературы XVIII в. может снять с Котляревского укоры в его антинародности, но, как я уже с сожалением отметил, такого то изучения у г. Стешенко почти и нет.

Нежелание осматриваться на старинную малорусскую литературу вредно отразилось у г. Стешенко иногда даже в области чисто-литературного понимания произведений Котляревского. Так, по поводу песни Возного: "От юних лїт" г. Стешенко замечает, что она написана по-русски (стр. 188). Но г. Стешенко не высказал бы такого мнения, если бы обратил внимание на другую песню, вложенную в уста того же Возного: "Всякому городу свой нрав и права". Песня эта (как г. Стешенко несомненно знает) — сочинение не Котляревского, а народного украинского философа — Сковороды. Речь ея — книжное семинарско-малорусское язічие; вот так же и песня "Отъ юныхъ лѣтъ не зналъ я любови" (читается "От юных лит нэ знал я любовы") составлена не на русском языке, а на том же язычии, характерном для круга почитателей Сковороды. — В других отношешях литературная критика г. Стешенко обыкновенно бывает справедлива, хотя страдает по временам чрезмерной дифирамбичностью. "Энеида" Котляревского, говорит он, напоминает нам более всего "Мертвые Души" Гоголя, с которыми наша пародия имеет много общего, именно в изображении типов: произведения обоих украинцев представляют действительные эпопеи украинской нации; только наша поэма далеко шире русской и по замыслу, и по исполнению" (стр. 160). Оставляя в стороне вопрос, почему великорусские "Мертвые Души" должны быть эпопеей именно украинской нации, отметим только чудовищное преувеличение последних слов, напечатанных у нас курсивом. "Мертвые Души" Гоголя можно перечитывать каждый год, — и каждый год с новым увлекательным интересом: начавши читать "Мертвые Души", не хочешь оторваться от многократно читанной книги, пока не дочитаешь ее до конца; между тем, для чтения Энеиды Котляревского во второй раз, а особенно для чтения подряд — требуется известная доза храбрости: первые песни еще читаются с интересом, но чем дальше — тем интерес ослабевает, однообразие начинает приедаться, грубый шарж отталкивает от себя, и чтение (если оно вызвано не какими-нибудь специальными научными целями) делается прямо утомительным. Не даром поэтому и Минский (вообще, отнесшийся к Котляревскому сочувственно) печатно заявил, что вторая половина Перелицованной Энеиды — менее талантлива, чем первая ¹⁾, а Данилевский, в своей статье о Квитке, высказал еще более откровенное мнение, что "в Энеиде заключается порядочная частица снотворности и воды" ²⁾. А уж если сопоставлять у автора "Перелицьованої Энеїды" и автора "Мертвых Душ" силу их юмора, то не лишне напомнить тоже известные г. Стешенко (стр. 101) слова проф. А. Котляревского, несомнен-

¹⁾ Новь, 1884, № 4.

²⁾ В своем сборнике: Украинская Старина, 1886, стр. 198.

Крымский А. Е.. Рецензия: Стешенко И. "Поэзия И. П. Котляревского" — 148

ного малорусса-патриота: "Малороссиянин и теперь не без удовольствия прочтет Энеиду Котляревского и посмеется вдоволь, да не тем смехом, которым смеемся мы при чтении свежих произведений Гоголя". — Пусть даже считаются всякие такие мнения субъективными, — г. Стешенко ничем их не опроверг и противопоставляет им только свое субъективное же мнение, что по таланту Котляревский выше Гоголя. Меньшее, но все-таки еще значительное преувеличение является у г. Стешенко в его напрасных стараниях доказать художественность посредственного водевиля: "Москаль-Чаривник". Кулиш (нашедший в этом пункте множество последователей для своего мнения) совершенно справедливо и притом доказательно, в том числе путем сопоставлений с "Простаком" Гоголя-отца, отметил неестественность и натянутость типов и положений в названном водевиле Котляревского. Г. Стешенко не соглашается с Кулишом, но ничем опровергнуть его не может, и все опровержения его сводятся в сущности к простому отрицанию воззрений Кулиша: по заявлениям г. Стешенко, типы водевиля "Москаль-Чаривник" жизненны и естественны. Правда, "некоторую ненатуральность" признает за ними в конце-концов и сам г. Стешенко (стр. 198), но это ему не мешает остаться при убеждении, что "Москаль-Чаривник" есть произведение художественное. Все это кажется преувеличенным, особенно потому, что и стилизовано данное место (стр. 189-198) не совсем удачно. Из дальнейшей заключительной главы исследования г. Стешенко (стр. 202) вполне ясно видно, что г. Стешенко имеет в виду художественность только относительную, — литературные достоинства в "Москале-Чаривнике" он усматривает едва ли не исключительно потому, что это был первый чисто малорусский водевиль; появись "Москаль-Чаривник" теперь, в эпоху полного расцвета малорусской драматической литературы, г. Стешенко, очевидно, счел бы такой водевиль за очень посредственное или даже вовсе неудачное произведение. К сожалению, в надлежашем месте, при самом разборе "Москаля-Чаривника", эта точка зрения не выставлена ясно, и потому восхваление "художественности" "Москаля-Чаривнива" прямо кажется гиперболическим.

В последней главе (стр. 201-232) г. Стешенко отмечает те условия, при каких создалась поэзия Котляревского, и указывает на ее огромное влияние и значение в новой малорусской литературе. Много здесь затронуто пунктов спорных, но в конце концов для уяснения истории малорусской литературы эта глава исследования г. Стешенко имеет несомненную важность. Да и вообще о всей книге г. Стешенко мы должны сказать, что, несмотря на ее некоторые слабые стороны, отмеченные нами, она является чрезвычайно полезным трудом, с которым серьезно придется считаться всякому историку малорусской литературы.

А. Крымский.